Алена Попова – крымчанка, филолог, по образованию – преподаватель русского языка и литературы. В 2014 году, на момент российской оккупации Крыма, работала журналисткой. После того как Россия взяла под контроль Крымский полуостров, независимая журналистская работа в Крыму стала опасной, выражение гражданской позиции – тоже. В Симферополе 9 марта 2015 года, на митинге по случаю дня рождения украинского писателя и поэта Тараса Шевченко, были задержаны активисты. После этого активисты создали в Крыму Украинский культурный центр, участницей которого Алена Попова была все годы российской аннексии Крыма. Почти все основатели этого центра в были вынуждены покинуть полуостров, а после начала полномасштабного вторжения России в Украину, из Крыма уехала и Алена Попова. Крым.Реалии поговорили с крымчанкой о том, почему она решилась на этот шаг, о настроениях в Крыму, и о том, как менялась риторика под влиянием российской пропаганды на полуострове.
– Алена, где вы сейчас находитесь и почему решили уехать из Крыма?
Это было ощущение уже не психического уровня, это была именно физическая невозможность находиться рядом с людьми, которые за войну
– Я уже почти месяц в Вильнюсе. Все эти восемь лет в Крыму я ждала, что будет все-таки освобождение Крыма, я надеялась на это. А 24 февраля, в канун моего дня рождения, все началось. Где-то неделю я все это в Крыму переживала, и потом поняла, что уже не могу там оставаться. Это было ощущение уже не психического уровня, это была именно физическая невозможность находиться рядом с людьми, которые за войну, и которые все время об этом говорят, потому что им нужно это обсуждать. Я не знаю, какого уровня эта потребность – постоянно говорить о войне. То есть, сначала все были немного ошеломлены. Мало кто мог что-нибудь говорить, анализировать. А потом всех как прорвало. Началась новая активная фаза телезомбирования, все начали говорить одно и то же: что это «освобождение» Украины, повторять другие штампы, которые я повторять не буду. И я поняла, что я не могу там оставаться, все это слушать и быть среди этих людей. Иногда это очень близкие люди. Иногда это люди, которых я обслуживала, потому что я работала кассиром в электричке. И я выбрала: решила, что нужно все-таки уезжать.
– Рассматриваете ли вы сейчас возможность вернуться в Крым?
Я не знаю, зачем сейчас возвращаться в Крым, и мне очень жаль тех, кто не может этого сделать
– Пока нет смысла. Зачем было выезжать таким сложным путем, переживать всю эту экзистенцию? Да, мои знакомые, одна моя очень хорошая подруга детства, которая, к сожалению, тоже заразилась путинизмом, мне присылает видео, показывает какие-то тюльпанчики в Никитском ботаническом саду: смотри, какая красота. И что? Из-за этой красоты я должна вернуться, посмотреть на эту красоту, а потом – что? Заново адаптироваться ко всему этому ужасу? Я не знаю, зачем сейчас туда возвращаться, и мне очень жаль тех, кто не может этого сделать. Надо принять решение и уже не отклоняться от него. Не думать, что будет, если не получится, если меня не пустят, если у меня не будет денег, если мне негде будет жить. Об этом уже не нужно думать. Надо принять решение и уезжать. Потому что те, кто там сейчас остался, из моих близких знакомых, моих украиночек, они очень страдают.
– На ваш взгляд, какое количество крымчан не поддерживает войну России против Украины?
– За все эти годы этот вопрос – самый сложный из всех, которые можно задать. Зачем вы задаете его сейчас, я не знаю. Мы понимаем, что цифры, которые были тогда, еще в 2014 году, все эти проценты по так называемому «референдуму» и поддержке Владимира Путина, были завышены. Но если вы хотите точный ответ, я не могу его дать. Мое впечатление таково, что за 8 лет уже произошло очень многое, и я знаю случаи, когда молодые люди, патриоты, выпускники Украинской гимназии в Симферополе сейчас абсолютно растеряны. Они не знают, как им теперь реагировать на все. То есть, они тоже ждали, как и мы все, освобождения Крыма. Ждали-ждали, а его все нет и нет. Конечно, здесь можно и по-другому говорить, спросить нас: а что вы сделали, чтобы это освобождение произошло? Я не знаю, что на это ответить.
– Я задам схожий вопрос, но с другим фокусом. Не думаете ли вы, что то, чем вы занимались в Крыму все эти годы, деятельность Украинского культурного центра была напрасной? Или не напрасной?
