Взрыв направленного действия. 25 лет назад был убит российский журналист Дмитрий Холодов

Четверть века назад в центре Москвы был взорван журналист Дмитрий Холодов. Это дело все еще не раскрыто.

В понедельник 17 октября 1994 года, около 13 часов – в самый разгар рабочего дня, на третьем этаже здания газеты "Московский комсомолец" в кабинете заместителя главного редактора газеты Вадима Поэгли произошел взрыв. Его жертвой стал 27-летний журналист газеты Дмитрий Холодов. Согласно опубликованным вскоре выдержкам из заключения судебно-медицинской экспертизы, взрыв причинил журналисту тяжелейшие "травмы грудной клетки и брюшной полости, от правой берцовой кости практически ничего не осталось. …произошла травматическая ампутация фаланг пальцев правой руки", другие многочисленные травмы, приведшие к сильнейшему травматическому шоку и моментальному обескровливанию организма – буквально за 10 – 15 секунд Дмитрий Холодов потерял почти всю кровь… Легкие ранения получила и находившаяся в кабинете журналистка Екатерина Деева, у двух других сотрудников газеты, находившихся в соседних кабинетах, зафиксирована контузия…

К тому времени это был далеко не первый погибший в постсоветской России журналист, даже не первый, кто погиб от террористического взрыва (по данным Фонда защиты гласности, 29 ноября 1993 года в здании редакции газеты "Кубанский курьер" был проведен террористический акт, в результате мощного взрыва погибла корректор газеты Елена Ткачева). Но именно Дмитрий Холодов – первый российский журналист, ставший жертвой теракта в центре столицы страны, убитый столь жутко демонстративно и показательно. За 25 лет дело не раскрыто, заказчики и исполнители теракта не найдены и не наказаны, а те, кого обвиняли в его совершении, оправданы – ввиду отсутствия у обвинения доказательной базы…

В газетных подшивках того времени сейчас бросается в глаза то, что тогда не привлекало внимания. Например, что вполне конкретный обвинительный вектор был задан изначально и четко, реализован жестко и весьма умело. Уже в день взрыва столичные СМИ заговорили о причастности к теракту неких спецслужб. Первым эту концепцию выдвинул редактор "Московского комсомольца" Павел Гусев, уже 17 октября 1994 года обвинив в убийстве сразу и высшее руководство Министерства обороны, и бывшего командующего Западной группы войск (ЗГВ) генерал-полковника Матвея Бурлакова, и Федеральную службу контрразведки (ФСК) ("Сегодня", 1994, 18 октября).

Правда, на следующий день Павел Гусев уже реконструирует свою версию: из нее исчезает упоминание о ФСК как возможной виновнице смерти Холодова. [К слову, 22 января 2001 года, будучи допрошенным Московским окружным военным судом в качестве свидетеля по делу об убийстве Дмитрия Холодова, Павел Гусев вдруг опроверг данные следствия, согласно которым сразу после гибели своего журналиста он утверждал, что это "дело рук ФСК". Показания же об этих словах Гусева "дали эксперты Аполлонов и Чеканов, которые работали на месте взрыва" ("Павел Гусев выступил в качестве свидетеля на суде по делу Холодова". Newsru.com, 2001, 22 января).

Зато на горизонте появляется новый объект для атаки – военная разведка, Главное разведывательное управление (ГРУ) Генерального штаба Вооруженных Сил России. Первоначально акцент делается на том, что за несколько дней до гибели Холодов побывал в одной военной части и обнаружил, что там якобы "проходят суперподготовку профессиональные убийцы, засылаемые мафиозными структурами" ("Сегодня", 1994, 19 октября). На короткое время всплыла и версия, что Холодов во время своего пребывания в Северной Осетии узнал о лагере, "в котором сотрудники ФСК готовят боевиков для чеченской оппозиции".

Но вскоре не только эту версию забыли, но даже и упоминаний о ФСК уже было практически не встретить: в том, что диверсия дело рук профессионалов из спецслужб, сомнений почти не остается, но в качестве потенциальных виновников смерти Холодова на авансцену выводят исключительно армейских спецназовцев и все то же ГРУ, все внимание стремительно фокусируется только на военных разведчиках. Вывод этот делался на основе анализа технических деталей взрывного устройства, подробностями о котором многочисленные эксперты – все, как на подбор, с Лубянки – вдруг стали делились столь часто и щедро, что из тех речей и выступлений впору было составлять детальную инструкцию по сборке таких устройств.

