Из России: Дубинкой по голове – за Конституцию в руках

Десятки обвиняемых по "московскому делу", возбужденному после летних акций протеста в российской столице, остаются за решеткой – но ни один из сотрудников полиции, избивавших митингующих, так и не был привлечен к ответственности. Последняя попытка сделать это без привлечения Европейского суда по правам человека состоялась в Московском городском суде в понедельник и закончилась ничем. Суд за считанные минуты отклонил жалобы на отказ в возбуждении уголовных дел против полицейских, поданные дизайнером Константином Коноваловым, которому полицейские сломали ногу перед акцией 27 июля, и 17-летним Александром Костюком, которого полицейские избили дубинками за то, что он молча стоял на улице, подняв над головой российскую Конституцию.

О деле Константина Коновалова, которому полученный 27 июля перелом не помешал пойти на следующий митинг 3 августа, Радио Свобода подробно рассказывало здесь. История Александра Костюка известна не столь широко, хотя очень примечательна в контексте разговоров о "новом поколении протестующих": в автозаке, куда Костюка поместили после избиения, оказалось аж трое несовершеннолетних, самому младшему из которых было 15 лет. Впервые о том, что российский протест радикально омолодился со времен митингов на Болотной площади, заговорили в 2017-м году, после массового участия школьников в акциях сторонников Алексея Навального. Тогда же в СМИ стали одна за другой появляться публикации о том, как комиссии по делам несовершеннолетних без особых попыток разобраться шельмуют и штрафуют задержанных на митингах подростков и их родителей.

Александр Костюк после митинга 3 августа попал в больницу прямиком из отдела полиции, куда его доставили – из-за удара дубинкой по голове он получил сотрясение мозга. Его интересы представлял в суде адвокат Федор Сирош, сотрудничающий с правозащитной организацией "Зона права". "Зона права" пытается добиться наказания полицейских, избивших еще двух подростков по время протестных акций: 17-летний Валерий Теневой получил сотрясение мозга после акции в поддержку Ивана Голунова 12 июня, а 15-летний Константин Спиридонов – "ушибы в области таза" после митинга 27 июля.

18 ноября судья Московского городского суда Валентин Новиков ровно за минуту принял решение в пользу полицейских, отказавшись передавать на пересмотр в прокуратуру материалы для возбуждения против них уголовного дела. После заседания суда мать Александра Костюка, как и дизайнер Константин Коновалов, заявили о намерении жаловаться на действия российских властей в Европейский суд по правам человека. В большом интервью Радио Свобода Виктория Костюк рассказывает, как и когда ее сын начал интересоваться политикой, как она отнеслась к его участию в акции протеста, считает ли эти протесты "массовыми беспорядками" и почему даже победа в ЕСПЧ будет воспринята ей как несправедливый итог этой истории.

– Чего вы ожидали от заседания Мосгорсуда? Как долго оно продолжалось и что вы получили в итоге?

– Оно продолжалось ровно 12 минут. Перед нами было заседание [по делу] Константина Коновалова. У него заседание длилось 16 минут. Я лично не ожидала ничего, то есть ожидала ровно того, что и произошло. Дело не вернули [в прокуратуру на пересмотр], и я как раз не сомневалась, что так оно и произойдет. Первый раз, после Тверского районного суда, у меня было некоторое удивление, потому что я не могла понять, как же так – человек действительно был избит органами правопорядка, этому есть свидетели. Во второй раз уже было не удивительно.

– Как Саша себя сейчас чувствует?

– Сейчас он себя замечательно чувствует. Он полностью реабилитировался после травмы.

– Расскажите, если можно, еще раз, как задерживали вашего сына? Есть ли у вас с ним версия – почему именно с ним так жестко обошлись?

– Меня при задержании не было. Я могу рассказать это со слов Саши и со слов свидетелей. 3 августа он приехал в центр Москвы, как он аргументировал для меня, "для того, чтобы показать и напомнить взрослым, что существует такая книга как Конституция, правила которой должны соблюдаться". Если говорить изначально, то беспорядки произошли из-за отказа допускать кандидатов на выборы в Мосгордуму. Саша еще не достиг выборного возраста, поэтому эта тема не совсем его. Конечно, его возмущал такой порядок вещей, но участвовать в выборах он права не имеет. 27-го числа произошли основные беспорядки, а 3-го числа он поехал, уже возмутившись результатом тех беспорядков. Он вышел из метро около Пушкинской площади, молча достал Конституцию, раскрыл ее на 31-й статье и поднял ее над головой. Молча! Ничего не выкрикивал, ни к кому не подходил, подросток, стоял один и держал книгу над головой, Конституцию. Сзади к нему подошли пятеро полицейских или росгвардейцев (нам до сих пор не говорят, кто это сделал) и ударили его дубинкой по голове, повалили на землю, схватили за руки, за ноги и понесли. У нас есть фотография момента задержания, не так давно нашему адвокату каким-то образом удалось найти видеозапись задержания, на которой видно, что он стоял с Конституцией, а сзади к нему подошли и повалили.