Называть часть своей жизни бессмысленной – неправильно. Конечно, мы это делали не зря
– Называть часть своей жизни бессмысленной – неправильно. Конечно, мы это делали не зря. Мне однажды одна из наших крымских украиночек (она тоже уже уехала), когда поздравляла меня с днем рождения, писала: «Надеюсь, что все это было не напрасно». Не напрасно. Нет, не напрасно, Господи! Я, например, как единица Вселенной, сохранила здравый рассудок. Мои родственники, я думаю, с этим бы не согласились, но разве этого мало? Есть люди, которые благодаря мне приняли решение уехать из Крыма и стать патриотами Украины, помогать стране, а не сидеть в Крыму, не ждать пассивно освобождения. Я понимаю, что невозможно было бы ожидать толп поддержки. Но есть души, которые я смогла воодушевить своим примером, своими идеями, каким-то рублем, потому что иногда мы действительно деньгами друг друга поддерживали и поддерживаем. И я считаю, что это не мало. Никак не мало.
– Могу ли я спросить о дороге? Как удалось выехать из Крыма?
– Я ждала этот вопрос. И, если честно, не хочу особо рассказывать. Если я расскажу в подробностях, этот путь может быть закрыт.
– Большой крюк пришлось сделать?
У меня не стояла задача уехать именно в Литву, Литва уже потом появилась. Передо мной была задача уехать из Крыма
– У меня не стояла задача уехать именно в Литву, Литва уже потом появилась. Передо мной была задача уехать из Крыма, уехать за границу. Я рассматривала кучу вариантов, но все упиралось в деньги. Если деньги есть, вариантов много, так – в любой ситуации. У меня был минимум, и у меня были рубли. Я доработала двухнедельный период, получила расчет, все это взяла в руки. Я не знаю, можно ли было в Крыму тогда купить доллары или евро, да и времени искать не было. Я исходила из того, что у меня есть только рубли, какие-то 60 долларов заначки, и все. Я понимала, что я не могу ехать через Турцию или другим путем, как действительно кто-то уверенно едет, через Грузию, или через перевозчиков, предлагающих свои услуги и маршруты. Но это стоит 600 долларов, например, чтобы уехать за границу России. А у меня в кошельке 60, и все. То есть у меня был свой план выезда, подробностей которого я раскрывать не буду, потому что это немного авантюра. Если кому-то этот опыт будет интересен, я расскажу лично, в противном случае эта возможность может быть закрыта.
– По какому маршруту курсировала электричка, где вы работали? О чем говорили люди? Говорят ли они о войне? И что они говорят?
Я открываю телефон, Фейсбук, и я вижу, что пишут: началась война
– Именно 24 февраля я была на работе, у меня был самый первый рейс. Ездила я в Евпаторию, Джанкой и Севастополь, и это был утренний рейс из Евпатории в Симферополь, около 5 утра. И уже в этом рейсе говорили о начале агрессии. Я открываю телефон, Фейсбук, и я вижу, что пишут: началась война. Большая часть спрашивала, что происходит, и я помню первое четкое сообщение от Натальи Лютиковой (крымчанка, переселенка, волонтер – ред.): «началась война». Я была в таком шоке. Мы раньше говорили об этой угрозе, и должны были быть психологически как-то готовы. А когда это посыпалось на голову... И тут я слышу, что люди едут и говорят тихонько, что «война, не война, колонны, взрывы». Ведь в Армянске, на севере Крыма, все было слышно с первых минут. Прорыв российских войск в Херсонскую область начался в 4 или 5 утра, и на севере Крыма все эти взрывы слышали. И не то, чтобы они говорили: «О, наконец, наконец». Нет, наоборот: они скорее спрашивали: «Боже, что происходит?»
Кто-то увидел, что я плачу, и спрашивают: «А у вас там что, родственники?» Блин, я говорю: «Там – люди!»
То есть люди были взволнованы, но без этого «ура-патриотизма». Некоторое время события обсуждали относительно адекватно, без каких-либо истерик. Но в какой-то момент я услышала, что «как классно, что наконец-то там всех наконец поубивают». То есть, всю эту фигню, которую говорит телевидение о «денацификации» и прочем. Они начали повторять то, что говорило телевидение. Я делала даже какие-то замечания, периодически просто просила закрыть рот, потому что иногда уже так доставали, что не выдерживали нервы. Кто-то говорит: «Наши победят». Я говорю: какие «наши», о чем вы говорите, я не понимаю? Кто-то увидел, что я плачу, и спрашивают: «А у вас там что, родственники?» Блин, я говорю: «Там – люди!» Невыносимо было все это слушать.
