Пришли за полицейскими

Восемь сотрудников московской полиции подали гражданский иск в суд с требованием заблокировать паблик "Омбудсмен полиции" в социальной сети "ВКонтакте". Они заявляют, что там незаконно распространили их персональные данные, в частности – имена и фамилии. У паблика, созданного для распространения информации о нарушении прав сотрудников МВД, более 160 тысяч подписчиков. Мы поговорили с его создателем, отслужившим в полиции 13 лет, в том числе 3 года в Центре "Э".

Поводом для иска, информация о котором была опубликована днем в четверг в самом "Омбудсмене полиции", стали три поста: о нарушениях в работе УВД на Московском метрополитене, где обычный сотрудник полиции получил доступ к личным делам сотрудников отдела собственной безопасности; о старшем инспекторе отдела охраны общественного порядка Ирины Симановской, назвавшей своих коллег "существами"; а также о начальнике отдела МВД "Печатники", уволенном за создание рабочего чата в мессенджере WhatsApp.

​Это не первая попытка закрыть "Омбудсмена полиции": спустя девять месяцев после появления сообщества героиня одной из его публикаций подавала в суд иск о нарушении своего права на неприкосновенность частной жизни. Радио Свобода побеседовало с основателем паблика, бывшим полицейским Владимиром Воронцовым – о "палочной системе", о давлении властей на его проект, о службе Воронцова в Центре "Э", который он называет "политической полицией", а также об отношении полицейских к политике российского государства, пенсионной реформе и об их шансах найти себя в другой профессии.

– Еще в ноябре 2017 года у меня дома провели обыск по такому же липовому делу, возбужденному по статье 137 УК РФ ("Нарушение неприкосновенности частной жизни"). История там была такая: женщина, сотрудник МВД, после какой-то пьяной вечеринки разместила в сети фотографии. На одной из фотографий у нее на носу было резиновое изделие, напоминающее фаллоимитатор. Это изображение было опубликовано в "Омбудсмене полиции" с целью призвать ее к дисциплинарной ответственности. Но вместо того, чтобы ее уволить, пришли с обыском ко мне домой. Изъяли всю технику, потом провели еще 6 обысков у других сотрудников полиции, с которыми я общался, ничего не нашли. Через полгода вещи вернули, процессуальный статус у меня по этому делу – "свидетель". Сейчас подан иск от 8 физических лиц, которые являются сотрудниками полиции. 6 из них имеют отношение к одной ситуации, еще двое – к двум другим.

Шестеро – это сотрудники отдела собственной безопасности на московском метрополитене, которым положено бороться с "преступниками в погонах". В моей группе была публикация о том, что к их личным делам допущен сотрудник, обычный полицейский, который является работником отдела кадров. Он работал с их личными делами в нарушение всех требований закона, просто оказывал помощь другим кадровикам, которые не успевали. Он сфотографировал их лица в личных делах и распространил эти фотографии в вотсапе среди других сотрудников полиции этого отдела: "Посмотрите, ребята, вот 6 сотрудников ОСБ, знайте их лица, если задумаете что-то противозаконное". В нашем паблике была размещена публикация о том, что работа в этом отделе налажена не должным образом, если к личным делам имеет доступ человек, который не должен его иметь. И в подтверждение была размещена переписка из вотсапа с этими фотографиями. Это было в ноябре.

Вторая ситуация – женщина, сотрудник полиции, названивала в пятницу вечером своему подчиненному и говорила что-то несуразное. Он записал ее на диктофон и запись была опубликована в нашей группе. Лично у меня сложилось ощущение, что женщина на этой записи находится в нетрезвом состоянии.

Третья публикация была про заместителя начальника районного отдела полиции, который создал чат в мессенджере и позволял там себе определенные вольности. В нашем паблике была опубликована его переписка в этом мессенджере и данные им объяснения в рамках проводимой в его отношении служебной проверки. Он посчитал, что это нарушает его право на защиту личных данных.

И вот все эти восемь человек встретились в один день, притом что друг с другом они не знакомы – кроме тех шести, что фигурируют в первом эпизоде. Они оформили доверенность на представление своих интересов в суде на одного человека. В этот же день доверенность заверили четыре генерала полиции, хотя обычно к генералу надо отстоять очередь в несколько дней. Еще в мае они пытались подать этот иск в один суд, но им его вернули, в июле – в другой, им тоже вернули иск. Сейчас его принял к производству Люблинский суд, назначив беседу. Все это говорит о том, что у этой ситуации есть какой-то закадровый кукловод.

Несмотря на то что у каждой из этих публикаций есть свой отдельный адрес в интернете, они просят заблокировать всю группу. Либо они просто неграмотные и не понимают, что каждый пост имеет свой адрес, либо, наоборот, грамотные, и истинная цель иска – не защитить свои персональные данные, а заблокировать всю группу.

