Что происходит с культурным наследием в Крыму?

Как смена суверенитетов сказалась на крымской культуре, в частности, на археологии? Что же происходит на самом деле с культурным наследием, с академической археологией на полуострове? В студии – сотрудник института археологии Национальной академии наук Украины Вячеслав Баранов.

Радио Крым.Реалии/ Археология на полуострове

– Вячеслав, насколько вообще крымская археология как таковая была завязана, вплетена в контекст украинских научных процессов?

Вячеслав Баранов

– Тут нужно начать даже не с последних десятилетий, а гораздо раньше. Зарождалась крымская археология как часть общей Российской Империи. Потом долгое время, когда Крым находился в составе РСФСР, она была все-таки частью российской. Но затем начался достаточно активный отход. И уже в 70, 80, 90-е годы крымские археологи были достаточно слабо связаны с Москвой и Питером, двумя центрами археологии в России. И гораздо более тесно были связаны с Киевом. Объяснений здесь много, одно из которых то, что отдел археологии Крыма, который трансформировался в Крыму в некий институт археологии, был частью института археологии академии наук УССР. Он так и назывался: отдел археологии античного и средневекового Крыма, если не ошибаюсь. И большинство исследователей защищались и публиковались зачастую в украинских журналах. То есть, это сохранилось и в девяностые и в двухтысячные годы, во многом даже контакты и связи, в силу понятных причин, стали более тесными. И, кроме того, собственно в девяностые годы в Крыму родилось еще одно направление – археология палеолита. Школа палеолитическая к двухтысячным годам заняла уже более прочное положение, стала широко известной во всем мире. И, наверное, одна из наибольших утрат для археологии, для научного мира Крыма – это прекращение после аннексии именно палеолитическая школы, поскольку практически все исследователи палеолита крымского выехали за пределы полуострова и на сегодняшний день перевелись в институт археологии Академии наук.

– Это был такой их политический выбор?

– Да, это был абсолютно осознанный выбор, большинство людей оставили то, что было, и уехали.

– Вот вы говорите, как эволюционировала крымская археология, как она была вплетена собственно в общеукраинский контекст, а потом случился февраль-март 2014 года, такой абсолютно неожиданный для всех процесс… Какие изменения произошли в крымской археологии, тем более, что Крым на сегодня – это регион, мягко говоря, со спорным правовым статусом. Хотя для многих это более чем однозначно – аннексированная территория. Как меняет этот новый юридический статус такую бытовую ткань существования академической науки в Крыму?

– Во-первых, есть решение Генеральной ассамблеи ООН, котороя говорит, что Крым – это аннексированная территория. То есть, несмотря на то, что нравилось или не нравилось Российской Федерации, она, по мировому мнению, она ее захватила, удерживает, она фактически ее аннексировала. То есть, после этого наступила достаточно сложная правовая коллизия для археологии. С одной стороны, есть конвенция ЮНЕСКО, которая запрещает археологические исследования на аннексированных территориях. Причина проста: если территория аннексирована, то очень велика вероятность, что памятники будут банально разграблены. В данном случае это касается не только Крыма. С другой стороны, эта же конвенция разрешает проведение археологических исследований на памятниках, которые разрушаются. То есть если планируются строительные работы, памятник в ходе них будет разрушен. В этом случае конвенция предусматривает, что археологические исследования все же необходимы. И вот здесь уже люди, которые сознательно проводят научные исследования, нарушают эту конвенцию, а те люди, которые проводят охранные исследования – ее не нарушают.

– А чем чревато нарушения конвенции?

– Во-первых, все-таки нарушение международного права чревато тем, что человек становится персоной нон-грата на мировых научных, скажем так, рынках. Он в принципе будет не рукоподаваем, к нему будут относиться достаточно нехорошо. Кроме этого, в принципе, Украина имеет право в этом случае, я думаю, подавать в суд на людей, которые проводят исследования.

– Вы говорите о том, что любая археология условно делится на 2 подтипа: это научная археология и охранная археология, та, которая проводится на месте будущего строительства. Вот специфика российского законодательства в сфере охранной археологии. Вы говорили мне до эфира, что она отличается от украинской реальности. В чем разница?

– Да, отличается достаточно заметно. И Украина, и Россия начинали из одной примерно исходной точки законодательной Советского Союза, где была исключительно государственная собственность, где работал в основном либо институт археологии, либо музеи. Но затем в 91-м году, разойдясь в разные стороны, Украина и Россия пошли по разному пути. Украина оставила исключительное право проведения археологических исследований за государственными институциями. То есть в Украине не имеют права частные лица проводить исследования археологические – только либо академические учреждения, которые имеют право раскопок, либо музеи, в которых есть отделы археологии. Россия пошла по пути создания частных археологических компаний, в том числе. То есть там имеют право и государственные учреждения, которые должны проводить археологические исследования по уставу, и частные компании археологические. И вот здесь Россия вошла в достаточно сложную ситуацию. В тотально коррумпированном обществе… Будем откровенны: и украинское, и российское общества тотально коррумпированы, это касается представителей власти и там, и там.