Уже 17 октября, выступая по телевидению, заместитель начальника Центра общественных связей (ЦОС) ФСК Владимир Томаровский поведал: взрывчатка была помещена в атташе-кейс, взрыватель механический, тротиловый эквивалент – 200 граммов. Завидная оперативность экспертизы. Интересно и то, что спецгруппа ФСК была на месте взрыва уже через 10 минут после него – по крайней мере, именно так было официально сообщено тогда. Причем, цитирую одно из изданий, "только в этой организации есть уникальные специалисты, способные по результатам взрыва установить не только тип взрывчатки, но и место, время ее производства, принадлежность к спецподразделениям" ("Московские новости", 1994, 23 – 25 октября).

И уже к следующему после взрыва дню о бомбе становится известно почти все: изготовлена специалистами, несомненно, профессионалами в этом деле; взрывчатка – применяемая международными террористами и спецслужбами, вот и пластмассовый кейс выбран специально – для усиления эффекта взрыва. А ведь в самых первых сообщениях говорилось чуть ли не о любительском характере и кустарной самодеятельности взрывного устройства.

"Крестные отцы" утверждают: не их работа, явно замешаны военные, этому обучают в войсках спецназа и нити ведут в ГРУ, – сообщила "МК" 20 октября. Начиная с 21 октября 1994 года решительно все ведущие газеты уже дружно пишут, что бомба изготовлена армейскими спецназовцами или сотрудниками ГРУ. "Нити теракта ведут к министерству обороны" ("Сегодня", 1994, 21 октября); "Взрыв в "МК" может сдетонировать в Министерстве обороны", "…Некая армейская спецслужба… ФСК вряд ли причастна к взрыву... Использованная для теракта бомба считается стандартной и собирается из простого диверсионного набора" ("Коммерсант", 1994, 21 октября). А газета "Завтра", едва ли не разглашая государственную тайну, спешит поведать: "грубость" диверсии свидетельствует, что устройство делали люди, "далекие от спецструктур ФСК", а детали взрывного устройства, его конструкция – аналогичны минам-сюрпризам, изучаемым и состоящим на вооружении в частях спецназа армии и ГРУ ("Завтра", 1994, № 41). "Убийство устроили спецназовцы, выведенные из ЗГВ, – сообщала "Новая ежедневная газета". – Никто из наших военных не вложил бы взрывчатку в дорогой кейс. Это абсолютно "европейский" метод, которому обучали спецназы ЗГВ. А кроме того, установить не общепринятый, а сложный, но надежный механический взрыватель могли только специалисты". Холодов был под наблюдением ГРУ в качестве "тренировочного" объекта, спешило поведать другое издание, команду на его ликвидацию дал кто-то из руководства ГРУ или ФСК ("Аргументы и факты", 1994, № 43).

Проще говоря, "только военная разведка пользуется такими средствами, как дипломат с взрывным устройством", а значит – "это предостережение всем журналистам: не лезьте в дела ГРУ, ваш компромат не дойдет до назначения". И как бы мимоходом сообщалось, что в день гибели Холодов должен был получить компромат на ГРУ от сотрудника ФСК… Итак, через СМИ "осведомленные лица" сначала слили ряд взаимоисключающих версий, но буквально через пару – тройку дней из них в сухом остатке лишь одна: убийство – дело рук военных и только их. Версии же о возможной причастности ФСК тихо канули в лету. Потребитель же информации из числа обывателей уже твердо был уверен, что так грубо могли сработать только армейцы – кто же еще? Ведь чекисты, как уже успели внушить читателю, обычно работают высокопрофессионально и тихо, без шума и пыли, например, при помощи яда или снайперов, предпочитая маскировать покушения под бытовые разборки или несчастный случай. А бомба, мол, – чисто военный почерк…

Мина направленного поражения

27 октября 1994 года, спустя десять дней после взрыва в редакции "МК", трагически погиб ведущий специалист Научно-технического управления ФСК подполковник Михаил Чеканов (в одних изданиях его тогда также назвали ведущим специалистом-пиротехником Управления ФСК по Москве и Московской области, в других обозначили как сотрудника Института криминалистики). Как было сообщено, взрывотехник погиб при попытке разминировать самодельное взрывное устройство – бомбу с часовым механизмом, подложенную возле магазина автозапчастей "Контур-Авто" на шоссе Энтузиастов, 29/53. Согласно первым сводкам, самодельное взрывное устройство состояло из канистры с бензином, рядом с которой был сверток. В свертке "находился будильник, стрелка которого была установлена на 12.00".

