«Это очень злой сарказм». Как в России появляются дела о «фейках про ковид»

Приговор журналисту Александру Пичугину, которому присудили 300 тысяч рублей штрафа по обвинению в распространении фейка о коронавирусе, будет обжалован. Об этом заявляет его защита. 11 ноября Богородский городской суд Нижегородской области признал Пичугина виновным в совершении преступления по статье "Публичное распространение заведомо ложной информации об обстоятельствах, представляющих угрозу жизни и безопасности граждан". Гособвинение просило для Пичугина наказание в виде двух с половиной лет ограничения свободы.

Уголовное дело за распространение ложных сведений о коронавирусе в отношении редактора интернет-проекта "Репортёр-НН", автора телеграм-канала "Сорокин хвост" Александра Пичугина было заведено 17 апреля. Ночью полиция провела в его доме обыск, изъяла телефон и ноутбук.

Поводом стала запись в телеграм-канале, в которой Пичугин в иносказательной форме критиковал Русскую православную церковь за проведение богослужений во время эпидемии. 12 апреля на канале "Сорокин хвост" появился текст, который начинался словами: "Внимание! Сегодня по всей стране проходит спланированная акция по инфицированию населения смертельно опасной болезнью".

Этот пост стал реакцией Пичугина на прямую трансляцию богослужения в Дивеевском монастыре в Вербное воскресенье, где, несмотря на угрозу распространения коронавируса, собрались десятки верующих. Об этом журналист Александр Пичугин рассказал в интервью Радио Свобода:

– Все началось в апреле, во время празднования Вербного воскресенья. Я читал в интернете и лично видел многочисленные нарушения при проведении публичных мероприятий со стороны Русской православной церкви. Все храмы были открыты, люди шли туда огромными толпами, даже не думая соблюдать какие-то эпидемиологические правила. Меня это очень расстраивало, мягко говоря. Буквально за два дня до Вербного воскресенья губернатор Нижегородской области Глеб Никитин собрал журналистов на зум-конференцию. Он просил блогеров найти какие-то особые слова, какие-то жесткие творческие формулировки, чтобы убедить людей ни в коем случае не нарушать принцип самоизоляции и соблюдать все правила предосторожности, потому что никто не знает, во что выльется этот страшный коронавирус. У местных властей была растерянность и непонимание того, чего ждать от людей и от этой болезни.

Но выяснилось, что в стране есть организации, не готовые поддерживать жесткую государственную политику во время карантина. Все видели, что РПЦ просто демонстративно нарушала все запреты и предписания. Это меня совсем не радовало. Я был достаточно эмоционален и взвинчен, потому что у меня перед домом храм, я видел огромное количество автомобилей на стоянке и понимал, что внутри храма во время эпидемии творится что-то невообразимое с научной точки зрения.

–​ И вы просто об этом написали в своем телеграм-канале?

– Я написал об этом сначала на всех своих легальных, будем так говорить, интернет-площадках, под своим именем, но понял, что у меня осталась одна последняя возможность еще хоть как-то достучаться до людей – это мой анонимный телеграм-канал "Сорокин хвост", который я к тому времени уже почти забросил. Там и появился этот пост, где я, не называя церковь, ритуалы и храм, просто сравнил то, что происходит в церквях, со спланированной акцией по заражению людей смертельно опасной болезнью. Я это сделал с точки зрения науки, как это понимают все здравомыслящие люди. Потом ситуация развивалась таким образом, что не понять этого было уже невозможно.

Ровно через две недели, то есть спустя инкубационный период, в Нижегородской области, в Дивеевском монастыре произошла сильнейшая вспышка заболеваемости COVID-19. Всех насельниц этого монастыря отправили на лечение в гражданские больницы, потому что монастырский медпункт, конечно, с этим не справлялся. Потом болезнь перекинулась на само село Дивеево, и это был первый карантин, который власти были вынуждены объявить в Нижегородской области. То есть именно церковь подтолкнула власть к объявлению карантина. Как иначе это сформулировать, я не знаю. Губернатор признал, что вирус разошелся, потому что насельницы монастыря контактировали с прихожанами. Какие еще нужны доказательства того, что я прогнозировал в своем посте, я уж тогда и не знаю.

