Тяжелые времена последних восьмидесяти лет, включая «крымскую весну», кроили и продолжают кроить по живому судьбу украинца Анатолия Резниченко из Партенита (Большая Алушта).
Оздоровление под Медведь-горой
Два с половиной года назад мы долго разговаривали с Анатолием Резниченко, консультантом-пульмонологом, полковником медицинской службы в отставке, заслуженным врачом Украины, в его оргметодкабинете на территории тогдашнего Центра медицинской реабилитации и санаторного лечения Минобороны Украины «Крым» (ныне это одноименный военный санаторий Российской Федерации). В ведомственной здравнице почти 43 года назад Резниченко буквально с «нуля» создавал пульмонологическое отделение, долгое время его возглавлял, затем работал ведущим терапевтом. «Анатолий Иванович – грамотный и добросовестный врач, его отношение к профессиональному делу, жизненная позиция заслуживают уважения», – был краток начальник Центра Геннадий Барамия.
Медицинскими справочниками и слишком свежими специализированными журналами были заставлены шкаф и все полки. Причем вся эта литература им тщательно перечитана с карандашом
Так же заботился 82-летний собеседник и о своей физической форме. Ранее целый год купался в море, со временем утреннее нагрузки сузил до пробежки («надо во всем знать меру») на Медведь-гору. Сейчас же обязательна ежедневная ходьба на свежем воздухе – непременно не менее тридцати тысяч шагов.
Сегодня Анатолий Иванович консультаций больше не проводит. Ведь по российским законам, оказывается, на это требуется соответствующая лицензия. Иначе – уголовное дело. Даже если у человека, как у того же Резниченко, изрядная врачебная практика и диплом военно-медицинской академии. А еще два года назад к медику приезжали на консультации его новые и бывшие пациенты отовсюду – с ближнего и дальнего зарубежья, например, из Германии и Швейцарии. Причем как рядовые граждане, так и довольно известные лица. Скажем, такие, как экс-прима Большого театра Елена Образцова. В свое время Анатолий Иванович курс санаторного лечения лично назначал советским министрам обороны маршалам Сергею Соколову и Дмитрию Язову, маршалу Владимиру Толубко, адмиралу Сергею Горшкову, писателю Константину Симонову, публицисту Тимуру Гайдару и еще нескольким тысячам людей, которые в прошлые десятилетия пользовались услугами ведущей здравницы оборонного ведомства на крымском Южнобережье.
Конечно, во врачебной практике господина Резниченко случалось всякое. Взять хотя бы историю с последним министром обороны СССР Дмитрием Язовым. «Не буду слишком детализировать, – вспоминал Анатолий Иванович, – просто у него я диагностировал одну болезнь, о которой ему раньше никто не говорил. Назначил курс лечения и в соответствии с ним режим питания. Обо всем этом доложил начальнику санатория, тот в свою очередь – профессору-генералу с главного военно-медицинского управления, который тогда тоже у нас отдыхал. Мой диагноз оказался в итоге правильным, однако генерал посоветовал мне... больше «не демонстрировать свою ученость перед министром обороны». Оказывается, предварительный диагноз Язову подписали двенадцать профессоров, а здесь, видите, умник из какого-то санатория нашелся».
По родительскому совету
...Со своей будущей профессией, как это обычно бывает, Анатолий Иванович определился еще в раннем детстве. «Учись, Толя, – вторил ему отец, – станешь таким уважаемым человеком, как наш Павел Андреевич». Павел Андреевич работал фельдшером детдома в их селе Цапли, что на Днепропетровщине. Даже в будни всегда ходил в костюме и носил галстук, чем разительно отличался от других жителей села. Однако наибольшее впечатление на деревенского парня произвели еще невиданная чистота и порядок в фельдшерском кабинете, куда привел его отец.