"Прибыв на место происшествия, – сообщалось в газетном материале, – Михаил Чеканов с коллегами оттащил в сторону канистру, после чего решил осмотреть подозрительный предмет (по инструкции, только установив наличие взрывного устройства, пиротехники могут вызвать грузовик со спецоборудованием для разминирования). Однако как только он приблизился к бомбе, она взорвалась. В результате подполковник был убит на месте…" ("Коммерсант", 1994, 28 октября). Представители ФСК назвали Михаила Чеканова "одним из самых опытных специалистов по разминированию самодельных взрывных устройств", более того, одним из лучших взрывотехников страны.

Тогда же сообщили и то, что именно Михаил Чеканов работал на месте гибели Дмитрия Холодова, лично изучая тип взрывного устройства. Даже сейчас кажется странным, что именно этот специалист выехал по, казалось бы, вполне заурядному вызову, ведь лишь в январе – сентябре 1994 года по данным ГУВД Москвы в городе было взорвано сто бомб ("Коммерсант", 1994, 3 ноября). Зачем он вообще взял в руки бомбу, если, конечно, на самом деле брал? Ведь в сентябре того же 1994 года на Кировоградской улице столицы две радиоуправляемые бомбы, прикрепленные к днищу автомобиля одного из авторитетов "ореховской" группировки, без затей обезвредили, расстреляв их из снайперской винтовки…

Между тем, пока Чеканов возился с миной, вторая оперативно-дежурная бригада – на спецавтомобиле КамАЗ, оснащенном механизмом-манипулятором для извлечения взрывчатки – не смогла прибыть к месту обнаружения бомбы своевременно, поскольку …попала в мелкую аварию! По другой же версии, оперативная группа не смогла прибыть, потому что "оснащенные маячками машины пиротехников водители не пропускали" ("Коммерсант", 1994, 28 октября). Это спецтранспорт ФСК – со всеми положенными спецпропусками, мигалками-маячками и сиренами – не пропускали? Позже – уже во время судебного процесса – было подтверждено, что именно Чеканов действительно проводил первую экспертизу адской машины, взорвавшей Холодова. Такая же внезапная смерть ждала и другого видного эксперта, который вместе с Чекановым работал на месте взрыва, Аполлонова. Судя по библиотечным каталогам, А.Ю. Аполлонов был одним из крупнейших специалистов-криминалистов по воздействию взрывов на человеческий организм, но в январе 2001 года в ходе судебного процесса по делу Холодова вдруг выяснилось, что его уже нет в живых: как сухо сообщено для СМИ, "Аполлонов умер при невыясненных обстоятельствах". Два виднейших специалиста по взрывам осматривали место гибели Холодова – и обоих вскоре уже нет в живых.

Спустя же почти два года "вдруг" выяснилось (точнее, так сообщили прессе), что пресловутая бомба, с которой не справился Чеканов, – вовсе не одна лишь канистра с бензином и каким-то свертком с "будильником". К канистре, по обновленным данным, была присоединена еще и противопехотная мина направленного поражения МОН-50. И вся эта взрывная конструкция "приводилась в действие несколькими механизмами взрывания: не только стандартными, которые прилагались к мине, но также самодельной растяжкой и часовым механизмом, в качестве которого использовался обыкновенный будильник", который, мол, "должен был сработать в 12 часов ночи", поскольку бандиты-рэкетиры планировали лишь попугать несговорчивых коммерсантов, "рассчитывали, что в это время в магазине и возле него не будет людей̆".

Однако… Дальше, мол, все пошло не по плану, ночной взрыв не удался, а утром работники магазина обнаружили бомбу и вызвали милицию, а уже милиционеры обратились в ФСК. И вот "Чеканов оттащил в сторону канистру, после чего занялся миной. Однако как только он дотронулся до МОН-50, прогремел взрыв". И все – "из-за ошибки изготовителей, которые перемудрили с механизмами приведения бомбы в действие, она не сработала в назначенное время и взорвалась позднее" ("Коммерсант", 1996, 15 марта). Особо примечателен заголовок материала "Роковая ошибка кустаря-пиротехника": "кустарь" – это ведущий специалист ФСК по взрывным устройствам или тот мастер, который сумел его устранить? Штатная мина направленного поражения МОН-50 была разработана еще в 1960-е годы. Вряд ли эксперт столь высокого класса не знал, как с ней работать. Впрочем, уже тогда высказывалось предположение, что Чеканов стал жертвой именно своего профессионализма, слишком грамотно проведя экспертизу взрывного устройства, убившего Холодова, и наверняка зная реальных "авторов" взрыва 17 октября по почерку.