– Вы уже несколько раз употребили слово "беспорядки". Вы согласны с тем, что это были массовые беспорядки?

– Нет, конечно! Я считаю, что беспорядки были устроены сотрудниками правоохранительных органов, но ни в коем случае не мирными гражданами, которые вышли высказать свое мнение мирно и без оружия, как говорится в Конституции.

– Я говорил с несколькими людьми, которых обвиняли и обвиняют в участии в этих так называемых беспорядках. Многие говорили, что оказались в центре столицы случайно. Возможно, кто-то так говорит, чтобы не подставлять себя, кто-то и правда просто проходил мимо, но вы и ваш сын, когда стало известно о том, что его избили полицейские, с первой минуты не отрицали, что он 3 августа пришел именно на митинг. Почему?

– Не знаю. А зачем отрицать очевидные вещи?! Начнем с того, что я не знала, что он туда поехал. Я знала, что происходит в Москве, но я не знала о том, что он туда поехал, потому что он подросток. Он мне сказал: "Я поехал гулять в центр". Где-то на задворках сознания я держала, что может он оказаться в гуще событий, поскольку он человек неравнодушный. Да, ехал высказать свою гражданскую позицию, никому этим он не навредил. [Скрывать правду] это, наверное, нечестно. Саша – принципиальный человек в этом плане.

– Давно он увлекается политикой?

– Года два, наверное.

– С чего это началось?

– Я даже не могу сказать. Наверное, с момента взросления, с того момента, как он начал изучать право в школе. Он очень увлекается изучением права. У любого сознательного человека наступает такой момент, когда ты отрываешься от компьютерных игр, поднимаешь голову и видишь, что происходит вокруг. Честно говоря, началось усугубление обстановки, и градус абсурда начал нарастать.

– Под "градусом абсурда" и "изменением обстановки" вы имеете в виду историю с выборами в Мосгордуму или вообще то, что происходит в нашей стране?

– Вообще то, что происходит в стране. У нас месяц назад была комиссия по делам несовершеннолетних. После задержания из полиции в комиссию по делам несовершеннолетних района, где мы проживаем, пришла повестка о том, что "несовершеннолетний, проживающий в вашем районе, нарушил закон, вы его должны пожурить за это и поставить на учет". Месяц назад назначили заседание, и там было 9 взрослых женщин – это какие-то директора поликлиник, какие-то психологи из школ, соцработники. Они сидят всей комиссией для того, чтобы сказать подростку, какой он негодяй. Они начали задавать ему наводящие вопросы: "Ты случайно в центре оказался?" Он говорит: "Нет, специально!" Тут у них уже удивление начало нарастать: "А зачем ты туда поехал?" – "Чтобы высказать свою гражданскую позицию". – "А как ты узнал о митинге? Случайно узнал?" – "Нет, из Интернета, узнал специально. Я интересуюсь, я уже давно за этим слежу. Меня не устраивает то, что происходит в стране. Мне не нравится, что один человек 20 лет занимает в ней верховную власть". Женщины почувствовали себя очень скользко при этом, можно сказать, даже испугались: лица у них были прямо удивленные после Сашиного выступления. Они думали, что он будет каяться, плакать, просить прощения, говорить "отпустите, пожалуйста". Но он проявил свою принципиальность, как во всем и всегда.

– Какое решение приняла эта комиссия?

– На комиссию мы пришли с адвокатом. Пока они начали опрашивать Сашу, наш адвокат ознакомился с материалами дела и обнаружил некие нарушения – отсутствие каких-то документов. Поэтому заседание пришлось перенести. Если бы мы были без адвоката, я думаю, заседание, конечно, не перенесли бы, и никто бы об этих нарушениях, не вспомнил. Сами мы не разобрались бы и нам бы вынесли вердикт – назначили мне штраф за то, что я плохо слежу за своим ребенком, Сашу поставили бы на учет, и все. Новое заседание комиссии нам предстоит в среду, 20 ноября.

– 17 лет – это фактически взрослый человек, но, тем не менее, формально он еще несовершеннолетний. Вы понимали, что несете ответственность за него, как за несовершеннолетнего, отпуская в город в день митинга?

– Я всегда несу за него ответственность. Но вы же знаете, что это подросток. Я могу ему сказать: "Не ходи!", а он что сделает? Он скажет: "Да, хорошо, я буду гулять во дворе", а сам поедет туда. Я очень хорошо это понимаю. Безусловно, я чувствую свою ответственность. И как только Саша мне позвонил после задержания, я поехала его забирать, выручать. Мгновенно был найден адвокат. Все, чем я могла ему помочь.

