Киев – Солнечной, с пытливым взглядом и искренней широкой улыбкой, длинными густыми кудрями и вечно куда-то бегущей! Именно такой я помню керчанку Севгиль Мусаеву, тогда еще студентку журфака Киевского национального университета им. Т. Шевченко. Сталкиваясь в коридорах вуза, не раз замечала, что Севгиль всегда куда-то спешит – на конференцию, на встречу, сдать статью, организовать мероприятие и сделать еще миллион каких-то других дел, с которыми молодая хрупкая девушка успевала справляться.
Сегодня Севгиль Мусаева-Боровик – главный редактор одного из самых читаемых и популярных информационных изданий «Украинская правда», обладатель множества журналистских наград и автор ряда расследований о коррупционных схемах власти. С большим ноутбуком, сумкой и постоянно трезвонящим телефоном Севгиль забежала в кафе. Глоток воды, короткая беседа об издержках медийной «кухни», и мы начали разговор о Крыме.
– Когда ты в последний раз была в Крыму?
– В конце июля прошлого года, а до этого – в мае, тогда еще можно было расплачиваться гривнами в магазинах и кафе.
Когда уже Крым стал перестраиваться на рубли, менялись вывески в заведениях, меня не покидало чувство фейковости всего происходящего. Очень показательным стал уход украинских банков. Мне было интересно понять, что происходило в финансовой сфере, ведь понятно, что ни один уважающий себя инвестор и банк не вкладывал бы инвестиции в открытие отделений в Крыму. Банки в лучшем случае из второй сотни российских банков с одним отделением где-то во Владикавказе заходили на полуостров.
Происходил «отжим» отделений у украинских банков, к примеру, «Приватбанка», причем настолько абсурдный, что даже вывески не меняли или затягивали распечатанными за 200 гривен плакатами со своим названием. Происходило рейдерство на государственном уровне – сначала забрали Крым, потом перешли на частную собственность.
– Какие эмоции тебя посещали в момент этого «отжима»?
– Крымские события по времени совпали с запуском нашего интернет-портала Hub's, и ведь только мы все пережили Евромайдан. Я очень хорошо помню этот день, 23 февраля 2014 года, когда позвонила коллега из New York Times и спросила, что у нас в Крыму происходит и попросила телефон Рефата Чубарова (председатель Меджлиса крымскотатарского народа – Прим. ред.). В тот момент, после шока майдановских событий, я не придала серьезности звонку, даже убеждала ее что ничего серьезного в Крыму не происходит.
Я даже в страшных снах не могла представить себе, чем все обернется! Запустили мы портал 25-го февраля и сразу, одними из первых, стали полностью освещать крымские события. Даже когда захватили крымский парламент, я до конца не верила, что в 21-м веке может произойти аннексия... «Референдум» 16 марта мне казался театрализованным представлением. Ничего, кроме очередного шока, невозможно было испытывать от того, что Крым на глазах у всего мира забрали.
– Забрали, потому что отдали? Или забрали по другим причинам?
– Конечно, мы будем еще анализировать те события. Но, думаю, что без попустительства власти этого бы не произошло. Я много спорила об этом и с коллегами, и с друзьями. Мне кажется, что бездействие сыграло свою ключевую роль. Да, было сложное переходное время, формировали Кабинет министров, проводили ряд назначений. Россия максимально использовала всю эту ситуацию для себя! Но у Украины жесткости явно не хватило. И для меня главный вопрос в том, почему так произошло – из-за трусости и непонимания ситуации, либо потому что так было договорено? Во вторую версию мне не хочется верить.
– На днях было опубликовано интервью с главой Луганской ОГА Геннадием Москалем, прекрасно знающим крымскую силовую и политическую конъюнктуру. Он считает, что предотвратить аннексию было не сложно. Достаточно было разбомбить Керченскую переправу, перекрыть подходы к Крыму по воде и по суше, и все. Не завезла бы Россия тогда такое количество военной техники. Ты согласна с таким мнением?
