«О Сенцове надо говорить, писать и снимать» ‒ продюсер «Путинских игр»

Как продвигать украинское документальное кино в мире? Как рассказывать о войне на Донбассе так, чтобы это могли понять люди в других странах? Почему важно соблюдать баланс и объективность? Почему документальное кино невозможно показывать в России? Как помочь заключенному в России украинскому режиссеру, крымчанину Олегу Сенцову? Что необходимо для обучения будущих документалистов? Об этом говорим в интервью с Симоной Бауман, международным специалистом по продюсированию документальных фильмов, продюсером нескольких десятков лент, среди которых фильмы «Ходорковский», «Путинские игры», «В лучах солнца», а также фильм о событиях последних лет в Украине ‒ «Родные».

‒ Как Вам нынешний Docudays UA?

‒ Это 15-й фестиваль Docudays UA в целом, а я в этом году приехала на него, пожалуй, в шестой раз. Впервые это было лет 8 или 9 назад. За это время, очевидно, я могу оценить, как развивается и расширяется фестиваль. Они начинали как специализированный фестиваль, акцентировавший внимание на правах человека. Сегодня Docudays UA имеет разнообразную современную программу из лучших международных документальных фильмов, а также показывает лучшие украинские фильмы. Конечно, раньше украинские фильмы тоже были в программе, но сейчас их значительно больше. Для иностранцев именно в этом и заключается интерес, ведь мы эти фильмы нигде за границей не видим. Правда, некоторые украинские фильмы попадают на международные фестивали тоже ‒ это большой плюс.

Важно и то, что фестиваль очень хорошо организован. Это также знак качества. Команда очень мотивирована, ребята погружены в процесс. Подбор фильмов в программу, отбор тем ‒ это всегда интересно. Есть и площадка для общения. Есть различные мастер-классы. Например, тема «Дистрибуция или виртуал-реалити» ‒ это и для публики интересно, и для профессионалов тоже.

‒ Вы в течение нескольких десятилетий участвуете в большинстве международных фестивалей документального и художественного кино на всех континентах. Дорос ли украинский Docudays UA до уровня известных фестивалей?

‒ Я считаю, что они реально доросли. Docudays UA ‒ это главный украинский фестиваль документального кино. И самый известный на Западе, на самом деле, среди международного сообщества. Большинство документалистов знают этот фестиваль, многие из них уже были приглашены сюда ‒ в Киев. Они все с удовольствием едут. В этом смысле Docudays UA ‒ среди хороших европейских фестивалей документального кино. Это точно. Тем более, что есть представители партнерских фестивалей, например, третьего в мире по величине ‒ Лейпцигского фестиваля. Также я видела представительницу фестиваля Industry, есть представители и других фестивалей. Есть продюсеры, есть дистрибьюторы. В этом смысле довольно высокий уровень.

Положительным фактом выглядит и то, что фестиваль в этом году сменил место дислокации. Раньше все происходило в Доме кино, и там было уютно, по-семейному. Но технически, конечно, это был не самый современный кинотеатр. В этом году Docudays UA переехал в «Жовтень», который после реконструкции стал достаточно современным кинотеатром. Там очень хорошая проекция. Там и фестивальный центр. Я думаю, что это также является «знаком качества» ‒ сразу повышает качество просмотра и уровень фестиваля.

Мне нравится также, что команда всегда творчески подходит к церемонии открытия. Тема, музыка ‒ все как-то по сценарию, это интересно и приятно видеть.

‒ Какие тенденции Вы наблюдаете в развитии документального кино? Как отражаются в документалистике геополитические проблемы, с которыми столкнулся мир?

‒ Конечно, документальное кино отражает действительность, и то, что переживают отдельные страны или мир в целом, имеет свое отражение. Я обратила внимание, что за последние 2-3 года на многих фестивалях появилась отдельная категория, которая называется «Война и зона конфликта». Ранее было что-то вроде «политическое кино» или «социальное». А теперь это уже оформилось как отдельный жанр. В мире происходит столько ужасных вещей, и документалисты их отражают ‒ снимают.

Есть очень много фильмов о Сирии, о беженцах, о конфликтных зонах в Африке и, конечно, об Украине. Есть много проектов, связанных с войной на Донбассе. Война оставляет след в сознании людей, она требует осознанного подхода и проработки.

Сначала документалисты активно прорабатывали тему Майдана. Было снято много фильмов. И сейчас ‒ уже в, скажем так, постмайданный период ‒ довольно много украинских проектов и дальше эту тему прорабатывают. Я считаю, что это хорошо. Единственное, что хотелось бы ‒ больше других тем и различных ракурсов. Я была на питчинге (короткая презентация идеи фильма ‒ ред.), и там из трех представленных украинских проектов один был прямо об этом, а другой с этим был связан.