– Сколько человек в редакции паблика "Омбудсмен полиции"? Кто эти люди?

– Есть модераторский состав, порядка 10 человек, из которых примерно половина – действующие сотрудники полиции, а половина – бывшие. А так любой желающий может прислать новость с помощью специальной кнопки. Этих людей тоже условно можно назвать редакционным составом.

– Как вам вообще пришла в голову идея создать этот паблик?

– Я отработал в полиции 13 лет, начиная с самых низов и заканчивая аппаратом главного управления. На всех должностях я имел ярко выраженные профсоюзные взгляды, что служба в полиции – это не только обязанности, но и права. И почти везде эти права нарушаются, начальники нарушают права подчиненных. Так сложилось, что я часто находился в ситуациях противостояния с начальством и в отношении меня проводилось огромное количество служебных проверок с одной единственной целью – меня наказать. При этом за все 13 лет я не имел ни одного взыскания, то есть ни одна попытка меня наказать не увенчалась успехом. Уволился я потому, что мне предложили работу журналистом, более высокооплачиваемую. Я подумал: раз у меня получилось научиться отстаивать свою точку зрения, почему бы не научить этому других? Я написал порядка 70 статей, так называемых "правовых ликбезов", о том, как сотрудникам действовать в той или иной ситуации: не дают выходной, заставляют форму покупать за свой счет, хотя ее должно выдавать государство, и так далее.

– Знаете ли вы примеры, когда ваши публикации помогли людям отстоять свои права?

– Огромное количество отзывов такого рода: "Меня пытались наказать, за то, что я не вышел бесплатно в выходной, я написал заявление по вашему образцу и от меня отстали". Нами снято два начальника в районном отделе полиции: сотрудник записал на диктофон их хамское поведение, нецензурную брань и угрозы. Мы сделали образцы обращений, их подписали порядка 300 человек, и этих начальников уволили. По нашим заявлениям получили менее суровые взыскания другие руководители относительно крупного уровня, полковник, заместитель генерала. И, напротив, по нашему иску был восстановлен заместитель начальника отдела полиции в Москве, его незаконно уволили за происшествие с участием его подчиненных, к которому он был непричастен.

– Ваш паблик – редкая возможность для оппозиционно настроенных граждан посмотреть, как обстоят дела "с другой стороны баррикад" – например, в подразделениях, разгоняющих митинги, в пресловутом Центре "Э". Существует ли связь между нарушениями прав человека в самой полиции и тем, как ведут себя полицейские, жестко разгоняя митинг или внедряясь для провокаций в безобидные группы молодых людей, как в деле "Нового величия"?

– Если взять дело "Нового величия", то по комментариям в нашей группе я вижу, что действующие сотрудники сами это осуждают и считают полным бредом. Центры "Э" вместо того, чтобы действительно бороться с экстремизмом и терроризмом, выполняют функцию политической полиции. Сказал Владимир Владимирович, что можно говорить что угодно и за тобой не приедет черный воронок, а он приезжает. Мы понимаем, как там все делалось: это пресловутая "палочная система", им главное отчитаться о проделанной работе. Что касается митингов. Если те, кто работает в центрах по противодействию экстремизму все-таки обычно имеют соответствующее образование, то те, кто разгоняет митинги, не хочу умалить их достоинство – это обычно 11 классов и армия, эти люди особо не интересуются чем-либо. Они недовольны переработками, всеми этими проблемами в полиции, но они не могут связать между собой эти явления. Для них и протестующие плохие, и начальство плохое.

​

​– Вы сами служили оперуполномоченным в Центре "Э" три года, до 2014-го. Тогда эта структура не была "политической полицией"?

– Да тоже была, просто это зависит от направления, которым ты занимаешься. Там есть разные, достаточно важные направления: национальный экстремизм, борьба с терроризмом. А есть такие, которые борются с картиночками в интернете. Поэтому здесь не во времени дело, а в людях.

– Как изменилась полиция за те 13 лет, что вы провели в ее рядах?

– Менялись названия отделов и управлений, но одно оставалось неизменным – бардак. Реформа полиции оказалась полной профанацией. Денежное довольствие подняли процентов на 40, но сократили огромное количество должностей, причем увольняли именно тех, кто непосредственно был занят борьбой с преступностью. При этом был раздут штат управленческих подразделений. Есть такие должности, например, как "начальник культурного центра", причем возглавляет его полковник. "Дирижер", "начальник экспозиции", и все – майоры да полковники. Это люди, которые не вносят вклад в борьбу с преступностью, но почему-то носят погоны и получают все те же гарантии и льготы. Даже боец СОБРа получает меньше, чем этот дирижер. Зарплату подняли в 2012 году, с тех пор она не индексировалась, а объем работы вырос. По закону зарплату должны индексировать каждый год, но ее проиндексировали только перед выборами, на 4 процента. Естественно, люди недовольны.

