Закон о СЭЗ был принят в интересах бизнеса, который имеет активы в Крыму, а не граждан – Андрей Яницкий

Блокада на административной границе с оккупированным полуостровом продолжает оставаться топ-темой. Кто главный «выгодоприобретатель» от того, что товарооборот с Крымом сохранялся все это время? И что произойдет с полуостровом после того, как продовольственные резервы на крымских складах начнут уменьшатся? Эти темы мы обсудили с экономическим экспертом, редактором отдела «Экономика» портала «Левый берег», крымчанином Андреем Яницким.

Экономика оккупированного полуострова

Для справки: спустя полтора года после оккупации Крыма полуостров остается одним из самых дотационных регионов Российской Федерации. По подсчетам Независимого института социальной политики, крымский бюджет формируется на 85% благодаря трансфертам из федерального бюджета. Эта цифра сопоставима с дотационностью кавказских регионов России – Чечни и Ингушетии. По сообщению Министерства финансов Российской Федерации, в 2014 году на Крым из бюджета потратили 125 миллиардов рублей (порядка 3 миллиардов долларов). В 2015 году из федерального бюджета планируется выделить еще как минимум 100 миллиардов рублей. Впрочем, с учетом падения курса рубля, в долларовом эквиваленте поступления в Крым будут в два раза ниже.

– Вот блокада, она имеет несколько ракурсов преломления: какие-то – стратегические, а какие-то – тактические. Для тех крымчан, которые живут на полуострове и которые являются нашей аудиторией, интересно, в первую очередь, следующее: вырастут ли цены?

– Мне кажется, цены выросли еще до блокады, и это был очень удобный предлог для торговцев, чтобы поднять цены. Вы же, наверное, понимаете, что бизнесмен никогда не упустит шанса поднять цены на свою продукцию, если появляется ажиотажный спрос. И такое бывает не только в таких ситуациях, как в Крыму. Вспомните Киев, например, снегопады: всегда вслед за всплеском спроса растут и цены.

– Но в этом повышении цен есть какая-то субъективная, а какая-то объективная составляющая. Если говорить об объективном факторе, украинские продукты в общем рыночном товарообороте на полуострове, это, на ваш взгляд, какой процент?

– Когда я в последний раз был в начале августа в Севастополе и пробежался по магазинам, мне показалось, что все зависит от конкретной торговой точки. Как торговая точка наладила поставки, так и образуется ее товарный ассортимент. Но если брать в общем, то мне показалось, что жители Севастополя отдают предпочтение украинской молочной продукции, местной продукции – крымской, которая тоже, считай, украинская. Потому что российскую и пить якобы невозможно, потому что там все порошковое. И еще всякие тропические фрукты, которые, насколько я понимаю, можно завезти только с территории материковой Украины, а через Керченский пролив их почему-то не привозят или привозят очень мало. То есть найти какие-нибудь киви, финики, ананасы в Севастополе очень сложно, и если находишь, то это завезено, как правило, с материковой Украины.

– Андрей, не однократно говорили, что украинские продукты, которые идут со стороны Херсонской области, не очень-то на полуострове задерживаются и идут дальше. В каком-нибудь условном Симферополе они перегружаются с украинских фур на российские и идут дальше, куда-нибудь в Краснодар.

– Я думаю, что речь идет о продуктах, которые долго хранятся, а вот мясо и какие-нибудь скоропортящиеся фрукты, доезжают только до Крыма. Да, забыл сказать, что все-таки ощущается дефицит говядины, телятины в Крыму, то есть своих коров на полуострове не хватает и приходится завозить. И если говорить о том, куда дальше идут продукты, то отследить это, к сожалению, не представляется возможным. Вы правильно сказали, их перегружают с фуры на фуру. У нас есть свидетельства того, что под Симферополем есть большие склады с перевалкой этих товаров. И есть свидетельства того, что идут какие-то фуры через Керченский пролив в направлении Краснодарского края.

– Андрей пришел к нам сегодня с подарком. Это шпроты в масле, произведенные в Севастополе, на Камышовом шоссе, 55. Дата изготовления – февраль 2015 года. Вся этикетка – на украинском языке, соответственно, штрихкод 482, обозначающий украинскую товарную зону. И, если я правильно понимаю, вопрос товарооборота не односторонний и товар, произведенный на территории аннексированного Крыма, поступает все-таки и к нам?

– Да, товары идут в обе стороны. Насколько я помню, оборот превышает 500 млн долларов в год. И если мы говорим о том, что идет к нам, то это, прежде всего, консервы. Есть два крупных консервных завода – в Севастополе и в Керчи, – и есть еще, конечно, производители вина. Все марки крымских вин представлены на украинских полках в полном ассортименте.

– Однако марки крымских вин – «Инкерман» и «Коктебель», – насколько я знаю, перерегистрировались: «Инкерман» – в Херсонской области, «Коктебель» – в Днепропетровской, – и продают свою продукцию как произведенную в Украине.

– Да, но в Россию ее продают как ту, что произведена на российской территории.

– И это все результат того закона о Свободной экономической зоне, которая позволяет оставлять такое пространство для двоемыслия?

– В случае с вином это просто такая хитрость, чтобы в одной юрисдикции говорить об одном, в другой – о другом. А в целом возможность торговли с Крымом или через Крым возникла благодаря тому, что в прошлом году принят был этот закон. И его, этот закон, пролоббировали три депутата, которые уже не попали в новый парламент. Это Терехин, Ляпина и, боюсь ошибиться, Немировский. Суть в том, что этот абсолютно лоббистский закон был принят в интересах бизнеса, который имеет активы в Крыму, но не в интересах граждан, живущих на материковой Украине.