Мы понимаем, что именно это наиболее затрагивает людей. Однако здесь есть другая проблема, еще не прошло достаточно времени для надлежащего осмысления, нет, как мы говорим, «достаточного расстояния». Для осмысления конфликта нужно время и иногда взгляд со стороны. А еще важно не оставлять без внимания и другие темы.

Я разговаривала с одним коллегой из Финляндии об Украине, и он сказал: «Они это еще не вполне могут обработать, потому что они живут этими темами».

Есть еще один очень важный аспект ‒ это то, что иностранцам всегда сложно понять, что же происходит внутри другой страны. Мы знаем, что у вас война, мы знаем, что там конфликт, но мы не знаем деталей. А многие молодые режиссеры, «живя темой», не понимают этого и дают все без контекста. В результате ‒ иностранцам трудно понять, что хочет рассказать автор. Надо понимать, что то, что хорошо для украинской публики, для украинской аудитории ‒ для иностранной аудитории может быть сложным для понимания.

Это ключевой вопрос для продвижения документального кино и информации в целом в мире. Чтобы иностранный зритель имел шанс вас понять, понять, о чем идет речь, надо в принципе его ввести в контекст, ввести в сюжет. Аудитория должна понимать, где то место, о котором идет речь, какие люди там живут, что там и почему происходит. Это не происходит само по себе. Неверно думать, что все обо всем знают. Даже, несмотря на войну, Украина не находится постоянно в мировом информационном пространстве, нет так много информации, чтобы все знали. Многие слышали о Майдане, что была какая-то революция и все, а больше ничего не знают. Поэтому всегда надо вводить в контекст, рассказывать и объяснять.

Автор всегда должен ставить перед собой вопрос: для кого ты делаешь фильм, для себя лично или для своей мамы, или ты все же хочешь, чтобы широкая аудитория это посмотрела и поняла? Надо всегда себя проверять и всегда пытаться поставить себя на место зрителя, вообще ничего не знающего об этой теме, не знающего героев, ничего не знающего. Он должен иметь шанс как-то понять, развивать какие-то эмоциональные отношения к этим героям, сочувствовать им или даже ненавидеть. Для этого крайне важно, чтобы и был контекст, и четкое определение места, где происходят события, и надо что-то дать понять о самих героях, об их прошлом, настоящем и что они, возможно, ждут от будущего.

‒ Согласитесь, трудно быть отстраненным, объективным и сбалансированным, если в твоей стране война. По вашему мнению, это возможно? А если так, то почему это нужно?

‒ Это непросто, но этому надо учиться и к этому надо стремиться. Это нужно как раз для того, чтобы быть услышанным и чтобы вам поверили. Вот этот впечатляющий фильм «Последние люди Алеппо». Это очень эмоциональный фильм, он очень хорошо показывает этих героев в «белых шлемах», которые спасают людей.

Но, на мой взгляд, там тоже есть большая журналистская ошибка, поскольку авторы не дают знать, что все, что они сняли, происходит на территории, контролируемой так называемой оппозицией правительственных сил Асада. И там есть фактически террористическая организация ‒ «Джебхат ан-Нусра». Об этом также надо было бы вспомнить в фильме. Потому что без этого мы не получаем полной информации. И здесь не хватает, с моей точки зрения, какого-то баланса.

На сегодня это самая большая проблема в области документального кино ‒ удерживать баланс и докапываться до правды, учитывая важные факты. Ведь мы существуем в мире, переполненном односторонней лживой информацией, пропагандой. Задача же документалистики ‒ во всем разбираться и давать полную информацию.

‒ Теперь несколько провокационный вопрос. Как соблюдать баланс, например, рассказывая о судьбе Олега Сенцова?

‒ Я Олега лично знаю. Я знаю, какой он человек. Понятно, что он абсолютно ничего такого не делал, в чем его обвиняют. И в этом смысле я полностью на его стороне.

Совершенно ясно, что Россия использует дело Олега Сенцова, чтобы запугать крымчан, чтобы никто даже и не думал выступать против аннексии, использует для пропаганды. Это был абсолютно политический процесс. Приговор суда ‒ тем более. Здесь чисто политическая мотивация, которая не связана с чем-то, что он реально сделал.

В этом смысле крайне важно, чтобы Олег Сенцов не выпадал из медийного поля. О нем надо говорить, писать, о нем нужно снимать, чтобы его все-таки освободили. Россия должна знать, что о Сенцове не забывают и не забудут. Это единственное, что, как я вижу, сейчас можно делать.

Страшно, что Олег сейчас в жестоких лагерях, разрушается его здоровье. Я очень надеюсь, что все же каким-то образом мировое сообщество сможет его освободить. Хотя я знаю, что договориться с Россией относительно него ‒ поскольку для них это принципиальный случай ‒ сверхсложно.

‒ Вы много работаете с российскими документалистами? Как они относятся к тому, что происходит между Россией и Украиной?