–​ Вы написали этот пост в своем анонимном телеграм-канале. Как вас вычислили и кто вас начал преследовать за это?

– Этот телеграм-канал был условно анонимным, конечно. Был довольно ограниченный круг людей, которые знали, что это я, и я думаю, что сотрудники ФСБ тоже были в их числе. Потому что на следующий день мне позвонили и сказали: "Это что?" Я говорю: "Это моя боль". – "У нас в стране нет организации, которая планирует инфицирование населения смертельно опасной болезнью. Это уголовная статья. Удали пост, пожалуйста". А спустя пару минут мне вновь позвонили: "А хотя нет, давай-ка лучше не будешь удалять, пусть повисит". Тут я все понял и, конечно, удалил. Но мне это уже особо не помогло, дальше все развивалось быстро: пришли ко мне домой, устроили обыск, возбудили дело и быстро довели его до суда.

–​ Со стороны это выглядит абсурдно. Как вы думаете, почему они за вас так серьезно взялись? Им больше нечего делать?

– Я могу предположить, что тут может быть личное отношение кого-то из руководства ФСБ, и, безусловно, тут есть личное отношение человека, который непосредственно написал на меня рапорт. Когда он мне позвонил с просьбой сначала удалить, а потом оставить это сообщение, я ему начал говорить ровно ту легенду, которую рассказывал всем в тот момент: что мне этот канал уже неинтересен, я им больше не занимаюсь. Видимо, он очень сильно обиделся. Потом в частных разговорах, когда мы ехали на первый допрос и он приезжал ко мне домой со всей этой группой, он мне говорил, что "нельзя так поступать с защитниками родины, и врать людям, которые кладут свои жизни ради государственной безопасности – это последнее дело". То есть человек обиделся и завелся, что называется.

–​ То есть обвинителем на суде выступало ФСБ?

– На самом деле дело было возбуждено по рапорту ФСБ, а дальше им занимался Следственный комитет. И бумажка из ФСБ, некая справочка о том, что "подтверждаем, что не удалось найти организации, о которой Пичугин в завуалированной форме сообщает", она и до приговора дошла, эта справка, в качестве основного аргумента. Ну нет такой организации у нас, понимаете.

–​ В суде обвинение просило ограничить вам свободу на два с половиной года. Довольно острая реакция на саркастический пост…

– Это очень злой сарказм, который они в суде называли "шуткой юмора". Вообще, с точки зрения терминологии у стороны обвинения был полный швах. Они на полном серьезе зачитывали доводы своих стукачей, свидетелей, которые как только ни называли мой текст: и репортажем, и новостью, и чем угодно. С точки зрения человека, который пишет и разбирается в информационных жанрах, это просто за гранью понимания. Тем не менее мне кажется, что, когда гособвинитель затребовал два с половиной года ограничения свободы, это как раз с их стороны, наверное, было неким жестом доброй воли. Лучше пусть Пичугин посидит вечерами дома и поживет под роспись, чем будет платить какие-то деньги, потому что другой вариант – это штраф. Потому что до меня доходили сведения еще до судебной стадии, что решение по мне будет именно такое, какое мне вынесли.

–​ За что ФСБ вас не любит?

– Ну так не надо говорить, они потом со мной вполне мирно общались, когда везли меня после допроса назад, домой. Просто появилась новая модная статья, она к тому времени существовала всего две недели, в нескольких регионах уже появились первые дела по этой статье, и отставать с точки зрения отчетности Нижегородская область просто не могла. Это просто новые "палки", новые звездочки на погонах, какие-то благодарности. В принципе, того же самого можно было достичь, просто побеседовав со мной и выпустив такой пресс-релиз, что с одним неразумным блогером поговорили, вправили ему мозги, и те же самые регалии, мне кажется, можно было получить. Но они решили довести до уголовного дела и суда. Я это расцениваю только так – это комплекс личных обид и желания выслужиться.