По закону положено, что строители платят деньги за эти исследования, зачастую деньги немаленькие, поскольку качественные археологические исследования – дорогостоящий процесс. И вот зачастую эти тендеры в России выигрывают частные компании, которые вместо археологических исследований фактически уничтожают памятник, прикрываясь тесными коррупционными связями с представителями власти.

– То есть у них есть выбор: не столько исследовать памятник, сколько освоить деньги?

– Да, безусловно. Мне такие случаи известны по Таманскому полуострову. В Крым пока эта практика порочная, слава Богу, не пришла, но вполне вероятно, что придет. В Крыму уже созданы частные археологические компании, но пока они созданы археологами и работают в них археологи, которые работали до этого в Крыму.

– Но если придут какие-то «варяги» с материка, которые будут ставить вопрос получения коммерческой прибыли, а не вопрос научных изысканий, то ситуация может измениться к худшему.

– Я подозреваю, что, скорей всего, она и изменится к худшему, поскольку в остальной части Российской Федерации именно такая ситуация. Насколько мне известно, археологи, которые работают за пределами Крыма, уже начали пытаться проникать в сферу охранных исследований. Думаю, что ситуация будет развиваться по пути прихода на территорию Крыма частных компаний.

– Мы помним, что в Крыму было несколько объектов, которые были включены в список объектов культурного значения ЮНЕСКО. А некоторые крымские памятники готовились к включению, как, например, речь шла о Бахчисарайском историко-культурном заповеднике, о ряде его объектов. Сегодня, когда все произошло так, как произошло, – какая судьба у этих объектов?

– Насколько помню, в состав памятников ЮНЕСКО был включен только Херсонес на сегодняшний день. На остальные были подготовлены досье, но не успели эти досье презентовать. Главная проблема, которая сейчас перед нами стоит – это Херсонес. Он находится в наиболее милитаризированной и наиболее важной с точки зрения современного российского присутствия в Крыму зоне. Поэтому можно предположить там достаточно активные строительные действия, прежде всего, военного характера. Мне представляется маловероятным, что военные будут учитывать интересы науки и интересы самого памятника при проведении строительных работ и при строительстве новых военных баз. Кроме того, с Херсонесом случилась уже вторая проблема, которой, наверное, мало кто ожидал и которая, ввиду клерикализации российского общества, возможно, и дальше будет развиваться. Все мы помним, наверное, историю с назначением директором Херсонеса настоятеля местной церкви, абсолютно непрофессионального человека, который в принципе не имеет права руководить подобным заповедником. Очень хорошо, что общественность (музейная, прежде всего) активно встала на защиту самого заповедника. Очень хорошо, что российская власть их услышала и отменила это очень спорное решение, которое могло привести к необратимым последствиям, очень плачевным для самого заповедника. На сегодняшний день назначен, если я не ошибаюсь, исполняющим обязанности достаточно профессиональный представитель музея, который работает всю жизнь в этом музее. По крайней мере, можно ожидать, что они сделают все от них зависящее, чтобы музей максимально сохранился. Совсем другая история с теми заповедниками, на которые было составлено досье, которые готовились к тому, чтобы стать объектами ЮНЕСКО. Бахчисарайский заповедник – крайне сложный. Он включает в себя огромный массив памятников самых разнообразных. К сожалению большому, одним из первых решений музейных властей на тот момент была смена директорского состава. Нельзя сказать, что оно хорошо отразилось на заповеднике – скорее, крайне негативно. Ушло большое количество хорошо подготовленных специалистов, научная составляющая работы в музее «просела» значительно и заметно. То же самое происходит на других памятниках, на которые готовились досье ЮНЕСКО. Наиболее кричащая ситуация в Генуэзской крепости Сугдея, где директором фактически стал крайне непрофессиональный человек, который, по всем канонам, не должен был возглавлять подобный музей. Есть проблемы с проведением археологических исследований на таких памятниках.

– А есть ли теперь у Бахчисарая, Генуэзской крепости перспективы включения в список ЮНЕСКО, так как они находятся как раз на территории…

– Из России – нет. В свое время наши украинские специалисты предлагали сразу после аннексии, в прошлом году еще, чтобы Украина все-таки подала подготовленные досье на комиссию ЮНЕСКО. В этом случае Россия оказалась бы в достаточно сложной позиции. Наверное, у нее хватило бы возможностей заблокировать этот процесс. Но при такой блокировке она выглядела бы крайне некрасиво и загоняла бы себя все дальше и дальше в правовой тупик. В какой-то мере очень плохо сыграло наше Министерство культуры и наш МИД, которые не захотели подавать это досье. Команда, которая его готовила, потом была Министерством культуры вообще расформирована. В принципе, ошибки, которые делаются – во многом это зависит от нас.

– Так уж получилось, что в Крыму во все годы довольно активно процветало археологическое «грабилово», если угодно. Словосочетание «черная археология», на мой взгляд, является неприемлемым. Прибыль грабителей исчислялась миллионами долларов. По словам Вячеслава Зарубина, сотрудника государственного комитета по охране культурного наследия Крыма, российские власти намерены бороться с незаконными археологическими раскопками на полуострове.

«И еще очень важный момент – это жесткое запрещение работать с металлоискателями, заниматься добычей исторических археологических артефактов. Это уголовно наказуемое Российской Федерацией деяние. Эта огромная беда для Крыма – незаконная, промышленная, не побоюсь этого слова, добыча исторических артефактов – должна быть в Крыму пресечена. Законодательство Российской Федерации позволяет это сделать».

– История борьбы с теми, кто грабит памятники и объекты культурного наследия… Как обстоят дела в Украине и как обстоят дела в России? Можно ли говорить об улучшении или ухудшении ситуации?

– Желание бороться с грабителями было постоянным начиная с 90-х годов. И тот же Вячеслав Георгиевич Зарубин, являясь одним из руководителей комитета, постоянно пытался делать это, и законодательство Украины также позволяет бороться. Проблема-то в том, что при наличии достаточно большого рынка и при наличии больших денег в этом рынке – фактически, каким бы ни было законодательство, оно упирается в коррупционное общество, которое существует и в Украине, и в России. И в этом отношении на сегодняшний день, насколько мне известно, ситуация в Крыму не изменилась. То есть те же самые грабители те же памятники грабят. Особо никто их не преследует. Значительно изменилась ситуация с бытовым грабежом. В Украине в последние десятилетия действительно тотальный характер приобрела мода на металлодетекторы. Это стало своеобразным хобби, люди выходят на памятники, уничтожая 20-30 сантиметров культурного слоя верхнего, вынимая из него все металлические предметы. В этом отношении ситуация сейчас, безусловно, улучшилась в Крыму, поскольку российское законодательство преследует подобное использование металлодетекторов. В отличие от украинского. У нас так и не было разработано.

– Мы понимаем, что после событий февраля-марта, после введения санкций Крым сегодня оказался в изоляции. Варится во внутреннем котле. А международное финансирование археологии в Крыму – насколько оно было значимым в последние годы?

– Оно было достаточно значимым. Прежде всего, оно позволяло вносить в Крым новые технологии, которых там не было. Достаточно много было экспедиций международных, финансировавшийся различными фондами и музеями. В Крыму работал римско-германский институт продолжительное время, был отдельный проект. По палеолиту работал совместный немецкий грант отдела палеолита Крыма, они изучали стоянку на Ак-Кая. Польская экспедиция работала на Тиритаке. Все эти экспедиции фактически прекратили свое существование. На сегодняшний день из международных экспедиций остались только российские – те, которые были и раньше. Украинские экспедиции, которые приезжали из Киева, также больше в Крым не едут. Есть абсолютно четкое понимание, что до тех пор, пока Крым будет оккупирован, ни один украинский археолог, с этической точки зрения, работать в Крыму не будет.

– Еще вопрос. Может быть, абсолютно аматорский, любительский. Но какова судьба археологических находок в Крыму, найденных до февраля-марта 2014 года – и судьба находок, которые сегодня крымские археологи поднимают во время научной работы?

– Опять же, есть правовая коллизия. Дело в том, что музейный фонд – находки – не были собственностью крымской власти, не были собственностью крымских музеев. Они все входили в государственный музейный фонд Украины. И крымские музеи были не владельцами их, а временными распорядителями. К примеру, Эрмитаж, когда вывозит выставку, например, мы слышали от Александра Бутягина про этот знаменитый Мирмекийский клад, он его сам нашел… Безусловно, Эрмитаж уже раньше вывозил эти вещи на другие выставки. Но здесь они сами попали в правовую коллизию: если вывозят вещи без разрешения, они нарушают законодательство. И международные последствия могут быть достаточно неприятными для Эрмитажа.

– Спасибо. Та тектоника, которая случилась на полуострове в феврале-марте прошлого года, затронула самые разные сферы. Не стоит недооценивать масштабов происходящего. Поэтому смотрите на мир широко открытыми глазами.