‒ То, что часть творческих людей верит во всю ту пропаганду, уже даже не удивляет. Это имеет место. Но сейчас появилась другая интересная тенденция: меня начали с интересом спрашивать о том, что происходит в Украине: «Ты едешь в Киев? Как там сейчас, как люди живут?». Они так спрашивают, как будто это какой-то другой контингент, какая-то очень далекая страна, с которой у них нет связи, нет информации.

И это понятно, потому что в российском медийном пространстве практически нет никакой информации об Украине, если не считать пропаганду. Большинство россиян и сами это понимают, и получается, что они ничего не знают. Они с интересом начали спрашивать: «Как там? Расскажи!».

Во-вторых, в России на телевидении и там, где что-то делается при поддержке Министерства культуры или на деньги фондов, действует тотальная цензура. Государственные деньги выделяются только на политические, пропагандистские или какие-то экспериментальные проекты. Поэтому все режиссеры и продюсеры, стремящиеся заниматься другими проектами, вообще не имеют доступа к любым средствам. А если они даже и найдут какие-то частные деньги или за свой счет что-то снимут, то не могут показать эти фильмы в России. Ни один кинотеатр не возьмется показывать, ни телевидение. И на большинстве фестивалей боятся показывать что-то «не такое по содержанию» ‒ их могут посадить.

Так, например, и с фильмом «Родные» Виталия Манского, который я тоже продюсировала. До сих пор не получили прокатного удостоверения, хотя несколько раз подавали. Где-то чуть его как-то показали и все. Я была продюсером фильма о российской оппозиции ‒ о Навальном и Собчак. Там Александр Расторгуев ‒ очень хороший режиссер. Они все-таки сначала еще думали, что смогут выпустить этот фильм в России, хотя в очень ограниченном количестве показов. О Немцове они еще как-то выпустили. Но, честно говоря, я в это не верю, сейчас это уже, наверное, невозможно. Разве что телеканал «Дождь», или в интернете!

То есть без цензуры фильмы могут показывать только за рубежом, а в России показать практически ничего невозможно. Это также означает, что люди, которые работают в этой области, лишаются работы, должны чем-то другим заниматься или уехать из страны. Часть из них уже отправилась в эмиграцию. Ну, или оставаться и, наконец, снимать такие... другие фильмы.

‒ А если говорить о мировых тенденциях... Разделяете ли Вы мнение, что победить на престижном фестивале может только эпатажный фильм или фильм об очень специфических вещах?

‒ Я бы так не сказала. Фестивальное кино ‒ это не массовый продукт. Конечно, на эти конкурсы могут попасть какие-то фильмы, более коммерческие, которые могут иметь широкий кинопрокат, но в основном это фильмы, которые потом в ограниченном прокате идут, их смотрит довольно ограниченное количество зрителей, которые именно этим и интересуются. Это могут быть самые разнообразные фильмы, это разные человеческие истории, возможно, почти экспериментальные.

Сейчас в Берлине победил фильм совместного производства Румынии, Болгарии, Словакии... Я считаю это экспериментальным кино ‒ там сочетание даже документального и игрового. Я абсолютно убеждена, что этот фильм не соберет очень большую аудиторию.

Поэтому сложно сказать, о чем надо снимать, чтобы выиграть какой-то приз. Если бы это было так просто, то, наверное, многие пытались бы так снимать. Зато это дает разнообразие, сохраняет интригу, дарит сюрпризы, что очень важно для творчества и для производства фильмов.

Конечно, эти фильмы не показывают по телевидению. Это тоже тенденция, фестивальное кино можно смотреть исключительно в кинотеатрах в ограниченном прокате или в интернете на всех этих платформах ‒ вроде Netflix, Amazon. А телевидение сегодня очень редко демонстрирует фестивальное кино, разве что иногда ночью. У них совсем другие фильмы.

‒ Что нужно, чтобы снимать хорошо документальное кино?

‒ Во-первых, нужна очень сильная киношкола, где будут обучать всем техническим дисциплинам. Это крайне важно. К тому же, очень важно знать историю кино, в частности, историю современного кино. Я очень часто сталкиваюсь с тем, что люди хотят снимать фильмы, а сами ничего не знают и не смотрят кино. Когда у них спрашиваешь: «Вы видели этот фильм? А этот?» ‒ они вот «так» на тебя смотрят. И это очень плохо. Надо просматривать очень много фильмов. Очень много!

Один из самых известных немецких режиссеров Том Тиквер, который снял «Беги, Лола, беги!», работал в кинотеатре и просто смотрел все фильмы. Я считаю, что это важно ‒ просматривать все фильмы, которые выходили.

А по документальному кино, я думаю, надо еще и людей учить давать контекст и придерживаться журналистской правды.

В Германии качественное образование, но тоже не всегда на должном уровне. Я сталкивалась с режиссерами, которые хотят определенной темой заниматься, а когда начинаешь расспрашивать, то не могут дать ответ на многие вопросы. И это плохо. Надо очень хорошо владеть темой и четко понимать, что ты хочешь рассказать и почему это важно. Это главные моменты и на это надо обращать внимание.