В Ленинградскую военно-медицинскую академию был зачислен только с... четвертого раза
В 1946 году Анатолий поступил в фельдшерско-акушерскую школу в Днепропетровске. Позже учился в Киевском военно-медицинском училище, служил офицером-медиком в авиачастях на Дальнем Востоке. В Ленинградскую военно-медицинскую академию был зачислен только с... четвертого раза. «На первой мандатной комиссии меня спрашивают: «С какой области родом?» – «С Днепропетровской». – «Так, на оккупированной территории был?» – «Был». Далее генерал, председатель выездной комиссии, просит меня назвать фамилию председателя нашей сельской артели при немцах. Я заколебался. Поэтому мои документы завернули – не допустили к вступительным экзаменам. После этого я трижды бесполезно писал Ворошилову (председателю Президиума Верховного Совета СССР. – авт.). И только после смерти Сталина все проблемы на экзаменах исчезли», – рассказал Резниченко.
Того московского генерала, который «зарубил» молодого офицера на мандатной комиссии, совсем не интересовало, как, собственно, семья Резниченко пережила немецкую оккупацию, точнее – чудом уцелела. Это тоже стоит отдельного рассказа...Султан-спасатель
С приближением советских войск осенью 1943 года немцы приказали крестьянам готовиться к эвакуации на правый берег Днепра. Команды полевой жандармерии прочесывали дворы, сгоняя людей к определенным местам днепровской переправы. Тех, кто все же ослушался, расстреливали прямо во дворе. Поэтому укрывались, где видели. Резниченко с детьми (у Анатолия тогда была уже младшая сестра Тося) укрылись в поросшем колючей дерезой погребе на заднем дворе. Туда прибежал и их пес Султан. «Слышим, – погружался в воспоминания Анатолий Иванович, – где-то поблизости заговорили немцы. Через щель я хорошо увидел, как на солнце сверкали алюминиевые полумесяцы у них груди. Зашли в дом, обошли его снаружи. А затем повернули в нашу сторону. Приблизиться дальше жандармам помешал кустарник. Вместо этого они спустили с поводка свою черную овчарку. Она легко пробралась к нам. Мы от страха притихли, прижались к стене. Но овчарка на нас внимания не обращает, а смотрит только на нашего Султана. А тот на нее. Сколько это продолжалось – не знаю, казалось, целую вечность. Я только почувствовал, как мурашки пробежали по спине. Немцы, скорее всего, торопились, поэтому быстро позвали овчарку назад. А она, представьте себе, не проронив ни звука, развернулась и спокойно покинула наше спасительное убежище. Эту невероятную историю я недавно рассказал одному известному кинологу. Тот объяснил, мол, овчарка, скорее всего, была сукой, а наш пес – противоположного пола. Возможно, «немку» натаскивали исключительно на людей, а в нашем случае она столкнулась лицом к лицу с собакой и из-за чувств к нему «дезориентировалась». Все наши неприятности в тот осенний день закончились тем, что немцы плеснули чем-то воспламеняющимся на стены нашего дома и чиркнули зажигалкой. Дом вспыхнул, как свеча. Зимовать нам пришлось в наспех обустроенной землянке».
«Деликатесы» раннего детства
Среди отдельных, наиболее эмоционально окрашенных эпизодов, которые отпечатались в памяти моего собеседника, был и страшный 1933 год. Много позже эти эпизоды закрепились еще и рассказами матери Анатолия Ивановича...
