«Нет людей, которые выдерживают пытки»: как устроены подвалы «МГБ»

Где держат пленных в оккупированном российскими гибридными силами Донецке, кто и как там проводит допросы, какие действующие лица принимают участие в процессе –​ об этом Радио Донбасс.Реалии рассказал человек, который вернулся оттуда после одного из обменов.

В ОРДЛО существуют десятки мест незаконного содержания людей, наш собеседник видел три из них. Это подвал так называемого «МГБ ДНР», он находится в бывшем Донецком апелляционном суде – через этот изолятор проходят многие захваченные группировкой «ДНР» люди, которым инкриминируют «шпионаж в пользу Украины». Здесь в 2017-м держали и журналиста Станислава Асеева. Второе место – СИЗО Донецка, там, в частности, сейчас находятся украинские военнопленные. И третье – печально известная «Изоляция», до войны центр современного искусства, а еще раньше –​ завод изоляционных материалов. С 2014-го – тюрьма. Забирая людей под разными поводами, российские гибридные силы выстраивают с виду «юридический» процесс с так называемыми адвокатами, прокурорами и следователями.

Как устроен подвал «​МГБ»

В этом изоляторе в разное время держали общественного активиста Владимира Фомичева, ученого Игоря Козловского, журналиста Станислава Асеева и многих других. Наш собеседник говорит, что попал в камеры после подростков, прозванных «ясиноватскими диверсантами» – от них ему и другим заключенным достались журналы, которые парням передавали родные.

– В подвале Апелляционного суда – 3 камеры. Этажом выше – ангар, в нем еще 2 камеры. То есть всего там 5 камер. И есть одна VIP-камера, она где-то на втором этаже: говорят, что там есть чайник, микроволновка, диван, плед. Когда берут каких-то «министров» – их держат там.

Каждое утро приходят и проверяют лифт – боятся, чтобы там ничего не подложили. Один раз нашли пачку печенья с надписью «привет от Ленина». В камерах – лежаки в виде двери. В одной камере есть стол. В двери камеры дырочки просверлены, чтобы можно было дышать, перед дверью решетка. С Асеевым в камере никто не сидел, но был еще топчанчик, место для второго. Это действительно подвальное помещение, под землей. Благодаря тому, что между камерами было вентиляционное отверстие, соседи могли разговаривать. В душ водили раз в 2 недели, один к одному пристегивали наручниками и вели.

Камера, в которую меня сначала завели, более «комфортабельная» – там есть батарея, соседние – очень холодные. Представьте: подвал, зима. Потом меня и моего соседа Гену развели по другим камерам, а эту освободили. А когда Гену отвезли на СИЗО, туда через какое-то время кинули Стаса (Асеева – ред.).

– Вы рассказывали, что Асеева в «​МГБ»​ пытали.

– Стаса они пытались использовать как наживку. Его пытали не для того, чтобы он бумаги какие-то подписал, а чтобы вычислить проукраинских людей. Им надо было, в первую очередь, засечь людей, которые выйдут с ним на связь, поскольку он общался с проукраински настроенными. Например, когда он сидел, пытались вычислить «Фашика донецкого» (аккаунт в фейсбуке о событиях в ОРДЛО, который ведет блогер или группа авторов – ред.). С аккаунта Стаса писали, что должны что-то ему передать, назначали встречу в кафе, но что-то у них не сложилось.

–​ Как себя ведут так называемые «​силовики МГБ»​, как с ними общаться, что это за люди?

– За мной приехал россиянин. Как я понял, его послали в командировку, чтобы он организовывал в Донецке какой-то отдел. Остальные были местными. Машина, на которой он приехал, – коричневый внедорожник с российским номером, и на рамке номерного знака написано «Ставрополь».