– В вашей семье придерживаются каких-то определенных политических взглядов? Вы сами раньше участвовали в акциях протеста?

– В общегородских акциях протеста до истории с моим сыном я не участвовала. После этого, конечно же, начала принимать в них участие. Каких политических взглядов мы придерживаемся? О политических взглядах, наверное, прежде всего говорит воспитание нашего сына и то, что дома его все поддержали.

– Как на него повлияла вся эта история с избиением и задержанием?

– Можно сказать, что у него появилась некая озлобленность. Летом мы проходили в метро мимо полицейского, и Саша на него так зло посмотрел. Здесь уже наша задача как родителей: объяснить, что метод "fight fire with fire" ("бить противника его же оружием", "отплатить той же монетой", дословно – "бороться с огнем с помощью другого огня", англ.) не работает: нельзя отвечать жестокостью на жестокость. Мы должны действовать в правовом поле, в отличие от наших оппонентов.

– Отпустите ли вы снова своего сына на митинг? Может быть, вы уже ходили вместе с ним на следующие митинги?

– Нет, на следующий мы не ходили, потому что он лежал в больнице, а потом ему был предписан домашний режим. Сотрясение – это такая вещь, которую нужно просто отлежать. Ему нельзя было вставать до определенного момента. Я – ходила. Отпускать… Скажу так – я не буду ему запрещать это делать.

– Чтобы вы назвали главным итогом протестов этого лета в Москве? Есть ли у вас ощущение, что они потихоньку забываются и никакого итога, по сути, нет?

– Итога нет, вы правы. Может быть, потому что я сама сейчас близка к этой сфере и кручусь в ней, но у меня нет ощущения, что все забывается. Я читаю соответствующие паблики, телеграм-каналы. Там все равно это не забывается, тем более, у нас сейчас идет новая волна судебных дел. По крайней мере, в нашем круге об этом не забывают. Было ли это бесполезно? Так я тоже не могу сказать, потому что для меня лично это было некоторого рода лакмусовой бумажкой в отношениях с моими знакомыми, в том числе. Мне эта ситуация четко показала, на кого я могу полагаться, на кого – нет.

– То есть среди ваших знакомых были люди, которые вас осудили за то, что вы отпустили его на эту акцию и за то, что вы поддержали протестующих?

– Да, безусловно, были такие люди. Их было немного. Это были не совсем близкие мои знакомые. Они не звонили, они просто замолчали. Может быть, им страшно – я не знаю, я не могу их осуждать. Может быть, у них другие взгляды. Это их личное дело, в конце концов. Мы же можем поддерживать разные стороны. Были люди, с которыми общение уже начало забываться, а они внезапно стали звонить и приезжать с поддержкой. Это было очень приятно.

– Вы говорите, что стали вращаться "в этом круге". После истории с Сашей вы поддерживаете какие-то контакты другими участниками акций, которые подвергаются каким-то преследованиям?

– Я познакомилась с массой людей. У меня сохраняется контакт с той девочкой, с которой Саша был в автозаке. Замечательная девочка Соня, по-моему, ей 17 лет было. У нее такая же замечательная мама. Как оказалось, все просто прекрасные люди.

– Там же были еще моложе ребята, с Сашей в автозаке сидел мальчик 15 лет, насколько я помню?

– Да, был мальчик 15 лет, но не из Москвы. Мне его жалко. Он и правда оказался там случайно. Он не москвич, приехал посмотреть город и даже не знал о том, что происходит в этот день. Только он вышел из метро, его тут же повалили и отвезли в отделение полиции. Я присутствовала при том, как его папа приехал его забирать. Он очень кричал и ругался на мальчика. Все дети из автозака были в огромном стрессе, конечно. Ну, как дети… Они уже не дети. Можно сказать, по своей гражданской позиции они взрослые люди. Но я думаю, что даже для взрослого человека получить дубинкой и кататься два часа непонятно куда в автозаке будет огромным стрессом.

– Теперь вы будете подавать жалобу в ЕСПЧ. Насколько важно для вас добиться справедливости в Европейском суде, хотя максимум, на что вы можете рассчитывать там – это денежная компенсация от российских властей?

– Меня, честно говоря, печалит то, что единственное, на что мы можем рассчитывать – это какой-то штраф. Потому что те, кто совершил, по сути, беспорядки, они так и останутся безнаказанными. А наказывают, наоборот, мирных людей, по моему мнению мирных людей. Эта денежная компенсация будет выплачиваться нам из кармана тех же самых наших налогоплательщиков. Это, наверное, не совсем справедливый итог.