Практически незамеченной тогда прошла сводка о таинственной смерти еще одного офицера ФСК, чье тело извлекли из шахты станции метро "Кузнецкий мост" 26 октября. По одним данным, офицер работал в отделе кадров центрального аппарата, по другим – в подразделении собственной безопасности самой спецслужбы.

А 2 ноября 1994 года на брифинге в ГУВД Москвы было сообщено, что сотрудники ГУВД уже сумели установить личности преступников, заложивших ту бомбу, от которой и "погиб ведущий пиротехник ФСК России подполковник Михаил Чеканов". Но, как поведал тогда замначальника отдела Управления уголовного розыска ГУВД столицы Сергей Савицкий, "предстоит еще задержать подозреваемых и доказать их вину" ("Коммерсант", 1994, 3 ноября).

Если преступление, жертвой которой стал Чеканов, и в самом деле раскрыли, зачем было публично информировать об этом подозреваемых, разгуливающих на свободе?

Субботним вечером 10 декабря 1994 года в ходе спецоперации погиб и.о. начальника отделения 6-го ("взрывного") отдела МУР майор милиции Игорь Чернов-Ягодин. Как было сообщено, "сыщик погиб, расследуя убийство контрразведчика" – подполковника Михаила Чеканова. Оказывается, "оперативники столичного УФСК и МУРа проводили совместную операцию по задержанию подозреваемого в закладке взрывного устройства на шоссе Энтузиастов… В ходе расследования сотрудники МУРа и УФСК вышли на неработающего жителя Реутово", но когда его попытались задержать, тот открыл огонь, смертельно ранив майора из МУРа. Как сообщалось, он получил ответную пулю, "задержан и сейчас находится в больнице" ("Коммерсант", 1994, 13 декабря).

Далее происходит самое интересное: из печати в одночасье и навсегда исчезает всякое упоминание, что это была именно совместная операция сотрудников уголовного розыска с ФСК. А затем выясняется, что со стрельбой взяли тогда не кого-то, а вора в законе Владимира Назарова (Назара), телохранитель которого и отстреливался. Мимоходом сообщено, что "люди Назара контролировали …гастроном на Лубянке", в котором обычно и отоваривались сотрудники Центрального аппарата ФСК: очень немногие могут спокойно "крышевать" прямо на Лубянке, но как-то сомнительно, что и в 1994 году такое могло быть дозволено без соизволения людей с той же самой Лубянки. Так вот, именно люди Назара, утверждалось, и заминировали тот магазин автозапчастей на шоссе Энтузиастов. Дальше – больше: при задержании Назара "пришлось применить приемы рукопашного боя", хотя бандиты отстреливались и имели при себе гранаты. Однако, "здоровье вора в законе, проведшего около девяти лет в тюрьме, оказалось непрочным, и через некоторое время после задержания он скончался" ("Коммерсант", 1996, 15 марта). А спустя несколько лет было сообщено, что вор в законе Назар "был убит во время задержания" ("Коммерсант", 1999, 25 мая).

7 мая 1997 года близ Бутырской тюрьмы, возле своего офиса на Новослободской улице, неизвестными киллерами застрелен еще один очень информированный человек – Анатолий Лобанов, адвокат того самого Назара (и вообще "реутовской" группировки). Генерал Александр Карташов, тогдашний первый заместитель начальника ГУОП МВД России, откровенно заметил: "Такие, как Лобанов, долго не живут" ("Коммерсант", 1997, 8 мая).

И вырисовывается такая цепочка: взорван журналист, затем погиб участвовавший в расследовании взрыва эксперт, в перестрелке убит оперативник МУРа, выявивший убийц взрывотехника, сами убийцы-уголовники – тоже убиты, затем убит и их адвокат (он же – хранитель их тайн), при подозрительных обстоятельствах ушел из жизни и другой эксперт… И это далеко не все.

"Во всем виноват Грачев?"

Пока происходили все эти убийства, следствие копало только одну версию гибели журналиста – "военную": смерть Холодова напрямую связана исключительно с его публикациями на армейскую тематику. Суть проста: Холодов писал о коррупции в армии, в Западной группе войск, и от его публикаций тогдашний министр обороны, генерал Павел Грачев, дескать, приходил в такую ярость, что приказал (попросил, намекнул и т.п.) своим спецназовцам проблему решить. Именно так и представило дело следствие. Подобрали и соответствующих спецназовцев для показательного заклания.