– Кстати, о переправе. Когда происходили все эти события, я задавалась этим вопросом. Так как основная часть техники поступала в Крым именно через сообщение «Порт Кавказ – Порт Крым». Разрушение переправы не привело бы к человеческим жертвам, но остановило бы поток военной техники. Если бы тогда с нашей стороны был бы достаточно жесткий ответ, то не было б сегодня Донбасса. Война на юго-востоке Украины стала следствием беспрепятственного входа в Крым.
– Для тебя до сих пор актуален вопрос о том, как позволили забрать Крым – по трусости либо по сговору? По долгу службы, ты часто общаешься с людьми, принимающими ключевые решения в Украине – это и политики, и бизнес. Спрашиваешь ли ты их о Крыме? Что они тебе отвечают?
– Ну…(смеется), слышу абсолютно разные мнения. Многие апеллируют к нежеланию допустить человеческие жертвы, мол, и российской техники уже было достаточно, и «лояльных» военных, и ничего невозможно было сделать. А активные бы действия могли спровоцировать полномасштабное наступление на всю территорию Украины. Конечно, нельзя исключать этот вариант. С другой стороны, есть мнение, что ответственность за крымские события лежит на тех людях, которые в то время находились на ключевых позициях – это и министр внутренних дел Арсен Аваков, и исполняющий обязанности президента Александр Турчинов. Прояви они тогда решительность, возможно, события развернулись бы по-другому сценарию. И наконец, озвучивают еще и третий вариант – это сговор, когда все представили красивый розыгрыш со сдачей Крыма.
– А Севгиль Мусаева, как журналист, как крымчанка, в какой вариант верит больше?
– (после долгой паузы) Думаю, что все-таки это нерешительность и непонимание того, что нужно делать в сложившейся ситуации. Была сложная эмоциональная составляющая, нужно было принимать власть, люди только-только встали у руля, они не знали, что делать с Крымом. В то же время все политические силы занимались дележом правительственных портфелей, шел активный переговорный процесс по дележу на фоне похорон Небесной Сотни и захвата Крыма.
– Ну, хорошо. Предположим, нерешительность того времени можно объяснить рядом причин – от формирования правительства до отсутствия четкого видения стратегии по Крыму. Но прошел уже почти год, и все также никакой решительности нет. Стратегии по Крыму опять-таки никакой нет, государственной политики по возврату Крыма тоже нет. Почему так? Может, вариант сговора более вероятен? Шаг номер один – сдать Крым. Шаг номер два – ничего не делать.
– Сейчас многое оправдывают войной в Украине. Я не хочу говорить, чтобы мы Крым слили, забыв о том, что у нас вообще есть такая территория и проблема. Это, конечно, больше панические настроения. Но я задаю себе абсолютно такие же вопросы, как все остальные крымчане – почему власть ничего не делает? Почему принимает странные законы по Крыму, которые позволяют украинскому бизнесу работать без налогов в Украине, но наполнять бюджет оккупированного Крыма, в то же время жителей Крыма объявлять нерезидентами, блокировать транспортное сообщение и так далее.
– А почему так? Кто должен в Украине решать подобные вопросы?
– Думаю, должен быть отдельный орган в исполнительной системе власти. У нас вроде бы и есть департамент по делам Крыма в Кабинете министров, но я не вижу законодательных инициатив, которые должны идти как «урядові».
Не решается толком вопрос с переселенцами, как из Крыма, так и с Донбасса. Этот вопрос, в основном, держится на общественных инициативах. Если бы не было волонтеров, то была бы катастрофа. А речь идет о гражданах Украины, которые оказались в сложной ситуации. Долг любого государства – защищать своих граждан. Я понимаю, что моя страна в войне, и есть вопросы первой важности. Но вопрос Крыма болезненный, его надо решать. И крымчане – патриоты Украины могут чувствовать себя забытыми и оставленными при таком отношении государства. И эта боль буде возрастать, если ничего не делать. Просто сказать, что Крым – это Украина и сделать новогоднее обращение на крымскотатарском языке недостаточно. Почему за уже почти год не разработана государственная программа работы с переселенцами? Почему нет государственной программы возврата Крыма? Почему нет обсуждения с общественностью того, как можно вернуть Крым?