Потом, уже когда меня водили в туалет в «МГБ» (он в ангаре), – эта машина уже стояла с «ДНРовскими» номерами. То есть он приехал из России на своей машине и сразу провел операцию – обучал тех, кого набрали в этот отдел, как это делать. Мне подкинули взрывчатку, пластид. Как это делается? Во время обыска выложили вещи, порылись во всем, а теперь, говорят, укладывай все вещи обратно в машину, то есть из этих сумок выкладывай каждую вещь по отдельности и показывай, что это. Это вот банка, это консервация, это кастрюля… А теперь вторая сумка. В ней был лук проросший. Смотрю, там розовый пакет какой-то. Говорю: не знаю, что это, это не мое. Внутри – ​черный пакет, в котором мусор выносят. Мы такими пакетами вообще не пользовались. Мы просидели 4 часа, и банки, которые мы везли с собой, уже были холодными. А этот пакет теплый. То есть один из них, скорее всего, держал это у себя за пазухой. А я взял, чтобы там остались мои отпечатки пальцев. Ну и все: давайте понятых, акт изъятия, открывают, там взрывчатка…

– Вы знаете имена людей, которые вас задерживали и допрашивали?

– Нет. У них, видимо, специальный тренинг, чтобы не произносить ни имен, ни даже позывных при вас.

В «МГБ» я просидел 4 месяца, а в июне (2017-го – ред.) освобождали полностью подвал, всех вывезли на «Изоляцию», а меня в СИЗО. «МГБ» я был уже неинтересен, меня передали «следователю».

«​Изоляция»​: завод, арт-центр, концлагерь

На киевском Подоле сейчас можно посетить центр современного искусства «Изоляция»: там проходят выставки, показы документального кино и образовательные лекции. Родное помещение «Изоляции» в Донецке уже пять лет как стало тюрьмой. Взрывая инсталляцию в виде красной помады, сделанной из заводской трубы, боевики радостно кричали, а один из их спикеров заявил, что «порнография» в этом музее «растлевала народ республики». Арт-фонд, который вынужденно переехал в Киев в 2014 году, сейчас собирает доказательства от пострадавших для суда над Романом Лягиным, обвиняемым в причастности к созданию секретной тюрьмы «ДНР» и организации «референдума» в Донецке в 2014 году.

– Меня свозили на «​Изоляцию»​, как я сейчас понимаю, для устрашения. Первые сутки был допрос, а потом меня повезли в «​Изоляцию» в машине. Как я понимаю, меня хотели завербовать, потому что я ездил на подконтрольную (Киеву – ред.) территорию; еще в машине мне сказали: ты нам расскажи все честно, если мы тебе поверим, завтра сядешь в машину и поедешь ​«в Украину»​. Но, видимо, не поверили. Привезли в мешке, поставили лицом к стенке, сзади тот, кто сопровождал, прочитал – мы тебе… в общем, много чего рассказывал, что он мне сделает, но поскольку я с электричеством связан, я запомнил, что мне в задний проход вставят провод и пустят ток. Это я хорошо запомнил. Говорю: нет. Мне дали семь листов бумаги, я их исписал, отдал ему, он хмыкнул, и все.

Я устрашение получил, меня привезли обратно, допросили еще раз или два. Сняли на видео, и все. Никаких закапываний в гробу, выстрелов над ухом не было. Дениса (соседа по камере – ред.) когда поймали после взрыва «Моторолы» в лифте, – пытали. Положили на лавочку, на голову мешок, льют воду, мешок водой заполняется – покуда не захлебнется. Ему от них удалось сбежать, как он рассказывал. В «МГБ» в подвал он позже попал.

Пытки – это для того, чтобы заставить человека говорить. Если мне верят – тогда пыток нет. Если не верят – пытки будут до тех пор, покуда я не буду отвечать искренне, вот и все. Нет людей, которые выдерживают пытки, просто разные люди разную степень пыток выдерживают.

Там есть полиграф. На полиграфе другой задержанный, Геннадий Матвийчук, начал отвечать неискренне, поэтому его по голове, по ушам били так, что из ушей пошла кровь. Одно ухо полностью перестало слышать, а второе наполовину.

– Как выглядит сейчас «​Изоляция»​?