Наиболее примечательные выдержки из судебной речи государственного обвинителя Ирины Алешиной звучали так: "Министр обороны Грачев крайне болезненно воспринимал критически выступления в прессе в свой адрес. Свое недовольство он выражал публично, упрекая подчиненных в том, что они не могут воздействовать на авторов публикаций. […] Особо негативное отношение Грачев высказывал в адрес корреспондента газеты "Московский комсомолец" Холодова Дмитрия. […] В декабре 1993 года Грачев поставил задачу начальнику разведывательного отдела штаба Воздушно-десантных войск Министерства обороны РФ полковнику Поповских прекратить негативные публикации об армии и лично о нем – министре обороны. […] Командующий ВДВ генерал-полковник Подколзин, его первый заместитель генерал-полковник Пикаускас и заместитель по тылу генерал-лейтенант Зуев […] неоднократно ставили Поповских в известность о недовольстве министра обороны по поводу неисполнения данного им ранее распоряжения. […] Весной 1994 года Подколзин […] передал Поповских, что министр обороны недоволен нерасторопностью начальника разведки ВДВ и требует принять к наиболее "неуправляемому" журналисту – Холодову самые жесткие меры. […] Поповских, реализуя свой преступный умысел, в августе 1994 года поручил командиру особого отряда специального назначения войсковой части 28337 (45 полк) ВДВ капитану Морозову […] организовать путем скрытого наблюдения сбор сведений об образе жизни Холодова […] В августе – сентябре 1994 года Поповских […] вновь услышал об упреках Грачева в свой адрес и о предложении "заткнуть рот" и "переломать ноги" Холодову […] Поповских принял решение о физическом устранении Холодова. В начале октября 1994 года в свой преступный план он посвятил Капунцова, командира особого отряда 45 полка Морозова, его заместителя Мирзаянца, бывшего военнослужащего 218 отдельного батальона специального назначения ВДВ лейтенанта запаса Барковского. […] Было принято решение о ликвидации Холодова путем взрыва самодельного взрывного устройства. […] Поповских поручил Морозову, Сороке и Мирзаянцу похитить инженерные боеприпасы для последующего изготовления самодельного взрывного устройства".

И вот, наконец, 4 октября 1994 года похитили боеприпасы, дабы изготовить мину для Холодова: 25 кг тротила, 32 кг пластита, 75 электродетонаторов ЭДПР, 200 капсюлей-детонаторов КД-8а, 30 метров огнепроводного шнура ОШП, 10 малых прилипающих мин (МПМ), 6 противопехотных мин ПМН-2, 10 зажигательных трубок ЗТП-50, 5 зажигательных трубок ЗТП-150, 10 взрывателей замедленного действия ВЗД-3М, 20 взрывателей замедленного действия часовых ВЗД-6Ч, 5 взрывателей замедленного действия ВЗД-144, одну мину осколочную направленного действия – МОН-90, 30 запалов МД-5М и, наконец, один взрыватель МУВ-4. Уфф, можно приступать к спецоперации… И это все – ради одного журналиста?

Сага о "лишнем нолике"

Предложенный радетелями "военной версии" список секретов, до которых якобы докопался убитый журналист, просто огромен: добыл документы о продаже оружия из ЗГВ в третьи страны (на предмет этого якобы даже должен был выступать на думских слушаниях); обнаружил, что в Чучкове (там базировалась армейская бригада спецназа) "готовят наемников и профессиональных убийц криминальные структуры СНГ"; узнал о подпольной торговле оружием и взрывчаткой со складов этой самой Чучковской бригады; узнал о подготовке боевиков для антидудаевской оппозиции в Северной Осетии; вышел на каналы поставок оружия в Чечню – тоже для оппозиции; какой-то "таджикский след" (выдохся сразу, поскольку никто так и не смог членораздельно пояснить, какая связь между Холодовым и событиями в Таджикистане); проник в тайны "Росвооружения" (какие именно, не уточнялось); вышел на дело о вывозе стратегических материалов за рубеж через военный аэродром Чкаловский; узнал о поставках из ЗГВ автоматов для казанской и московских криминальных группировок… Ни одна из этих версий не получила развития, включая планы выступления Холодова на думских слушаниях: никаких слушаний в Думе о коррупции и хищениях в ЗГВ не планировалось.

Тема знания тайн коррупции в ЗГВ прожила дольше всего: "В каждой из публикаций точно указывалось, куда и как уходило российское военное имущество, кто и каким образом на этом наживается" ("Известия", 19 октября 1994). Но ни в одной из публикаций Холодова как раз и не было никаких сведений ни "куда и как", ни о том, "кто".

Пролистав газетные подшивки, можно убедиться, что писал Холодов много. В архивах есть его репортажи из "горячих точек", из Сухуми, из Чечни – лета-осени 1994 года. О спецназе ГРУ в 1994 году журналист публикует пять материалов, но вовсе не критические или разоблачительные, а, напротив, восторженные: "Рязанский Рэмбо выживет и на Луне", "Универсальные солдаты. Спецназ ВДВ – экстрасимвол российской армии".

О коррупции в ЗГВ читать интересно. 27 сентября 1994 года Дмитрий Холодов публикует статью "А мы их танками закидаем” со сногсшибательным компроматом: "В результате странного соглашения МО с Турцией Западной группой войск этому государству было ПЕРЕДАНО ОКОЛО ШЕСТНАДЦАТИ С ПОЛОВИНОЙ ТЫСЯЧ ТАНКОВ... Отдали туркам 16 тысяч танков – и никто ничего не знает".

То есть речь идет о количестве танков, которыми можно было укомплектовать 50-55 танковых дивизий – 12-14 танковых армий! В составе ЗГВ в 1991 году, согласно официальным данным, значились две танковые и три общевойсковые армии, на вооружении которых имелось порядка 5000 танков. Цифры эти никоим образом не были секретными (да и не могли таковыми быть после подписания в 1990 году ДОВСЕ – Договора об обычных вооруженных силах в Европе), вполне доступны. О каких "16,5 тысячах танках ЗГВ" вообще могла идти речь?

Лишь спустя 12 дней после гибели журналиста его коллеги принялись оправдываться, что Холодову подбросили "дезу", приписав нолик, вот и получилось 16 000, а не 1600. Но даже если бы и 1600, это все равно полный абсурд – это почти 40 процентов всей бронетанковой мощи ЗГВ, считай, 5-6 танковых армий. Да и какой покупатель был способен оплатить такую мощь, пусть и по ценам подержанной техники (хотя на вооружении ЗГВ танки состояли отнюдь не подержанные, а самые что ни на есть новейшие)? И какой "тихой сапой" все это можно было сплавить, как такую армаду тайно протащить – в Турцию из уже объединенной Германии эшелонами через Европу? Вокруг нее – на караванах морских судов? Или по воздушному мосту – на "Антеях" и Ил-76-х?

Версия о "лишнем нолике" продержалась довольно долго, еще в 1998 году писалось, как журналист обвинил генералов Грачева и Бурлакова в том, что "они украли 16 000 танков и продали их на черном рынке Хорватии, Сербии и др. …" ("МК", 1998, 10 января). То есть, с Турции "обвинения" к тому времени уже сняли. Но ни одного танка советского производства – из ЗГВ или не из ЗГВ – на вооружение турецкой армии так никогда и не поступило. На черных рынках Сербии и Хорватии Т-72 и Т-80 из ЗГВ тоже так и не объявились… Но именно этот "компромат", по легенде, до ужаса напугал и разъярил Павла Грачева.

Живительный источник

В горячке тех дней об источниках этого "компромата" проговорилось само издание, где работал Холодов: "Вчера утром Дима получил от человека, которого знал как сотрудника ФСК, номерок от камеры хранения на Казанском вокзале" ("МК", 1994, 18 октября). А ранее "Дима позвонил в Федеральную службу контрразведки и попросил помощи в подтверждении имеющегося у него материала […] Сотрудник ФСК, знакомый ему, принял эту информацию и пообещал связаться с военной контрразведкой. Это было в пятницу вечером. Дима рассчитывал, что Федеральная служба контрразведки сможет помочь ему". А "в понедельник утром, в районе 11 часов 15 минут, Диме позвонили из Федеральной службы контрразведки и сообщили, что его информация доведена до сведения военной контрразведки и что та готова встретиться с Дмитрием в районе 12 часов: на что Дима сообщил звонившему сотруднику ФСК, что до 16 часов он занят, поскольку в районе 13 часов он будет располагать документами, подтверждающими имеющиеся у него данные по подготовке боевиков в Чучкове. Эту информацию, по словам Димы, ему должен был передать высокопоставленный сотрудник ФСК, курирующий Московский военный округ МО" ("МК", 1994, 19 октября).

По словам Павла Гусева, "Холодов вышел на крутого человека из ФСК", который и предложил получить документы в камере хранения Казанского вокзала ("Сегодня", 1994, 19 октября). Но затем тему какой-либо возможной связи "человека из ФСК" с камерой хранения Казанского вокзала незамедлительно вывели из оборота – больше она не упоминалась нигде.