– Есть ли медиа-проекты по Крыму, которые хотелось бы реализовать?
– Да, есть. Надеюсь, уже в этом году «Громадське» сможет запустить час эфира в неделю, посвященного Крыму. Сейчас в поиске ресурсов для запуска.
Мне кажется, на всех украинских телеканалах должны быть программы, посвященные жизни на оккупированных территориях. Интерес к Крыму есть, об этом я сужу по читаемости текстов в «Украинской правде». К примеру, мы публиковали материал «Севастополь – життя у резервації» уже вечером. К утру он набрал 90 000 просмотров – хороший показатель. С одной стороны, Крым интересен, но, с другой стороны, люди забывают о Крыме. Мне бы хотелось знать, сколько человек в Украине уже не считают Крым украинским? На днях запустим небольшой проект о переселенцах на «Украинской правде», что-то обязательно сделаем к годовщине аннексии.
А вообще, мне нравится, что делают «Крым.Реалии» – это отличный ресурс. Я сама его постоянно читаю.
– Как думаешь, Крым ушел с информационной повестки в Украине?
– Да, однозначно, ушел. Конечно, когда в стране война и погибают мирные жители, когда случаются «иловайские котлы», когда сбивают пассажирские самолеты со 298-ю пассажирами, невозможно, чтобы Крым оставался на первых полосах. Но мы еще достаточно молодая демократия, у нас нет опыта реагирования на такие ситуации. Ведь то, что сегодня происходит в Украине, похоже и на события Зимней советско-финской войны 1939 года, и на Пражскую весну. Был задействован практически тот же сценарий. Та же пропаганда и рассказы о «фашистах» и «страдающем мирном населении», и о том, что Советский Союз спасает. И ведь маленькая 5-миллионная Финляндия смогла дать отпор, не позволив оккупировать свою территорию полностью, ценой человеческих жертв и в сложных климатических условиях.
– А как дело с интересом международных СМИ к Крыму обстоит?
– Сейчас, кстати, мне часто звонят коллеги из иностранных изданий и ТВ-каналов с просьбой помочь. Вероятно, потому что близится годовщина аннексии – журналисты готовят проекты по Крыму. В марте прошлого года был большой всплеск интереса мировых СМИ к Крыму, потом пошел спад, когда стали разворачиваться военные действия на востоке Украины. Мне кажется, что Крым стал «первой ласточкой» будущего международного передела. Крым – вызов для всей системы международной безопасности, и выход из ситуации мы должны искать вместе. Но уроки истории никто учить не хочет.
– Ты планируешь в Крым? Как думаешь, тебя уже внесли в список невъездных?
– (улыбается) Пока не знаю, но, если честно, пока не планирую поездку.
– Ну, учитывая твою публичность и должность главреда «Украинской правды», вряд ли пропустят?
– Ну, я это понимаю. Есть ведь еще «Крым_SOS», который мы запускали, позиция в команде тоже крайне категорична в вопросах оккупации Крыма.
– Родители, которые живут в Керчи, не страдают от твоей гражданской позиции?
– (после длительной паузы – слезы на глазах) Я за них очень волнуюсь, так как они продолжают находиться на оккупированной территории, а, значит, вопрос их безопасности остается открытым. Я понимаю, что не могу и не имею права молчать, ни как человек, ни как журналист. Так же, как и понимаю, что могут быть последствия моих заявлений для них. А родители никуда не хотят переезжать и держатся только потому, что хотят быть рядом со своим народом.
– С крымскотатарским народом?
– Да, конечно! Говорят: «Мустафа-ага же сказал сидеть и держать нашу землю! Вот мы и будем тут, на своей Родине!»
– Не секрет, что крымские татары выстрадали возвращение на Родину после сталинской депортации и особенно привязаны к своей земле и домам, и мало кто из поколения родителей покинет Крым...
– Моя мама говорит: «Я прожила достаточно. Если молодые ребята гибнут на востоке, то чему мне, взрослой женщине, бояться?»
– Позволь задать вопрос тебе, как крымской татарке. Принимая бюджет-2015, государство на нужды депортированных выделило 790 тыс. грн. Как это можно назвать?
Севгиль Мусаева-Боровик на лекции во Львове. декабрь 2014 г.
– Да, к сожалению, с одной стороны, власть заявляет о братском крымскотатарском народе, с другой – работу в этом направлении почти не ведет. Мне, к примеру, было обидно, что закон о статусе моего народа, как коренного в Крыму, приняли только более 20 лет спустя после нашего возвращения. Неужели только после аннексии мы доказали, что являемся патриотами Украины? На самом деле, нас с украинцами многое объединяет! В том числе и привязанность к земле. Нашим народам она досталась дорогой ценой. А вот «мина замедленного действия» тех процессов, что сейчас мы видим на востоке и в Крыму, была заложена еще в сталинские времена..
Когда, к примеру, в освобожденные депортацией дома крымских татар заселяли жителей российской глубинки. Я хорошо помню результаты соцопросов, когда жители востока Украины не помнят о Голодоморе 1932-33 годов в Украине, или не считают это трагедией, хотя «выкашивался» именно восток, а ведь люди этого просто не могут помнить – их привозили на эти земли. У переселенцев того времени не было ощущения «своего дома» и «своей земли».
Крымские татары в плане привязанности к земле – удивительный народ! По сей день не могу разгадать загадку нашего народа, который после выселения и полувековой жизни в Узбекистане, где вновь приходилось вставать на ноги, вернулся в Крым, оставив все – дома, работу, друзей. Пройти через те же самые трудности уже в Крыму, но так же отчаянно бороться за свою землю. Это большой подвиг сквозь невероятную боль, но не все это понимали раньше в Украине. Многое объяснил фильм «Хайтарма» и события марта-2014, но думаю, нам еще предстоит поделиться многим с украинским народом.
– Как думаешь, Крым вернется в Украину?
– Знаешь, недавно поняла, что Крым вернется! Обязательно! До этого были более пессимистические взгляды на происходящее там.
– А вследствие чего такая смена взглядов произошла?
– Я была во Львове на конференции, где рассказывала о Крыме. Ко мне подошла совсем молодая студентка, и мы с ней долго общались, а потом сказала, что Крым обязательно вернется, рано или поздно. Она сравнила Крым с телефоном, который остался без своего единственного зарядного устройства. Телефон забрали, а подходящей зарядки к нему нет, кроме прежней. Очень простая, но очень точная аналогия.
– Только и всего? Молодая студентка своим простым сравнением заставила тебя поверить в то, что Крым вернется?
– (смеется) Не только! Но она так искренне и просто объяснила всю суть и сложность положения Крыма. У меня есть эта вера. И то же самое в прошлом году, в какой-то момент, я поняла, что Янукович уйдет. В январе…
– Интуитивно?
– Да, интуитивно. Так же и сейчас, чувствую, что Крым вернется.
– Так это надо подсчитать, сколько прошло между твоим предчувствием и реальным «уходом» Януковича, чтобы понять, когда же вернется Крым?
– Но от нас тоже многое зависит! Мы не должны просто сидеть и надеяться. Каждый на своем месте должен делать свое маленькое дело.
– Если твои предчувствия все-таки сбудутся, каким ты видишь Крым? Это могла бы быть крымскотатарская автономия или прежняя автономия, или какой-либо другой статус?
– Я не думаю, что крымскотатарское государство возможно.
– А крымскотатарская автономия?
– Автономия возможна, но как это тогда коррелируется с другой частью населения? Мне кажется, что этот вопрос нужно выносить на всеукраинский референдум. Он должен широко обсуждаться на всех уровнях. У меня много знакомых, не крымских татар, которые поддерживают идею создания крымскотатарской национально-территориальной автономии. Но я считаю, что без общенационального референдума подобные вопросы решать нельзя. Государство Украина, так или иначе, должно принимать в этом решении непосредственное участие. Так работает и должна работать демократия в мире.