– Почему так много сообщений о пытках в полиции?

– Тут надо тоже умеренно подходить. Там, где пытки есть, их, естественно, быть не должно. Но у нас в России все впадают из одной крайности в другую. В 90-е менты действительно беспредельничали, и это было плохо. Сейчас беспредельничают в отношении ментов. Должна быть золотая середина. Любому преступнику ничто не мешает обвинить добросовестного сотрудника в том, что тот его пытал, и уйти от ответственности. Пытки происходят в основном в отдаленных регионах, Москва как-то в этом плане перестроилась – произошло несколько резонансных посадок, и люди стали бояться. А в регионах порой до сих пор работают гопники из 90-х, которые по-другому свою работу не видят и выстроить ее не могут. Для них цель – не организовать свою работу иначе, а не попасться. Но рано или поздно попадаются и они. Для того чтобы сотрудник не занимался пытками, чтобы его самого не оклеветали, нужно повсеместно внедрять средства видеофиксации.

– Если в России произойдет смена власти, можно ли сохранить нынешний кадровый состав полиции?

– Сложно сказать. Все приводят пример Грузии, говорят, что там после полной смены состава полиции все прямо шикарно. Я не могу судить, я там не был и работу тамошней полиции не видел. Мне кажется, в такой огромной стране, как Россия, с таким большим штатом полиции это будет проблематично. По-моему, проще мотивировать полицейских: поднять им зарплату, потому что деньги-то выделяются, но расходуются они неэффективно. Взять Москву: зарплаты не индексируются, но в 2013 году Петровка, 38, решила за 25 миллионов рублей построить себе зимний сад в здании ГУВД. Зачем он нужен? Это какая-то барщина. Если бы сотрудник получал достойное вознаграждение, если бы он был обвешан видеорегистраторами, у него бы не было мотивации совершать какие-то противоправные действия. Сейчас он знает, что его противоправные действия останутся латентными, и совершает преступление. Где-то об этом преступлении узнают, возникает общественный резонанс, и его сажают. Где-то об этом не узнают, и он продолжает эти преступления совершать. Но все эти посадки и увольнения – это борьба с последствиями, а не с причиной.

– Обсуждают ли полицейские пенсионную реформу?

– На них этот закон вообще не распространяется. Для сотрудников МВД существует совершенно другой закон – о пенсионном обеспечении лиц, проходивших службу в органах внутренних дел, ФСИН, других силовых структур. Для того, чтобы выйти на пенсию, сотруднику министерства внутренних дел нужно прослужить 20 лет. Активно ходят слухи, что эту выслугу собираются повысить до 25 лет. Это воспринимается крайне негативно.

– Если полицейский не хочет дожидаться дня, когда ему придется делать выбор – переходить на сторону протестующих или нет, какие у него сегодня есть альтернативы, чтобы не оставаться в этой системе?

– Опыт работы в полиции мало пригоден на гражданке. Кто-то переучивается сам, если сотрудник с мозгами, например, на программиста. Кто-то идет в службы безопасности, но это в основном по знакомству. Следователи становятся адвокатами, но тоже сложно сказать, что они очень востребованы. Кто вообще ничего не умеет – в ЧОП на шлагбаум, сидеть, кроссворды разгадывать. В последние два года службы я занимал должность проверяющего и выявил очень серьезное нарушение в подчиненном мне подразделении. Мой начальник вызвал меня и начальника того подразделения, где я это нарушение выявил. Он ему открытым текстом сказал: "Ты что-нибудь умеешь на гражданке?" – "Нет, не умею". – "И я не умею. Почему ты тогда своей плохой работой, которую выявил товарищ Воронцов, ставишь под угрозу хлеб и моих детей, и своих детей?"

​– Что вы планируете делать в связи с иском о блокировке паблика "Омбудсмен полиции"?

– Подадим возражение на иск, мы его не признаём. Посмотрим, что скажут представители Роскомнадзора, ведь мы с ними, получается, одна сторона по делу, ответчики. У нас есть резервные площадки, в том же "ВКонтакте" и в других соцсетях. Я не делаю из этого трагедию, но меня возмущает системный подход со стороны МВД в попытках задушить свободу слова. В предыдущем уголовном деле никто даже не думал защищать интересы женщины, которая свои резиновые изделия на носу разместила. И в этом гражданском деле тоже никому нет дела до этих восьми сотрудников. Надеюсь, хотя бы наркотики подбрасывать не будут. В любом случае, будем бороться до последнего.