Весной появилась зелень, например козельки, как в нашем селе их называли, и герань. Корешки этих растений промывали водой и так сырыми жевали. Они имели сладковатый привкус. Еще слаще был цвет акации. Это для нас вообще был деликатесАнатолий Резниченко
Цапли насчитывали около восемьсот дворов и протянулись вдоль левого берега Днепра. Отец Анатолия имел инвалидность, но все равно работал в лесхозе, мама – в колхозе. Трехлетний Толик – их первенец и в то время единственный ребенок. «Зимой, когда закончились все съестные припасы, – вспоминал мой собеседник, – на чердаке натолкнулись на высохшую кожу теленка, который неизвестно когда подох. Мама порезала кожу на мелкие кусочки и готовила из них что-то вроде отвара. Так протянули до весны. А весной появилась зелень, например козельки, как в нашем селе их называли, и герань. Корешки этих растений промывали водой и так сырыми жевали. Они имели сладковатый привкус. Еще слаще был цвет акации. Это для нас вообще был деликатес. А еще мама собирала конский щавель, еще какую-то зелень и несла на продажу в город. Для этого ей пришлось делать большой крюк, примерно двадцать километров в одну сторону. Иногда на вырученные деньги удавалось приобрести в Днепропетровске каких-то круп или отрубей. Кроме того, мама носила на дальние хутора на обмен что-то из домашнего товара. Оставит бывало одного меня в доме. И возвращается только вечером, а я все это время на подоконнике так и стою. Еще помню, как к нам приходили люди с ломиками и длинными металлическими прутьями. Они тыкали ими землю в огороде. У нужника в глубокой яме у нас был закопан почти весь урожай картофеля. Мама мне тогда приказывала: «Ты же смотри, Толя, никому не говори об этом». Но активисты-комбедовцы наш тайник все равно нашли. Всю полностью картошку оттуда выбрали и вывезли на железнодорожный полустанок вблизи Синельникова. Но никуда оттуда отправить не успели, потому что неожиданно ударили морозы, и вся картошка там под открытым небом померзла. Из моей родни от голода в 1933 году умер дедушка по матери. Перед глазами до сих пор картина: его худое и вытянутое тело – он был высокого роста – лежит на земле под окнами нашей мазанки».
Еще более отчетливо помнит Резниченко и голодные послевоенные годы. В колхозе матери Анатолия пообещали по триста граммов зерна за трудодень. Зато только поздней осенью рассчитались двумястами граммами отрубей. Спасали домашние овощи – тыквы, кукуруза. А еще хлебные карточки, которые Резниченко-младший получал как ученик Днепропетровской фельдшерско-акушерской школы. Пару дней парень экономил, зато в субботу получал уже целую буханку. Ее под мышку – и бегом по днепровскому льду в родные Цапли. Иногда не сдерживался и по дороге несколько раз отщипывал хлебную корочку.
У мужчины на руках трое малолетних детей. Как-то после работы мужчину останавливает кто-то из колхозного начальства. Выворачивают мужчине карманы, а там – зерно. Человеку приписывают кражу и сажают на восемь лет в тюрьму. Вот какие были тогда порядкиАнатолий Резниченко
«На нашей улице жила семьи Котуновых, – рассказывал ветеран. – Глава семьи только что вернулся с фронта, как умирает его жена. У мужчины на руках трое малолетних детей. Я это хорошо знаю, потому что с самым старшим из них я ходил в один класс сельской школы. Так вот его отец работал на молотилке. Как-то после работы мужчину останавливает кто-то из колхозного начальства. Выворачивают мужчине карманы, а там – зерно. Человеку приписывают кражу и сажают на восемь лет в тюрьму. Вот какие были тогда порядки».
В том же 1946 году Анатолий Резниченко потерял отца. Из-за хронического недоедания и тяжелого труда Резниченко-старший заработал язву желудка. Районная медицина же помочь не смогла...Депрессия ветерана
Выдержав все удары судьбы, Резниченко пришлось столкнуться с еще одним. «Я до сих пор, – признается Анатолий Иванович – не отошел от депрессии, которая началась в прошлом году. К тому же зрение из-за этого ухудшилось. Если бы не поддержка близких, не знаю, как дальше чувствовал бы себя. Так организм отреагировал на увольнение из санатория, которому отдал более сорока лет жизни. Собственно, заявление на увольнение написал добровольно. А что делать, когда в конце прошлого года, мне дали понять, что все мои наработки, опыт больше никому не нужны, что я здесь лишний. Да и сам, собственно, не смог смириться с бюрократией, безответственностью, душевной разрухой, которая воцарилась среди персонала, врачей с приходом другого государства. При Украине такого не было, все было логично – и я к этому привык. Привык чувствовать какую-то ответственность за здоровье пациента, а не отгораживаться стандартами диагностики и лечения, на которые перешел санаторий при новой власти. Чтобы еще больше не расстраиваться, туда отныне ни ногой. Подбадривает только то, что бывшие пациенты на улице искренне приветствуют и желают здоровья».