Донбасс: психология оккупации

В ОРДЛО несколько миллионов людей уже пятый год живут в состоянии социально-политической неопределенности. Как это отражается на психике и мировоззрении людей? Как объяснить симпатию многих жителей ОРДЛО к России, развязавшей войну в регионе, но не повторившей «крымский сценарий»? И как жители неподконтрольной Киеву части Донбасса воспринимают события, начавшиеся в 2014 году, и то, что происходит сейчас? Об этом в эфире Радио Донбасс.Реалии рассказал социальный психолог, доктор психологических наук Вадим Васютинский.

‒ Вадим, можно ли рассуждать об этом из Киева, о том, что происходит с психикой и мировоззрением людей, находящихся в ОРДЛО? Возможно ли провести параллели с немецкой оккупацией, или прямые параллели здесь неуместны?

‒ Сравнивать можно что угодно, другое дело, какова цена этих сравнений. Я по своей профессии должен хоть немного ориентироваться в этих вопросах и определенные исторические параллели меня всегда интересуют. С другой стороны, любое историческое событие в чем-то уникально. И, в частности, ситуация у нас на Донбассе и уникальна, и в чем-то похожа на то, что уже было до нас.

Есть такая французская пословица: «Все может быть, потому что все уже было».

‒ И вcе же, что происходит в головах, в сердцах людей, уже пятый год живущих на оккупированной территории, в своеобразной изоляции?

‒ Чтобы говорить о том, как изменились их настроения, оценки, поведение, очень хорошо было бы знать, что было до 2014 года. И еще один очень важный показатель ‒ как изменились настроения на подконтрольной территории и чем они отличаются от оккупированных территорий.

Насколько можем это фиксировать, здесь мы видим все большую разницу. Понятно, что на подконтрольной территории мы проводим исследования, опросы. Там медленно, но усиливаются проукраинские настроения, особенно среди молодежи. И определенное сожаление о том, что это все произошло. Хотя сейчас немного меньше, но года два-три назад главной эмоцией было: если бы все вернуть, чтобы этого не было.

БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ:

Праздники под дулами «ДНР»

Что касается оккупированных территорий, у нас прямых данных нет, хотя этим летом я стоял на КПВВ неделю, опросил 50 человек, так называемых граждан «ЛДНР», пересекавших эту линию разграничения. Кроме того, есть определенные данные российских социологов и психологов, которые я использую, хотя это противно. Такое впечатление, что я использую данные из фашистских концлагерей.

Можно сказать, что ментально Донбасс делится на эти две части. Ранее были определенные различия, в частности, между Донецкой и Луганской областями, между индустриальными центрами и аграрными регионами. Но они были небольшие, Донбасс был достаточно монолитным регионом. Сейчас разница, безусловно, возросла.

Из одинакового состояния формируются два разные сообщества. Это в какой-то мере западная и восточная Германия: была одна страна, а потом ее разделили и за полвека сформировались две разные ментальности. Признаки того, что эти различия есть и нарастают, уже заметны.

‒ Какие черты этой ментальности оккупированной части Донбасса вы бы выделили?

‒ Есть три-четыре основных отличия, вообще характерных для жителей Донбасса, но по ним жители этих двух подрегионов уже отличаются между собой.

Первое ‒ дезориентация: эмоциональная, политическая, психологическая. На подконтрольных территориях она меньше, и здесь люди относятся критически к тому, что произошло. Она сильнее у жителей оккупированных территорий, в частности, оценка того, что произошло.

Из тех 50 человек, которых я опросил, преимущественно люди среднего-пожилого возраста, потому что молодежь через линию разграничения почти не ездит.

Идет не то, что переоценка, нельзя сказать, что они уже полюбили Украину, идет процесс. В них преобладает немного раздраженное отношение к Украине, а с другой стороны, уже во многом развенчан миф, что «Донбасс всех кормит». И что меня удивило, отношение к России сдержанно негативное.

БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ:

Серость, усталость и страх на Донбассе

Второе ‒ напряженно негативная оценка киевской официальной власти. Это то, что жителей подконтрольной части Донбасса очень сильно сближает с тем, что, например, говорят во Львове.

При этом, когда прямо спрашивать, кто виноват, звучит, что виновата Россия. Зато если не спрашивать конкретно, виновата ли Россия, тогда Россия звучит мало. А виноваты Порошенко и киевская власть, украинское государство, ведущее войну на Донбассе.

