Из России: «Русская Эбола» в Центре «Э»

Блогер Мария Березина, автор проекта "Русская Эбола", была вызвана в центр по противодействию экстремизму. 26-летняя Березина говорит, что рассчитывала, что проект, где она собирает данные о смертях людей в отделениях полиции по всей России, найдет отклик у властей, но, кажется, она имела в виду что-то другое.

Дисклеймер на главной странице проекта гласит:

"ЗДЕСЬ БУДЕТ СМЕРТЬ

Практически каждый день в России люди погибают в отделах полиции. Мы соберём эти случаи. Никаких выводов делать не будем. Вся информация берётся из открытых источников.

Информация по погибшим задержанным в отделах полиции, ИВС и СИЗО публикуется на Русской Эболе с сентября 2014 года. Для публикации случая на сайте необходимо официальное подтверждение пресс-службы УМВД, СК или Прокуратуры, а также публикации в СМИ. В разделе новости – подтвержденные факты. В разделе "Мнение" – точка зрения правозащитников, журналистов, а также случаи, которые не подтверждаются официальными органами, но доказательства указывают на обратное".

Однако публикация даже официальных данных о смертях граждан в отделениях полиции, оказывается, может вызвать вопросы у правоохранительных органов. Вот как Березина описывает свое посещение так называемого Центра "Э":

– Мне позвонили на мобильный телефон с мобильного телефона, человек представился сотрудником Центра "Э" и пригласил просто на беседу. Он меня заверял, что никаких уголовных дел на меня заводить не хотят, хотят просто поговорить. Я связалась со своими знакомыми адвокатами, они сказали: да, надо идти. Для начала посмотреть на них, не они на меня посмотрят, а на них посмотреть, что они хотят. Пошли с адвокатом из "Агоры" Светланой Ратниковой. Похоже, они даже были готовы к тому, с кем я приду. Просто побеседовали. Ни на один вопрос я не ответила.

– Это вам адвокат советовала не отвечать на вопросы?

​– Да, это посоветовала адвокат. Они задавали вопросы о сайте, где находится площадка (речь идет о том, кто предоставляет хостинг для сайта. – РС). Они считают, что [если расширение доменного имени] ".com" – это значит не в России. Но это гуглится очень быстро, где находится сайт. Задавали вопрос, кто мне помогает, кто создатель, я ли являюсь единственной, кто занимается этим сайтом, есть ли у меня какие-то помощники. Отправляю ли я запросы в МВД по каждому случаю. Майор полиции почувствовала себя журналистом и сказала: "На вашем месте я бы отправляла запросы". Я, к сожалению, не работаю нигде официально, я просто блогер, мой сайт как блог идет, а не какое-то издание, поэтому я не могу этого делать. Я знаю, что ответит мне полиция. Я не ответила ни на один вопрос, мы распрощались. Минут 20, наверное, там пробыли.

​– У вас было ощущение, что те, кто с вами беседовал, против вас как-то предубеждены или все проходило достаточно дружески?

– Не совсем дружески, мы в основном молчали со Светланой, они говорили. Они очень нервничали, по голосу очень заметно. Такое ощущение, что это мы хотели с ними пообщаться, а не они с нами. Я думаю, что ничего страшного. Понятно, что из Москвы пришла какая-то бумага проверить, поговорить, им для галочки нужно было это сделать. Единственное, что они мне сказали: "Вы хотели реакции на свой сайт, вы ее получили, это наша беседа". Но на самом деле реакции хотелось бы другой, от МВД, а не от Центра по борьбе с экстремизмом. Хотелось бы, чтобы они задумались, приняли эту проблему и попытались как-то ее решить, придумать, как решить, как смертность сократить, а не вызывать меня на опросы, допросы и прочее.

​– Они как-то объясняли причину своего интереса, почему Центр по противодействию экстремизму вообще интересуется вашим сайтом?

– Они сказали, что это как-то очень странно собирать смерти, зачем, мол, вам это надо. В принципе они объяснили причину – просто узнать, зачем я это делаю.

– Они пытались связать это с экстремизмом хоть каким-то образом? Они же – центр по противодействию экстремизму.

– Они никак это не связали, кроме того, что им пришла бумага из Москвы проверить.

​– Это они сказали, что им пришла бумага?

– Да, они нам даже ее показали через некоторое время. Сначала сопротивлялись, не хотели показывать, говорили: раз вы не хотите с нами разговаривать, то и мы не будем показывать вам. Но потом все-таки показали. За подписью генерал-майора полиции – что нужно проверить этот сайт, опросить, зачем и почему, – по вопросам, которые мне задавали.

– Но в этой бумаге вы тоже не обнаружили связи с экстремизмом?

– Нет, не обнаружила. Я не совсем понимаю, действительно, связь, потому что полиция – это же не социальная группа, где тут возбуждение ненависти может к ним быть?

– Это вы уже сами додумываете про возбуждение ненависти?

– Да, сама додумала, пытаюсь анализировать. Пока на самом деле я не совсем поняла, зачем именно меня туда.

– То есть вы пытаетесь сами себе статью найти, по которой вас могут преследовать?

– Да, пытаюсь понять, какие риски, и что меня в дальнейшем ждет. Я надеюсь, что эта беседа была последняя, но не думаю, что это будет действительно наша последняя встреча.

​– Почему вы вообще решили заниматься этим проектом?

