Депортированная из Крыма Зульфинар Кумша: «Если бы не оккупация, мы смогли бы вернуться»

«У нас тридцать семей-репатриантов хотели переехать в Крым. И если б не война и оккупация, мы смогли бы вернуться», – говорит жительница поселка Рыково (ранее Партизаны) Херсонской области, депортированная из Крыма, Зульфинар Кумша. Она встречает гостей свежесваренным кофе, просит немного подождать и принимается за чебуреки.

80-летняя Зульфинар-апте во дворе дома накрывает на стол, вспоминает о Крыме. С горечью упоминает о многих родственниках, с которыми не видится уже несколько лет – ей в таком возрасте тяжело пересекать административную границу с полуостровом. Земельный участок, положенный ей как репатрианту, из-за аннексии Крыма Россией так и не успела оформить.

Зульфинар-апте рассказывает о жестком и бесчеловечном, насильственном выселении крымскотатарского народа из Крыма, невыносимых условиях жизни в спецпоселениях.

– Я, Кумша Зульфинар Сейдалиевна (девичья фамилия – Халилова), родилась 9 августа 1937 года в селе Шума (после 1945 года переименовано в Верхнюю Кутузовку) Алуштинского района. Состав семьи: папа Сейдалиев Халиль, мама Джеппарова Шавер, бабушка Джеппарова Эмине, сестра Халилова Шевхунур, братья Халилов Лютфи и Халилов Марклен. Папа Сейдалиев (фамилия) Халиль (имя), но когда записывали детей, по документам напутали, записали детей на фамилию Халиловы, а отчество – от папиной фамилии.

Отец работал председателем компартии, младшего своего сына назвал в честь Маркса и Ленина – Марклен. Мама была педагогом, но сидела с детьми. Потом папу перевели в село Ускут (после 1945 года переименовано в Приветное) Алуштинского района. Там тоже он работал председателем компартии. У нас был маленький двухэтажный дом. Внизу сараи – хозяйство держали, а наверху сами жили.

Осенью 1941 года отец был расстрелян в Белогорске. Немцами. И брошен в колодец. После его гибели нам нельзя было оставаться в селе Ускут. Ночью друзья, соседи и родные собрались, и нас перебросили в село Корбек (после 1945 года переименовано в Изобильное) Алуштинского района. Мы жили у бабушки. Мама Лютфия оставила с бабушкой, папиной мамой, а нас троих забрала с собой. 17 мая 1944 года мама уехала в Симферополь, в гости к сестре. Она не знала, что утром на следующий день может случиться такая беда.

18 мая рано утром постучались в двери. Бабушка открыла, стоит солдат и говорит: собирайтесь, на сбор 15 минут. Кто что мог, взяли. Мне было тогда 6 лет. Повели на площадь возле поссовета. Сидели там долго. Потом приехали грузовые машины. Нас погрузили в них и повезли на железнодорожный вокзал. Мама тем временем в Симферополе просилась поехать к своим деткам. Но ее не пустили солдаты. Ее вывезли в Андижанскую область Узбекистана.

Нас посадили в поезд и отправили в далекий путь. Пребывали в состоянии шока: остались на тот момент и без папы, и без мамы. По пути медицинского обслуживания не было, кушать было нечего, туалетов не было. Люди умирали с голоду. Умерших оставляли на обочине. Хоронить не давали.

Мы приехали в Узбекистан. Нас загнали в дома, пола нет, у кого-то и окон не было. Сели в углу. Утром рано приехал объездчик и кричит: вставайте на работу! Дядя и две тети ушли на работу. Мы с бабушкой остались.

Дядя устроился помощником тракториста, ему давали галушки, сестра ходила к нему в обед, он давал их – чтобы мы поели. Приносила домой, мы делили на части, всем понемножку. Кушать было нечего. Мы ходили по дворам, где зеленых абрикос, где вишни, где что найдем, хоть бы что-нибудь съесть.

После уборки урожая ходили по полям, собирали колосья. Потом люди ходили на хлопок, ели семена хлопка. Появлялась отечность, люди умирали. Сегодня похоронят – на другой день покойник лежал наверху. Шакалов было очень много, они выкапывали тела. Люди шли, плакали, закапывали назад. Было очень тяжело.

Был комендантский режим. Мы как спецпереселенцы ходили на подписку. До 1956 года ходила, отмечалась. С одного района в другой район не разрешали ездить. Если поймают – в тюрьму сажали. Только с 1956 года мы смогли передвигаться с одного района в другой.

Мама работала в колхозе, собирала муку, пекла лепешки, собирала деньги, чтобы найти нас. В 1945 году мама нашла нас (плачет). А братик мой, Марклен, как раз лежал больной. Воспаление легких было. Врачей нет, лекарства нет. Марклен очень хотел конфетку. Мама пошла искать конфетку, пока мама нашла конфетку, принесла… А братик мой лежит – уже мертвый.

Потом мы узнали, что мой другой брат, Лютфи, также погиб в выселке.

Мы пили грязную воду, люди болели дизентерией, умирали. Было несладко. В 1945 году занялись огородами. В 1947 году, когда было 10 лет, пошла в первый класс. Почему так поздно? Не было ни одежды, ни обуви, в чем ходить в школу. В школе меня как-то обозвали «татарской мордой, продажной». Я в четвертом классе была, пришлось драться: моего отца немцы расстреляли, какая я – продажная?!

После окончания школы поступила в медицинское училище, вышла замуж, родила трех детей. Муж у меня с моего села. Очень активно работали инициативные группы национального движения крымскотатарского народа. Мой муж лично сам ездил в Москву. Я тоже была активисткой, где какие последние известия, что Джемилев говорил, – все передавала, рассказывала соотечественникам. Мы собирались: сегодня у одних, завтра у других, чтоб нас не арестовали.

Мы пытались вернуться в Крым. Приехали в Красногвардейский район, село Ровное. Нашли дом, договорились покупать. А как узнали, что мы крымские татары, нам запретили продавать дом. В Крыму жили около месяца, ничего у нас не получилось.

Когда в Крыму не получилось остаться, муж купил здесь (в поселке Рыково Херсонской области) в 1969 году времяночку, потом на ее месте построили дом. Но нас не прописывали. Ходила в поссовет, встать на военный учет, я была военнообязанная, и на военный учет не берут, и не прописывают. Однажды приехали, говорят: вы нарушили паспортный режим, уезжайте отсюда. Я ответила, что никуда мы не уедем! Мы приехали сюда жить. Вызвали меня, выписали штраф. Я каждый день ездила в город, пыталась получить прописку. И однажды нас все-таки прописали.

Муж работал на разных работах, я до пенсии работала воспитателем в детском саду. Здесь родился младший сын. Три сына у меня. Внуков пять. Правнуков пока два.

Конечно, скучаю по Крыму. Когда ездишь в Крым, кажется, дышишь полной грудью, легко… Мы постоянно предпринимали попытки – вернуться на родину. Из нашего поселка тридцать семей хотели переехать в Крым. И если б не война и оккупация, мы смогли бы вернуться.