Это очень опасный феномен. И он далек от объективной оценки. Но субъективно в людях есть это раздражение по всей территории Украины.

Люди на неподконтрольной части тоже недовольны киевской властью, но иначе. Там больше звучит мотив, что власть не хочет вести переговоры. В их понимании, чтобы прекратить войну, нужно сесть и договориться. Основной вариант ‒ Киев с Донецком или Луганском. В их понимании это допустимо и возможно.

Третье ‒ отсутствие видения будущего. У людей, живущих в ОРДЛО, сильно ощущается отсутствие образа будущего. Я спрашивал у тех 50 человек об их жизни через пять лет, о Донбассе через пять лет. И буквально несколько человек пытались что-то сказать, а абсолютное большинство ‒ нет.

Не скажу, что в Киеве или в Мариуполе все знают ответ на вопрос о будущем, но в ОРДЛО ощущается тотальная нехватка представления о будущем. И сегодня это тот пункт, через который можно проникать в их сознание. Создавать привлекательный образ будущего Донбасса в Украине.

Слушательница: Я нахожусь в «красной зоне». Общаюсь со своими сверстниками ‒ 55 плюс. Нет у нас чувства собственного дома, собственного государства. Они говорят, что нас пришли освобождать, а я спрашиваю: «От чего: от нашей жизни, имущества, от нашего государства?» Возможно, я ошибаюсь в своих попытках?

‒ Это называется идентичность, отвечает на вопрос: «Кто я?», а социальная или коллективная идентичность: «Кто мы?». Чаще всего люди отвечают: «Украинцы, еще киевляне или одесситы». Когда-то для Донбасса была очень важна идентичность «жители Донбасса». На Донбассе идентичность была очень пестрая, смешанная, потому что туда съезжались люди из разных регионов. И после Советского Союза для них региональная идентичность стала очень важной, они ‒ уже не советские, не русские и многие не хотели быть украинцами, но кто они? Жители Донбасса.

Признаком донбасской идентичности и рычагом сохранения этой идентичности как отдельной от украинской был русский язык.

Идентичность здесь является решающей, если кто-то имеет антиукраинскую позицию, все, что идет на украинском, из Львова ‒ все неправильно. Эта идентичность побуждает человека оценивать действительность черно-белой. Но восточная молодежь уже стала более проукраинской.

Слушатель, Луганщина: Я общаюсь с людьми с той стороны. У них появилась такая тенденция ‒ обвинять нас, что мы их не защитили. Вопрос, не пытались ли они сами себя защитить, воспринимается очень агрессивно.

‒ Этот вопрос чувства вины. Чувствовать себя виноватым не любит никто.

Когда я спрашивал у людей в разных контекстах, кто виноват, были варианты: наши политические оппоненты, киевская власть, бывшая власть Януковича, потому что он сбежал, какие-то тайные международные силы и тому подобное. Но главное ‒ виноваты не мы. То есть поиск виновных ‒ очень активный психологический процесс в сознании жителей всего Донбасса.

Это то, что сидит где-то в сознании, что и они сами тоже виноваты, но это очень дискомфортно признавать. Причем в таких серьезных делах, уже 13 тысяч погибших.

Слушатель: А если у человека две национальности, как ему определять свою идентичность? Я считаю, что можно подняться на уровень выше, когда у человека космополитическая идентичность, это может быть источником духовной свободы, например.

‒ Идентичность может быть очень цельная или размытая, пестрая. Если человек произошел от представителей двух национальностей, в нем может сформироваться очень целостная идентичность. А может быть три и четыре национальности. И действительно ли в таком случае нам нужно формировать нацию космополитов? А те 80-90% людей, которые имеют преимущественно украинскую идентичность, должны следовать за меньшинством?

Кроме того, может себе позволить быть космополитами небольшая часть общества, и, как правило, более или менее элитарная. Если бы наша нация начала формироваться без украинской идентичности, не сомневайтесь, что нам эту идентичность принесли бы извне. Почему все эти годы нам навязывали российскую идентичность вместо украинской?

Но, с одной стороны, нельзя обвинять русскоязычных или просто этнических русских, они ‒ априори враги Украины. С другой стороны, нельзя говорить, что все это не имеет значения, неважно, какой язык.

Этот космополитизм, который у нас доминирует, тоже может иметь в своей основе пророссийскость. То есть «мы ‒ космополиты, будем говорить все на русском».