Зато синхронно появились публикации, что "странным было бы участие в убийстве ФСК – по некоторым сведениям, основного поставщика компромата на ЗГВ" журналисту, так что "ФСК вряд ли причастна к взрыву" да и вообще "убирать журналиста, с которым достигнуто взаимопонимание, ФСК просто бессмысленно" ("Сегодня", 1994, 21 октября). "ФСК вряд ли причастна к взрыву", словно по шаблону вторит другое издание ("Коммерсант", 1994, 21 октября), сама же "грубость работы" свидетельствует, что устройство делали люди, "далекие от спецструктур ФСК" ("Завтра", 1994, № 41). Так что "следы ведут в ГРУ" – ведь компромат на военных передавали журналисту из ФСК, вот и в тот день документы "должен был передать полковник ФСК Сергей Васильев, курирующий Московский военный округ", но его "вычислили" ("Аргументы и факты", 1994, № 43).

"Информационную поддержку" Дмитрия Холодова со стороны Лубянки вскоре затушевали: получалось, что именно чекисты использовали доверчивого парня для слива своей направленной информации, или дезинформации. И на первый план вышла уже известная тема: только грубые армейцы используют бомбы…

"Дедушка спецназа" и его внучки

Скончавшегося в ноябре 2000 года полковника Илью Григорьевича Старинова заслуженно величали "дедушкой спецназа" и учителем отечественных диверсантов. Однако же свой богатейший подрывной опыт отставной армейский полковник свыше 20 лет, с 1964-го до 1987 года передавал исключительно сотрудникам в штатском, преподавая тактику диверсий только в заведениях КГБ. Например, на Курсах усовершенствования офицерского состава (КУОС) управления "С" (нелегальная разведка) ПГУ КГБ: КУОС в просторечии так и именовали – "курсы диверсантов". В таком спецподразделении ПГУ КГБ, как "Вымпел" (оно тоже числилось в составе управления "С") тоже неплохо разбирались во взрывных премудростях.

А если уж говорить про традиции, то 23 мая 1938 года чекист-террорист Павел Судоплатов взрывным устройством (с "надежным механическим взрывателем") ликвидировал в Роттердаме лидера ОУН Евгения Коновальца. Да разве не для проведения диверсий такого рода создавался тот же спецотряд КГБ "Вымпел"? Забылось в публикациях о смерти Холодова и то, что чекистские диверсионно-террористические отряды (всевозможные "Каскады" и "Зениты") прошли массовую боевую обкатку в Афганистане. Так что в 1994 году специалистов диверсионного профиля достаточно высокого класса можно было без малейшего труда сыскать не только в ведомстве военном, но и в лубянском.

А еще диверсанты имелись в Службе безопасности президента (СБП). Бывший руководитель этой службы генерал Александр Коржаков в мемуарах "Борис Ельцин: от рассвета до заката" сообщал, что в созданный им Центр спецназначения набирали натуральных диверсантов – на всякий случай. О начальнике же этого Центра он написал без дипломатии: "По профессии Захаров – диверсант. Когда его уволили на пенсию, он пришел ко мне и попросился на работу. Я взял, решив, что и такие люди тоже могут пригодиться" (Коржаков А. В. "Борис Ельцин: от рассвета до заката". М., "Интербук", 1997, с. 169.). Зачем структуре сугубо охранной понадобились собственные диверсанты и где они затем нашли применение, осталось за кадром. К слову, тот же Илья Старинов, вплоть до последних дней своей жизни охотно дававший многочисленные интервью и комментарии по части самого разного рода проблем терроризма и диверсий, гремевшее на всю страну "дело Холодова" совершенно "не заметил", не дав ни единого комментария по этому поводу.

А время было интересное и насыщенное: "в верхах" в самом разгаре очередная схватка за близость к "телу № 1" и влияние на него, жестокая схватка под ковром за ведомственные и клановые интересы. На этом поле Павел Грачев – один из основных игроков. Можно также напомнить, что именно к 1994 году отношения Грачева и Коржакова не совсем сложились, если уж точнее – откровенно разладились. На дворе стояла бурная осень 1994 года, примечательная целым клубком интересных событий, странным образом совпавших с направленным взрывом 17 октября, но по еще более странной случайности оставшихся в его тени. Именно этот взрыв и затенил абсолютно все, кардинально сместив фокус внимания. 11 октября 1994 года произошел обвал рубля: с 2833 до 3926 рублей за один доллар – по меркам 1994 года это было настоящей катастрофой, приведшей к ряду громких отставок и резкому политическому обострению. Случившееся в этот "черный вторник" в одночасье ушло на второй план – уже к вечеру 17 октября.