– Я видел комнату, это бывшая касса. То есть это предприятие, на предприятии была касса. Я был в фойе, в этом фойе – коридор направо, первая дверь направо – касса, дальше туалет и кухня. Это то, что я видел за сутки – поскольку меня выводили в туалет. Там, где Асеев дает интервью Сладкову, есть кадры, где он сидит и ест. У меня такое ощущение, что это то помещение в «Изоляции», где был я. Ощущение основывается на картинке: стол, койка, розетка, цвет стен. Когда меня привезли, меня обрили. Я помню это, мне кажется, это та комната, и в эту розетку включали бритву. Не факт, что он там сидел, но снято там.

Когда я был уже в СИЗО, туда привезли человека с «Изоляции». Этот хлопец, Иван, откуда-то из Луганской области, служил в «ЛНР», «ДНР», где-то в штабе… у него что-то нашли в компьютере, он говорил, что его подставили. Он сидел там в камере 1012. Я спросил, видел ли он Асеева. Говорит, да, койка была рядом с моей. Когда Ваню переводили в СИЗО, он рассказал, – Стас дал ему эту пайту, потому что у него ничего не было. Говорит: вот на мне его пайта, а я ему не вернул. У Стаса была эта серая спортивная пайта в подвале «МГБ». Это говорит о том, что Стас сто процентов попал в «Изоляцию».

«Тебе наняли адвоката, сейчас напиши отказ от него»

– У так называемого «​МГБ»​ есть назначенные «​адвокаты»​, и, как видно из свидетельств пленных, их не так уж и много. В чем их роль?

– На тот момент, когда я туда попал, говорили, что их три, а потом два – это Шишкина (была также «судьей народного трибунала» в оккупированном Луганске, действа, оформленного в виде суда с элементами телешоу – ред.) и Акопян. Шишкина у них на крючке. Они на чем-то подловили ее мужа и теперь манипулируют ею.

Адвокат – это тот же сотрудник «МГБ». Она диктует «следователю», как строить формулировки, чтобы «судье» было легко назначать срок. Чтобы все было сформулировано с юридической точки зрения законоподобно.

– А с частным адвокатом есть смысл иметь дело?

– Когда я попал в подвал, мой сын нанял частного адвоката. Это Г., она и сейчас работает в Донецке. Первым делом, когда меня передали «следователю МГБ» – после оперов, это 30 дней, – меня привели к «следователю», она говорит: тебе наняли адвоката, сейчас напиши отказ от него.

Когда сидишь и ждешь, что тебя вытянут и поволокут на полиграф или еще куда-то, лучше подписывать что угодно. Потому что, признаюсь честно, если бы меня поволокли на полиграф тогда, я бы тут сейчас не сидел. Потому что я им сказал, но далеко не все. Это мое счастье – если бы я им сказал все, я бы в обменный фонд не попал.

«Я продиктую, что ты должен написать». Я написал отказ. Потом пишут: назначить адвоката такого-то.

К следователю меня выводили один раз – написать отказ от адвоката, второй раз – ознакомиться и подписать «постановление на арест», третий – ознакомиться с обвинением: признаешь или не признаешь. Потом каждый месяц в СИЗО мне приносили «продленки» – бумага от следователя, почему она не передала дело в суд. Шесть месяцев я был в СИЗО. Приходил адвокат назначенный (ему за это заплатили деньги), обещал, что меня закажут к следователю на 14.00, из СИЗО возьмут в 8.00 – что со мной будут делать, я сам должен представить, – и что меня вообще могут где-то по дороге «потерять» в какой-нибудь посадке.

– Какие ошибки, по вашему мнению, совершает Украина в вопросе пленных? Я имею в виду не переговоры на высоком уровне, а то, что украинцам, возможно, надо понять о плене и о людях, которые в плену. Вокруг нас сейчас ходят люди, которые не подозревают, что произошло с вами и с другими, кто побывал в тюрьмах ОРДЛО.

– Ошибок совершают очень много. Ни у кого из пленных не должно быть при себе контактов проукраинских людей в оккупации. Чтобы когда их берут, их не могли найти. У меня в телефоне их не должно было быть.