– Сергей, ну вот согласитесь, представители бизнеса и, в частности, малого бизнеса стали заложниками сложившейся ситуации.

– Да, и когда мы говорили о законе о Свободной экономической зоне в Крыму, то да, он был, конечно, принят в интересах крупного бизнеса, у которого есть активы и в Крыму, и на материке. Если мы говорим о малом бизнесе, то Украина какие бы законы ни приняла, ну, не поможет она никак мелкому предпринимателю на территории полуострова. То есть мелкий и средний бизнес оказались заложниками. Они вынуждены работать по российским законам, вынуждены перерегистрироваться по российским законам. И, конечно, первое, с чем были вынуждены столкнуться предприниматели – это новая законодательная база, это все снова надо перерегистрировать.

– Вы не случайно упомянули о крупных украинских компаниях, которые имели бизнес на полуострове и которые после аннексии постарались разложить яйца по разным корзинкам. Что из крупного украинского бизнеса осталось работать в аннексированном Крыму?

– Все оптовые торговые сети остались. Там «Сильпо», и «Кишеня», и «Эпицентр». Некоторые из них изменили названия. «Эпицентр» переподчинился российскому «Эпицентру», но на самом деле люди остались. Даже если мы посмотрим, кто остался в руководстве крымского мобильного оператора «Крымтелеком», то это те самые люди, которые на МТСе работали.

– То есть фактически получается, что закон о СЭЗ – это история про лоббизм на государственном уровне?

– Это история о том, как крупный бизнес через депутатов смог защитить свои экономические интересы. При том, что никто не вспомнил про интересы простых граждан, которые хотели бы ездить в Крым, допустим, на поезде, как прежде, или получать какую-то помощь от Киева.

– То есть, правильно ли я понимаю, это такое налоговое порто-франко? То есть крупный украинский бизнес, у которого остались там крупные розничные сети, завозит туда украинские товары, продает их там и, соответственно, налоги платит в российский бюджет?

– Да. А есть еще очень большая разница между российскими ценами и украинскими. Не зависимо от того, что в России выше-ниже уровень жизни, можно сказать, что ценовая планка и зарплатная планка в России повыше, чем в Украине. И получается, что, когда Крым де-факто перешел под российский контроль, там поползли вверх не только зарплаты, но и цены.

– И, соответственно, очень выгодно стало в Крыму продавать. Намного выгоднее в Крым загнать фуру с каким-нибудь растительным маслом, продать его на собственной, принадлежащей тебе розничной сети, заплатить налоги в российский бюджет, пользуясь законом о СЭЗ, не заплатить ни копейки в украинский бюджет. А после этого говорить, что любая корректива закона о Свободной экономической зоне – это какой-нибудь «продуктовый геноцид»?

– Да, это так и есть. Более того, самыми ответственными бизнесменами оказались предприниматели-американцы. Вот «Макдональдс» буквально на второй день аннексии закрылся по всему Крыму. Компания понесла убытки. Людям, которые остались без работы, было предложено переехать на материковую часть и там продолжить работу. Вот это хороший пример ответственного бизнеса. Сеть «Сильпо», например, я не думаю, что обанкротилась бы, если б закрыла свои крымские магазины. Да, есть контраргумент, что, если мы закроемся, придут на наше место россияне и прибыли потекут в российский бюджет и в карманы российских предпринимателей. Но тут надо думать или о прибылях, или о каких-то принципиальных вещах.

– Скажите, что, на ваш взгляд, стоило бы делать официальному Киеву?

– Мне представляется правильной идея перекрыть этот товарный поток, но при этом, возможно, следует организовывать какие-то специальные гуманитарные товарные конвои. Для крымчан, для крымских татар, для украинцев Крыма. И это имело бы позитивный эффект, с точки зрения проукраинских настроений в Крыму, мне кажется. Потому что сейчас, если мы перекрываем поток товаров, крымчане воспринимают это негативно, потому что им там рассказывают, что это из-за Киева растут цены. И доля украинских продуктов сейчас не очень велика. Это молочные продукты, фрукты и мясо. То есть основная доля продуктов в Крыму уже замещена.

– Да, но проблема любых гуманитарных поставок заключается еще и в том, что Россия поставляет это на территорию, которая имеет «серый» правовой статус. А Украина вряд ли сможет загнать какой-нибудь «гуманитарный конвой» на территорию Крыма, потому что придется идти через кордон российских пограничников.

– Мне нравится, что, по крайней мере, начали хоть что-то делать. Потому что до этого выглядело так: «Давайте примем какой-то закон, чтобы ничего не делать». А сейчас происходит какое-то движение, попытки переломить ситуацию.

Сложно говорить однозначно. Но, по крайней мере, главный плюс тех событий, которые происходят сейчас вокруг Крыма, это то, что Крым снова вернулся в медийную повестку и как минимум дискуссия о судьбе полуострова начала звучать не только в нашем эфире, но и на многих телеканалах, радиостанциях, страницах интернета и бумажных СМИ. И это очень здорово, потому что без этой дискуссии мы не будем понимать, в какую сторону нам плыть. Если у нас нет траектории движения, то ни один ветер не будет для нас попутным.