Еще более важные события и вовсе не успели выйти из тени: на Кавказе вызревала большая война и в Чечне вдруг появились "неопознанные" боевые вертолеты, огнем с воздуха поддержавшие подпитываемую из Кремля антидудаевскую "оппозицию", которая, тем не менее, успешно проваливала одну за другой все попытки свержения Дудаева. В те выходные, 15 и 16 октября, эта "оппозиция" вновь предприняла набег на Грозный: 15 октября примерно в 15.00 российская авиация совершила очередной налет на Грозный, а сразу после него туда вошли и отряды оппозиции. Но уже к ночи они вновь бежали из города. Грохот взрыва 17 октября напрочь заглушил провал этого штурма, о котором даже и не вспомнили.

Как выяснилось уже много позже, Грачев в те же дни проявил норов, попытавшись отбрыкаться от поручения мало приятного: судя по доступным материалам заседаний Совета безопасности (и показаниям очевидцев), министр обороны дал понять, что вовсе не горит желанием вводить армию в Чечню.

Информационная атака на министра обороны России оказалась столь мощной и массированной, что молчать он уже не мог. В интервью "Независимой газете" Грачев заметил, что убийство "было осуществлено крайне непрофессионально", что "эта акция была направлена против меня", собственно же убитого использовали "как подсадную утку, так как он не был известным журналистом, не имел никакого политического веса и не располагал никакими компрометирующими армию материалами", "его просто использовали". Пророчески заметив, что убийцу не найдут, потому что это политическое убийство, Грачев даже слегка обозначил тех, кому это убийство могло быть выгодно: как же так, сказал министр, сразу после трагедии заговорили о причастности к ней и ФСК, и армии, но теперь исчезли все упоминания ФСК в негативном смысле, а в виновниках – только армия и ГРУ? И заключил: "повторяю, идет борьба за президента" ("Независимая газета", 1994, 21 октября).

Те же мысли продублировал и для "Известий": "Какие тайны он знал? Да никаких! Вся его критика сводилась к изложению бытовых вещей и слухов"; "да если бы мои спецназовцы так грубо работали, я бы их повыгонял. Это работа полного непрофессионала", поскольку "профессионал убирает без шума. Никто бы и не догадался, от чего вдруг тихо умер человек. А здесь показушно убивали". И вновь повторил: "Есть силы, которым выгодно, чтобы я отошел от президента. Они желают ослабить влияние президента на армию" ("Известия", 1994, 25 октября).

Вскоре стало не до взрывного чемоданчика, да и спецназовцам Грачева приспело дело – чеченская кампания разгорелась уже по-настоящему. А процесс по делу Дмитрия Холодова все же состоялся в первой половине 1998 года – уже после того, как бесславно завершилась первая чеченская кампания, отпала острая нужда в спецназовцах Грачева, а сам "лучший министр обороны" окончательно попал в опалу и был снят. Тоже, кстати, год знаменательный: генерал Лев Рохлин как раз собирал войска под свои знамена, не особо скрывая желания поднять их и походным маршем двинуть на Кремль. А тут, помимо прочего, вдруг череда показательных арестов целой группы спецназовцев, срочно и как-то очень уж нарочито "изымаемых из обращения"… Сам же Павел Грачев в связи с делом Холодова в феврале 1998 года был вызван на допрос, а чуть ли не сразу после него попал в Рязанской области в автокатастрофу. Интервью вплоть до своей смерти он больше не давал, мемуаров не писал, да и вообще ничего лишнего не болтал.

Обвиняемые – пять бывших десантников-спецназовцев – провели в заключении свыше двух лет. Лишь в 2000 году дело пошло в суд, сам процесс затянулся еще на несколько лет. Суд проходил странно: доказательной базы, по сути, никакой, свидетель – один-единственный, ефрейтор Маркелов, то ли что-то видевший, то ли слышавший. Вот только видеть и слышать он стал через два года после убийства журналиста – как раз когда газета объявила, что выплатит большую премию тем, кто придет и что-то расскажет. Пришел, получил, рассказал… Ефрейтор потом от всего отказался, а весь его полк собирал 2000 долларов по подписке, чтобы вернуть их. Основной фундамент дела – самооговоры, сделанные офицерами во время первых допросов.

В сухом остатке – оправдательный приговор в 2002 году и не раскрытое до сих пор дело об убийстве журналиста.