В «Фейсбуке» есть функция «Скачать информацию о себе» – о своих звонках, смс-ках. Если у человека взломали профиль в Фейсбуке и скачали – то они адресатов и звонков, и смс-ок получают.

– То есть люди медленно учатся цифровой безопасности?

– Да.

Там, где я сейчас работаю, многие люди ездят на оккупированную территорию, они там живут. В Донецке остался наш начальник цеха, его взяли «на подвал». Сейчас бывших его коллег обязали каждого писать доносы друг на друга. Если раньше это было «по желанию», то сейчас с периодичностью ты должен написать в «МГБ». А дальше пошла статистическая обработка. Это чуть-чуть не то, что здесь.

Шесть лет прошло, а тут (подконтрольный Киеву город Донбасса – ред.) до сих пор смотрят телевидение из Донецка.

От местного жителя здесь я слышал все то, что Россия передает. Люди это транслируют. Здесь нет понимания, что там происходит. Многие думают, что там люди борются за свою свободу. Я русских видел, сербов видел, чеченцев видел, местных наемников видел, уборщицу, которая решила стать главврачом – видел, тех, кто решил пограбить и на волне подняться, – видел. Сепаратистов – не видел! Наконец-то у нас хоть не АТО, а ООС. У нас война идет. У нас этого не понимают.

Что касается практических вещей для пленных…

В подвале «МГБ» делают обыски часто, как раз когда Стаса привели, начали перетряхивать каждый день: приходят и каждый день что-то забирают: ложку вытрясут, карандаш, ручку, бритву. Все остальное (кусок мыла, смену белья, крем для бритья, помазок, газеты, книги) сбрасывали и высыпали на пол камеры. Когда конвоиры отняли ложки, есть пришлось как животным, лакать из судочков. Воды давали примерно поллитра-литр в день, смотря какая смена конвоиров. Если надо срочно в туалет, то в бутылочку (по-малому) или в судочек (по-большому). В камерах видеонаблюдение с записью видео и звука. Когда выводят, то командуют «Смотреть в пол», нельзя глянуть ни вправо, ни влево, ни вверх, только на ноги впереди идущего, идешь с мешком на голове. Это метод подавления, «уработки» – никакой информации. В подвале «МГБ» никаких передач не было. Опер разрешил передачи, в первый месяц жена приносила, а потом «следователь» запретила.

Что касается СИЗО, когда человека привозят туда, он голый и босый. Нужна мисочка, ложка для начала. В СИЗО родственники могут передать передачу. Мне жена среди прочего передала кофейные напитки, были две чайные ложечки, пластиковый судочек от мороженого. Когда привезли Олега Галазюка (преподаватель, автор колонок из ОРДЛО – ред.), я ему отдал, чтоб баланду было куда насыпать, когда носят. Кипяток – если родные передадут чайник, набираем из крана и кипятим. Вентилятор нужен. Там ведь сырость такая, что стены, одежда, обувь мхом порастают.

В СИЗО можно иметь телевизор. Это очень важно. Потому что четыре стены – убивают. Телевизор – это и время, и окно, в которое можно смотреть. То есть если что-то передавать – то телевизор обязательно. Конечно, там идут российские каналы. Но есть «Хата на тата», Леся Никитюк, Регина Тодоренко в «Орел и решка», не только НТВ с его ведущей с крысьим лицом. Телевизор перебирают, сморят, что там нет ничего внутри, и передают. К ворам, убийцам и грабителям в СИЗО намного лучше отношение, чем к политическим (проукраинским). Это относится к тому, что им можно передавать, например молочные продукты, условиям содержания, у них есть телефоны, разрешены свидания. Политических проукраинских держат в подвальных камерах смертников. Там, где я был, вытекало из канализации прямо на пол.

Тому, кто попал в СИЗО, надо писать простые заявления. Если писать лишнее, они пойдут в мусорник. «Прошу включить меня в списки на обмен». «Прошу выдать вещи, которые были при мне, моей жене». Простые, две строчки. На такие заявления они дают ответ. А дальше ответы на эти заявления уже здесь читаются (если смог вывезти при обмене), там есть подпись, должность, фамилия, это какая-то информация.