– Я делаю подборки новостей по итогам дня для Кашина (журналист Олег Кашин. – РС) и для его сайта "Кашин.гуру". Очень часто стала натыкаться на смерти в полиции, раньше не обращала внимания, а тут одна, вторая, третья, и за неделю пять человек. Показалось это странным. Тогда я скинула всю информацию, что нашла за несколько месяцев. Он написал колонку на "Свободной прессе", которая хорошо разошлась. Я подумала: почему бы не сделать сайт, где в одном месте все это собрать, понять, почему это происходит. У меня нет цели очернить полицию, наоборот, хочется, чтобы мы с полицией как-то сотрудничали в этом, пытались разобраться в проблеме и решить ее.

​– Вы отслеживаете хронику смертей в отделениях полиции в России, какое у вас ощущение – их число увеличивается, проблема растет или уменьшается? У вас есть какой-то анализ этих данных?

– Нет, к сожалению, у меня никак не получается, потому что отслеживаю я не так давно, а считать стала с января. Цифры везде разные, в мае было 29 человек, в апреле 18, в марте 20. Хотя считается, что март-апрель – это время суицидников, много людей, которые кончают жизнь самоубийством, какое-то обострение. Но я не могу пока найти связи, я считаю все. Чаще умирают, например, в среду, тоже пытаюсь взаимосвязь вычислить. Но мне не хватает. Для того чтобы как-то понять, мне нужно сравнить как минимум три марта, три апреля, три мая каждые года. Я просто только занялась, в самом начале этого пути. Я думаю, что проект долгосрочный.

​– Эти истории смертей в отделениях полиции, у вас на сайте написано, что вы берете их только из открытых источников.

– Я просто ищу в поисковиках, в "Яндексе" или "Гугле", пытаюсь найти новости. Я смотрю всегда, зарегистрировано ли СМИ, есть ли лицензия. Нахожу, читаю новость, вижу, что они ссылаются на пресс-службу, захожу на пресс-службу этого ведомства, прокуратуры, либо Следственного комитета, либо МВД, пытаюсь найти эту новость. Если у меня все совпадает – СМИ зарегистрировано, новость есть на сайте ведомства, то я ставлю, значит, это действительно подтвержденный случай. Я копирую, я не переделываю новости, не переписываю их, дабы не было никакого моего мнения, у меня только факты, без каких-то мнений. Мнения есть у юристов, журналистов, которые редко, конечно, мне пишут, но они есть на сайте во вкладке "Мнения".

– Вы сталкивались со случаями, когда даже официальные источники излагали дело страшно?

​– Таких случаев несколько. Мне было страшно в марте, когда в Орехово-Зуево, то есть это было совсем недавно, человека забили до смерти –это для меня было страшно. Это был единственный случай пока в этом году именно насильственной смерти со стороны полицейских, один случай не подтвердился по официальным данным. Бывает, человек поступил, его увезла труповозка с сердечным приступом, а потом выяснилось через месяц, что умер он от разрыва селезенки. Полиция говорит, что разрыв селезенки он получил на улице до того, как поступил. Это очень трудно проверять, тем более это было очень далеко, где-то на Камчатке. Еще случай, наверное, это та самая пресловутая бабушка-блокадница, которая просто перенервничала в полиции. Ее до этого охранники довели, потом, думаю, полицейские сказали пару добрых слов, и вот она умерла. Был давно случай: мальчик Никита Леонтьев, 15 лет ему всего было. Он просто шел мимо отдела полиции, там что-то отмечали, какой-то праздник, мальчика забили до смерти. Потом его еще обвинили посмертно, был суд, и вот только недавно его посмертно оправдали в краже этой сумки. Какой-то безумный случай, было совсем недавно.

​– Почему вы именно такой тематикой занялись? Я понимаю, вам попались на глаза эти данные, но не всякий человек решится заниматься такой непростой темой.

– Я не знаю, как мне это все пришло в голову. С одной стороны, немного жалеть стала, потому что я уже стала пить успокоительные, до этого я так не переживала. Я просто переживаю за каждого человека, который умирает, я его просто представляю, хотя, наверное, этого не стоит делать, и пропускаю через себя. Не знаю зачем. Я вообще по образованию менеджер социально-культурной деятельности, массовик-затейник, должна делать праздник людям. Но у меня ушло в другую сторону. В детстве я мечтала работать в милиции. Возможно, сейчас я как-то компенсирую свою детскую мечту.

​– Когда вы начали заниматься подборкой данных о смертях в полиции, вы предполагали, что вами заинтересуются компетентные органы?

– Да, конечно, предполагала. Я, правда, не предполагала, что это будет именно Центр "Э", я думала, что МВД. Я подумала, что им это выгодно, им это, наоборот, на руку, что я этим занялась, а не кто-то на зарплате. Я, наверное, радужно представляла себе нашу встречу: Мария, давайте мы что-нибудь придумаем. Вы делаете хороший проект, нас беспокоит это, давайте придумаем так, чтобы люди не умирали. Я как-то так планировала. Но не планировала какие-то допросы и опросы.

​– Я так понимаю, что никто не позвонил с таким предложением?

– Нет, никто, конечно, не позвонил. Я даже писала, что, если вы хотите написать какое-то мнение, возможно, даже анонимно, полиция – пожалуйста, мы бы с вами пообщались. Нет, никто. Может быть, они не видят, не слышат или просто не хотят видеть и слышать этого.

– Они видят и слышат это, судя по тому, что пришла бумага из Москвы от генерал-майора.

– Да, я думаю, что они слышат, видят и даже забеспокоились. Значит, я делаю все правильно.

Оригинал публикации – на сайте Радио Свобода