Экс-комбат батальона «Крым» Станислав Краснов последний раз появлялся на людях в начале сентября. Поводом тогда стало нападение сотрудников ФСБ России на его мать-пенсионерку в Симферополе – ее силой доставили на допрос как свидетеля по делу сына. Краснов заявил, что будет обжаловать действия российских силовиков в Европейском суде по правам человека. Крым.Реалии связались с ним, чтобы узнать, как продвигается подготовка жалобы в ЕСПЛ.
– Станислав, в начале сентября вы собирались увольняться в запас из Вооруженных сил Украины. В каком статусе вы сегодня – военнослужащий, уволенный в запас? Или остаетесь на службе в Вооруженных силах Украины?
– Можно сказать, что уволен в запас.
– Чем занимаетесь?
– Уже около месяца я и наши ребята сформировали на основе нашого батальйона «Крым» крымское подразделение в составе гражданского корпуса батальона «Азов». Мы встретились с нашими фронтовыми друзьями из «Азова», пришли к полному согласию по крымским вопросам, поскольку мы с самого начала, с первого дня нашего создания декларировали, что Крым для нас является приоритетом. И вот сейчас, когда острая фаза противостояния на Донбассе вроде бы закончилась, мы решили все свои усилия переключить на Крым. Так совпало, что мы договорились о создании крымского отделения и буквально через неделю началась блокада Крыма, к которой мы присоединились и участвуем в ней: я – на Чонгаре, другие ребята – на Чаплинке. Мы входим в оргкомитет вместе с Ленуром Ислямовым и другими организаторами.
– Блокада Крыма в начале вызвала энтузиазм у многих – наконец-то, хоть что-то начали делать…А после обысков на блок-постах у пунктов пропуска отношение к ней изменилось. Люди возмущаются, что неуполномоченные законом люди обыскивают, досматривают, нарушают права граждан, пересекающих административную границу с Крымом…
Большая часть озвученных и распиаренных случаев – это информационное противодействие нашим действиям, в первую очередь, со стороны тех, по ком блокада больше всего ударила
– У нас сегодня на совещании этот вопрос обсуждался, и была озвучена мысль о том, что и на Солнце, и на Луне есть пятна. Нет ничего идеального, где-то были перегибы. Сам я не был свидетелем таких случаев. Но мне кажется, что большая часть озвученных и распиаренных случаев – это информационное противодействие нашим действиям, в первую очередь, со стороны тех, по ком блокада больше всего ударила: и по оккупантам, и по нашим украинским олигархам. Поэтому и заказные передачи готовятся, и провокации совершаются. Я подчеркиваю, что большинство известных случаев раздуты искусственно. Первое, о чем говорят парням, которые стоят на блок-постах, на первом инструктаже – соблюдать максимальную вежливость: руками ничего не трогать, в споры не вступать, вести себя максимально корректно. Может, где-то и бывают случаи, когда провоцируют особо дерзко, например, явные сепаратисты, предатели пытаются хамить, удирать, жмут на газ, тогда их задерживают активисты. Это в пределах законодательства Украины о гражданских арестах. Задерживают и немедленно сдают в правоохранительные органы. Такое есть.
– А организаторы блокады что-то предпринимают, чтобы предотвратить такие инциденты?
– Такие случаи были, наверное, в первые дни, когда приехало много участников антитеррористической операции. Это горячие ребята, прямо скажем. Они своими глазами видели, что творили сепаратисты, и когда бывало, что подъезжали люди на дорогих машинах с донецкими номерами и заявляли, что у них родственники в «ополчении», а вы (участники блокады Крыма – КР) все – каратели, то случались серьезные конфликты. И это можно понять. Сейчас для того, чтобы предотвратить подобные недоразумения, проводится тщательный отбор людей для дежурств. Если мы видим, что человек может реагировать слишком эмоционально, то он не дежурит на блок-постах, а занимается, например, хозяйственными задачами, всегда есть работа. А те, кто на блок-постах, проходят несколько проверок.