И коллеги на работе, Господи, у нас там много кассиров – ни одного нормального человека, который сказал бы: «Боже, что творится!» Они скорее интересуются, почему Украина сопротивляется и не сдается. Зеленский, по их мнению, боится, что если он сдастся, и все они (украинское правительство – ред.) сдадутся, то их всех казнят, как международных преступников. Это все постоянно слушать – можно застрелиться.
Те, кто за Украину, не будут ничего вслух говорить. Никто не хочет, чтобы ему прилетела какая-нибудь «ответка».
– Из этой атмосферы вы смогли уехать в Европу. Насколько разителен контраст? Как в Европе относятся к украинцам? К крымчанам?
Кто-то писал, что крымчане – это «крысчане», коллаборанты. И где-то у меня присутствовало в душе, что я отчасти тоже «крысчанка». От слова крыса
– Круто относятся. Я не ожидала такой поддержки. Сначала, когда только приехала в Польшу, я подумала, что мне как-то стыдно обращаться за помощью, потому что я приехала из Крыма. С самого начала, когда я собирала информацию, я видела разные сообщения о том, что крымчан якобы не пустят в Европу. Это изначально кто-то писал, и постоянно продолжает писать, что типа крымчане – это «крысчане», коллаборанты и так далее. И где-то у меня это присутствовало в душе, что я отчасти тоже «крысчанка». От слова крыса.
– Это чувство коллективной вины? За что?
Действительно, нас не бомбят, на нас не бросают бомбы. Но над нами их везли в Украину. Над нами
– Конечно. Действительно, нас не бомбят, на нас не бросают бомбы. Но над нами их везли в Украину. Над нами. Они везли каждый вечер, ночью, мы постоянно слышали этот гул самолетов. И ведь все знали, что это летят бомбить материковую Украину. Все знали, что аэропорт в Симферополе закрыт, значит это могут быть только военные самолеты. И ты сидишь, и над тобой летят самолеты, несущие смерть. И ты сидишь, зайчик-пушистик такой, все знаешь, но сделать ничего не можешь. И я просто для себя сделала выбор, который сделала. Но когда я уже ехала, у меня было ощущение, что я уезжаю не так, как те, кто с детьми прорываются в ту же Польшу, не имея ничего с собой, никаких вещей. Я хоть могла относительно спокойно собрать свои два маленьких рюкзачка, побросала в них, что на глаза попалось, документы и эти «серебреники».
Когда польская пограничница спросила, надолго ли я приехала, я ответила, что не знаю. А ведь я действительно не знаю. И, если я здесь не смогу устроиться с работой, я буду возвращаться в Украину: на Львовщину, в Карпаты, на Закарпатье, куда угодно. Из Польши это сделать уже не проблема, и это мой план «Б». Я это проговорила пограничнице, и в этот момент меня там и «накрыло». Она меня быстро пропустила, чтобы я не лила слезы на ее бумаги.
Я не пошла сразу в пункты помощи, потому что у меня было такое ощущение, что я могу занять чье-то место, что есть люди, которые больше нуждаются в помощи, чем я.
В Польше меня встретили, и два дня поддержали немного, чтобы я могла сориентироваться, что делать дальше. Я сходила в Украинский дом в Варшаве. Поняла, что там мне никто не поможет. Написала пост, что я в Варшаве. Нашла знакомую, которая меня тоже немного поддержала, опять-таки больше информационно. Очень сложно без информации, без знания языка. Начались поиски вариантов, что делать, куда идти. Нужно ли PESEL (польский аналог идентификационного кода – ред.) получить, не нужно ли? Искать работу здесь или ехать в другую страну?
Через несколько дней в Варшаве, я поняла, что деньги, которыми мне помогли, чтобы я немного пришла в себя и поняла, что мне делать дальше, быстро заканчиваются. Я в хостеле переночевала день, два, и поняла, что дальше невозможно жить с незнакомыми людьми, со всякими бытовыми особенностями. И тут мне попалось предложение ехать в Литву на работу, но нужно было еще несколько дней оставаться в Варшаве. Я нашла анкету Украинского дома, которая раньше мне не попадалась, заполнила, и мне быстро перезванивают и говорят: есть две женщины, они меня принимают. Я их спрашиваю: а почему получилось, что вы мне помогли, в то время как здесь детям не всегда могут помочь с жильем? Они говорят: у нас такой вариант, что мы с детьми не можем принять, у нас маленькая комнатка, как пенальчик, где может только одна женщина остановиться.