–​ Какова ситуация с коронавирусом в Нижегородской области сейчас? Что-то изменилось с апреля, власти подготовились?

– То, что происходит сейчас, – это полная жесть! У нас скоро количество погибших от коронавируса превысит тысячу человек. Но есть ощущение, что сейчас все воспринимают это гораздо более спокойно, чем в апреле, когда появлялись первые жертвы. Похоже, что все свыклись и решили, что коронавирус – это просто часть нашей сегодняшней жизни. Специальных обращений руководителей региона к журналистам или обычным людям, публичных выступлений, как было раньше, мы сегодня не видим. Все идет своим чередом, государственная политика в этом отношении поменялась. Медицина не готова так же, как и весной.

Я сам переболел коронавирусной инфекцией в сентябре, и кроме тестов, которые мне удалось сдать, никакого лечения не было. Я просто сидел дома в самоизоляции вместе со всей семьей. Может быть, это и хорошо, потому что, судя по тому, что пишут люди в соцсетях, что я вижу в больницах Нижегородской области, судя по ситуации в аптеках, из которых пропали все лекарства, ни о каких отлаженных алгоритмах оказания помощи речи не идет. Как бы нам местные власти ни говорили о том, что все работает хорошо, этого не происходит, – рассказал журналист Александр Пичугин.

Адвокат Пичугина Тумас Мисакян, представляющий Центр защиты прав СМИ, заявил, что в ближайшее время обжалует приговор как необоснованный и незаконный:

– Суд, по сути, вошел в противоречие с теми выводами, к которым пришли эксперты Центра судебных экспертиз Министерства юстиции Нижегородской области. В своем приговоре суд указал, что текст Александра Пичугина содержит утверждение о фактах, не соответствующих действительности. Так вот, согласно выводам экспертов, текст Пичугина представляет собой оценочное суждение, развернутую метафору. Если исходить из этого заключения, в тексте Пичугина содержатся только субъективные суждения о событиях 12 апреля 2020 года, в нем нет никаких утверждений о фактах. А если и есть какие-то утверждения о фактах, то они легко очень верифицируются, потому что являются общеизвестными. Например, никто ведь не будет спорить с тем, что COVID-19 – это смертельно опасная болезнь. Или с тем, что, если люди не соблюдают масочный режим и социальную дистанцию, это повышает риск заражения и распространения коронавируса. Первое впечатление – выводы суда не соответствуют материалам дела и тем доказательствам, которые мы исследовали в судебном заседании. Разумеется, мы будем обжаловать этот приговор, подавать апелляцию, и надеюсь, наш голос там услышат.

–​ Это уже не первая попытка властей наказать журналистов за информацию о коронавирусе, называя это распространением фейков о болезни. Ранее в этом обвиняли нашу коллегу Татьяну Вольтскую, позднее в распространении фейка пытались обвинить издание "Кто есть кто в Байкальском регионе" за публикацию материала о коронавирусе, который Роскомнадзор посчитал фейковым. Эту практику мы наблюдаем уже несколько месяцев. Что вы о ней думаете –​ почему она возникла и к чему это может привести?

– Мы видим, что сведения для распространения информации о коронавирусной инфекции предоставляются нам официальными органами, и очень часто они далеки от реального положения дел. Видимо, государство с опаской относится к тому, что общество узнает какую-то нелицеприятную правду о работе государственных органов власти или о работе учреждений здравоохранения в период эпидемии. Конечно, все эти последние дела, так или иначе, направлены на ограничение права на свободу распространения информации. Это попытка запретить журналистам рассказывать людям о том, что происходит. Это нарушает право на свободу выражения мнения, на свободу получения правдивой информации обществом, и это плохо, – полагает адвокат Тумас Мисакян.

Весной 2020 года в России было установлено уголовное наказание за распространение недостоверной информации об опасных для жизни и здоровья обстоятельствах. За это можно получить штраф до 2 миллионов рублей или лишение свободы до 5 лет. Административное наказание за аналогичное правонарушение предусматривает штрафы до 5 миллионов рублей, а при повторном – до 10 миллионов.