– Вашего товарища по Майдану и по АТО Александра Костенко российские спецслужбы, по одной из версий, похитили из Киева и вывезли в Крым. Вы сейчас находитесь в нескольких сотнях метров от линии размежевания с российскими пограничниками и военными. Чувствуете ли себя в безопасности?
– Я в любом месте на своей родной земле чувствую себя в безопасности. А если какие-то оккупанты хотят мне причинить зло – пусть попробуют.
– Вы по одну сторону административной границы с Крымом, а ваша мама остается по другую. Что знаете о ее состоянии, о ее положении? Российские спецслужбы оставили ее в покое или давление продолжается?
Она не может выехать из Крыма, поскольку проходит свидетелем по каким-то непонятным уголовным делам. Ее российские пограничники просто не выпустят
– К ней постоянно, два раза в неделю приходят представители спецслужб, полиция, а с недавних пор и налоговики, которые утверждают, что она сдает квартиру и имеет дополнительный доход. Разумеется, никакой квартиры она не сдает, но нервы ей попортить таким образом можно. Такого, как раньше, когда ее силой хватали и привозили на допросы или выламывали двери и проводили обыски, уже около полутора месяцев нет. Чувствует она себя не очень хорошо, сейчас она вроде бы успокоилась, но четыре месяца назад у нее был инсульт в связи со всем происходящим. Она была в больнице, а сейчас вроде бы выздоравливает. Она не может выехать из Крыма, поскольку проходит свидетелем по каким-то непонятным уголовным делам. Ее российские пограничники просто не выпустят, поскольку она занесена в базы данных невыездных.
– А есть у нее адвокат, который помог бы выяснить, по каким делам она проходит в качестве свидетеля?
– Да, есть адвокат Дмитрий Сотников, есть правозащитники-юристы, которых предоставляет Крымская полевая миссия (по правам человека – КР). Первое дело – это по статье 282 Уголовного кодекса России, возбужденное против меня. («Действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы», предусматривает максимальное наказание до двух лет заключения, а при отягчающих обстоятельствах – до пяти лет лишения свободы – КР). Знаю точно, что есть и другие дела, по которым ее допрашивали, но нет достаточно информации, ни статей, ни фигурантов, оккупанты об этом не говорят.
– Вы собирались обжаловать в Европейском суде по правам человека действия российских силовиков в отношении вашей мамы. Какие-то действия предпринимаете в этом направлении?
– Да, мы с Андреем Степановичем Щекуном (председатель общественной организации «Крымский центр делового и культурного сотрудничества «Український Дім» – КР) подготовили заявление, но поскольку я сейчас нахожусь тут, участвую в блокаде, то все остальные дела отложил.
– А вариант возрождения батальона «Крым» вы рассматриваете? Возможно ли его функционирование как боевой единицы?
Если начнутся боевые действия, мы возродим батальон в составе Вооруженных сил Украины и будем отражать агрессию с оружием в руках
– В Вооруженных силах очень сложный бюрократический механизм, много непонятного. Например, в батальоне «Айдар», который воевал больше года, у большинства ребят нет личных дел, хотя это основа всего. В некоторых создаваемых сегодня подразделениях нет до сих пор штатного расписания. Что уж говорить о небольшом отдельном подразделении, как наше. Но если начнутся боевые действия (а есть вариант, что на границе с Крымом они могут начаться, ведь планируется отключение электроэнергии для полуострова, и сегодня с той стороны начались учения российских военных), мы возродим батальон в составе Вооруженных сил Украины и будем отражать агрессию с оружием в руках. Сейчас многие наши товарищи решают свои житейские проблемы, ведь они остались без ничего, без имущества, недвижимости.
– Статус участников боевых действий ваши бойцы получили?
– Нет. Но мы занимаемся этим, объединились с участниками из других подразделений. Здесь мы познакомились с бойцами из сотни «Крым», это батальон «Днепр-1». Мы были в одно и то же время в Песках под Донецком, но тогда не встретились, Пески большие, мы были на разных флангах. А здесь вот встретились. Отличные ребята, будем плечом к плечу воевать в случае агрессии.