С этого момента для меня началась стопроцентно та самая европейская помощь, когда мне покупают ботинки, потому что мои развалились, дарят рюкзак, потому что мой маленький и неудобный. Они ведут меня в какой-нибудь театр. Они помогают мне дальше с трансфером, потому что я из-за незнания языка не очень понимаю, как лучше сделать. То есть, делается весь тот максимум, о котором все постоянно говорят. Они мне очень помогли, эти две варшавянки. Потом я приехала в Литву. Там тоже помощь, стопроцентная помощь. В Литве жить труднее, чем в Польше, здесь дороже. Но поддержка так велика, что стыдно сказать, что чего-то не хватает.
– Что думаете делать дальше? Будете заниматься общественной деятельностью?
Общественную деятельность не брошу. Это классно, мне это нравится
– Общественную деятельность не брошу. Это классно, мне это нравится. Здесь даже получается то, что не получалось в Крыму сделать. Не обязательно быть инициатором, достаточно прийти и постоять рядом, это тоже активность. Что я планирую делать дальше? Сейчас работаем над проектом, подробностей пока не так много
– Отрасль можете определить в целом?
– Образовательная. Мы открыли украинскую школу, отделение Украинской международной школы. Не спрашивайте меня подробности, потому что они пока не очень четко могут быть сформулированы. Я нахожусь внутри этого процесса, выполняю административные функции. Я, как филолог-русист, не гожусь как преподавательница. Школа уже три недели отработала по субботам, и это большая отдельная тема.
Но мне нужна полная занятость, и я ищу работу. Помимо этого, здесь есть, чем заняться, здесь столько всего происходит. Я даже спортом начала снова заниматься. Это может показаться каким-то безумием, но из того, что я могла взять с собой из Крыма, я взяла ракетку для настольного тенниса. И вот вчера я ходила на тренировку, поиграла. Но нужно работать, хочется помогать армии. А если у меня нет денег, я не смогу помочь.
Здесь даже плетение маскировочных сеток предлагали, но как предложили, так потом и исчезли. А я лично не могу этого предложить, потому что у меня здесь нет ни материалов, ни места, где я могу собирать людей. Получается, что сейчас я делаю то же, что и делала, как Диоген, все эти годы в Крыму. Я постоянно куда-то хожу, я ищу людей, ищу возможность самореализации и помощи тем, кто реально может действительно любым образом приближать победу. И потому я это делаю и буду делать. Как долго, я не знаю. Как только я увижу здесь, что для меня уже тут нет чем заняться, нет перспективы, я буду возвращаться на материковую Украину. Не в Крым, пока он находится под оккупацией, но туда, где я смогу работать для Украины.
– Когда будет возможность возвратиться в Крым? Задавали ли вы себе такой вопрос?
– Не выйдет быстро. Я не хочу говорить, сколько это займет, но мы дождемся.
– По образованию вы филолог, преподаватель русского языка. Что теперь с этим делать после российской оккупации Крыма и полномасштабной войны?
– Я реально не хочу больше слышать о «великом и могучем» русском мире! Тем более, быть его частью. Все эти сжигавшие себя протопопы Аввакумы, все эти Цветаевы, лезшие в петлю! Множество жертв, и множество Минотавров! Пока идет война, пусть они пылятся на чердаке... Потом я придумаю, что с этим наследием делать.
Роскомнадзор пытается заблокировать доступ к сайту Крым.Реалии. Беспрепятственно читать Крым.Реалии можно с помощью зеркального сайта: https://d408nx5ze5sgf.cloudfront.net. Также следите за основными новостями в Telegram, Instagram и Viber Крым.Реалии. Рекомендуем вам установить VPN.
Аннексия Крыма Россией
В феврале 2014 года вооруженные люди в форме без опознавательных знаков захватили здание Верховной Рады АРК, Совета министров АРК, а также симферопольский аэропорт, Керченскую паромную переправу, другие стратегические объекты, а также блокировали действия украинских войск. Российские власти поначалу отказывались признавать, что эти вооруженные люди являются военнослужащими российской армии. Позже президент России Владимир Путин признал, что это были российские военные.
16 марта 2014 года на территории Крыма и Севастополя прошел непризнанный большинством стран мира «референдум» о статусе полуострова, по результатам которого Россия включила Крым в свой состав. Ни Украина, ни Европейский союз, ни США не признали результаты голосования на «референдуме». Президент России Владимир Путин 18 марта объявил о «присоединении» Крыма к России.
Международные организации признали оккупацию и аннексию Крыма незаконными и осудили действия России. Страны Запада ввели экономические санкции. Россия отрицает аннексию полуострова и называет это «восстановлением исторической справедливости». Верховная Рада Украины официально объявила датой начала временной оккупации Крыма и Севастополя Россией 20 февраля 2014 года.
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: