«А кто нас выслал из Крыма,
чтоб ослепли его глаза.
А кто нас выслал из Крыма –
будь проклят он навсегда».
Автор песни «Урал-дагъы» («Уральские горы») крымский татарин Али Алиев написал эти строки, будучи изгнанным с родной земли. Позже, за это стихотворение он еще несколько лет проведет в ссылке, в одном из отдаленных поселков Сибири.
«Жизнь на чужбине в нечеловеческих условиях, полная бед и горя, тяжкий труд, безысходность и оторванность от родного края. Протест против насилия и несправедливости – все нашло свое отражение в этой песне», – рассказывает он.
В 1944-ом Али-бею было 10 лет. Вместе с мамой и сестрой, он жил в селе под Судаком. Отец был на фронте, как и большинство мужчин из их селения. Раннее утро 18 мая помнит как сейчас – их разбудил сильный стук в дверь и призывы солдат выходить на улицу. Все, что тогда успели захватить с собой, рассказывает старик, «это немного фасоли и муки, а мама успела завернуть в полотенце Коран». После еще около километра они шли пешком на школьную площадь, куда сгоняли всех односельчан крымскотатарской национальности. Там, под палящим майским солнцем, старики, женщины и дети просидели до самого вечера. Их не отпускали в туалет, не давали еды и питья.
Сестренка в те дни как раз заболела, температурила. Солдат увидел, что ей плохо, подошел к матери и спросил, что с ней. Мама сказала, что болеет. Тогда он решил принести таблетки, но сделать это ему не позволил офицер, сказав, какая разница, когда она «подохнет»: сейчас или через час», – еле сдерживая слезы, продолжает свой рассказ Али-бей.
Дорога на чужбину была долгой и невыносимой. Вагоны, в которых раньше перевозили скот, стали «домом» для десятков тысяч крымских татар на несколько месяцев, пока они были в пути. «К нам в вагон женщину посадили, беременную, с дочкой лет 6-7, – вспоминает Али Алиев. – Стала она рожать, наши люди стали принимать у нее роды. Она родила, все было нормально. Тут поезд в какой-то деревне останавливается, смотрим, солдаты пришли, стали ее вытаскивать, а она мокрая вся, ребенок мокрый, плачет. Мы спрашиваем: куда, зачем, а они нам в ответ – за ней приедут».
Судьба той несчастной женщины осталась неизвестной. «До сих пор не знаю что с ней. Наверное, ее вытащили и выкинули. Такое страшное, такое унижение, оскорбление! Разве так можно?!», – не сдерживая эмоций, говорит Али-бей.
Your browser doesn’t support HTML5
«Не сотрудничал наш народ с немцами, не предатели наш народ и никогда им не был», - Али Алиев, депортированный 18 мая 1944 года.
Депортация крымских татар – это преступление сталинского режима против человечества, уверен собеседник Крым.Реалий. «У нас в деревне было 300 семей. Если бы в деревне было что-то такое, немцы... Но немцев же не было там! Плюньте мне в глаза. Это 100% ложь. Не сотрудничал наш народ с немцами, не предатели наш народ, никогда не был. Такое огульное обвинение, без суда и следствия!».
Али Алиев до сих пор не может забыть слез своей матери, которая плакала, увидев пакет с горстью крымской земли
Сегодня Али-бею 84. Двадцать лет назад он вернулся на Родину, пережив до этого испытания послевоенным голодом и национальным движением за возвращение на полуостров, позже – обустройством на родной земле, которое также было нелегким. Однако, мужчина до сих пор не может забыть слез своей матери, которая плакала, увидев пакет с горстью крымской земли. Женщине так и не суждено было вернуться на полуостров, она умерла на чужбине, вдали от дома.
«Когда привез я ей пакет с землей, она взяла его в руки, начала молиться и плакать. Я посмотрел на это и думаю – что это такое, вот эти слезы, за что? Что они сделали?! Отец воевал на фронте, а она его ждала. Такое простить я не смогу ни России, ни СССР. Не смогу простить! Никогда!».
То, что сегодня происходит в Крыму, на родной земле Али Алиев называет не иначе как оккупацией. «Сегодня мы уже в России, а чему радоваться? Оккупация – это не мир. Говорят, Путин сделал нам реабилитацию, а где она, где эта реабилитация? Почему меня, мой народ до сих пор унижают? Накажи того, кто это делал и продолжает делать. У нас народ воспитанный, культурный. Мы всегда стараемся терпеть, терпеть, но сколько можно. Сколько можно плевать в глаза, в лицо моему народу? Сколько можно?!».
