Объяснения российских властей Крыма по поводу масштабных преследований крымчан сводятся к тому, что таким образом они пресекают угрозы общественной и национальной безопасности. Но с такими тезисами могут согласиться лишь сами россияне – всем остальным ясно, что угроз Кремлю из Крыма исходить не может.
Москва продолжает настаивать на том, что все или подавляющее большинство жителей Крыма являются ее гражданами или, во всяком случае, подпадают под российскую юрисдикцию. Двойственность этого положения определяет источники, способы и масштаб сопротивления оккупации. Совокупность прав и свобод, называемая «правами человека», в такой ситуации фиктивна – в той же степени, что и по отношению к гражданскому населению на прифронтовых территориях.
Российские спецслужбы унаследовали недвижимое имущество крымского управления СБУ, а так же ее структуры и личный состав, ее агентуру, базы данных и методологические наработки. Потому, если вспомнить характерные черты социополитической ситуации в Крыму накануне оккупации, особенно сектор межнациональных отношений и конфликтов, можно предположить, что эта преемственность «крымское УФСБ-крымское УСБУ» сохранится и в дальнейшем.
Совершенно очевидно, что направления работы украинских спецслужб, а так же милиции и прокуратуры, которые можно назвать этническими, «национальными», и сейчас составляют основную часть репрессивного давления УФСБ, причем они усилены более общей программой подавления противников оккупации как таковых. Крымскотатарское и украинское направления входят в более широкое поле предупреждения активности украинских и иностранных разведок на территории Крыма, которую Кремль понимает как крупный укрепленный военный комплекс. Политические цели крымскотатарского народа руководство России объединяет с целями украинских спецслужб, и потому понимает их как части обобщенной «антироссийской деятельности».
В «нулевые» годы в Крыму сформировалась политическая и экономическая элита – фактически интернациональная, но декларирущая «крымскую», «русскую» идентичность, – которая по отношению к Киеву проявляла сепаратистские и в ряде случаев ирредентистские настроения. Эта элита функционировала как эффективный посредник при распределении ресурсов спекулятивно растущего рынка крымской недвижимости. Крымские татары, которые претендовали на расширение своего политического влияния и заявляли свои права на землю, становились для нее конкурентами, но силовые методы в этой конкурентной борьбе использовались ограниченно и спорадически. СБУ и прокуратура Крыма слабо реагировали на провокации, исходящие от политических партий пророссийского толка и группы пророссийских и православных политиканов. О последних мы сейчас с большой степенью уверенности можем говорить как о видимой части действовавшей тогда российской агентуры.
С приходом к власти в стране Януковича и «донецкого клана» крымская ситуация изменилась. Крымские премьер-министры Джарты и Могилев отодвинули представителей «крымской» элиты от рычагов принятия решений. Межнациональные отношения в тот период связаны с заметной маргинализацией пророссийских политических групп и усилением Партии регионов, в то время как конфликтные эксцессы с участием крымских татар сместились в большей степени в «имущественную», земельную сферы.
Создается впечатление, что Палагин имеет календарный план квартальных и годовых посадок «крымских исламистов»
С началом оккупации крымский аппарат СБУ усилился прибывшими из России кадрами, руководство сменили, а главное – его перестали стеснять украинским законодательством и европейскими практиками. То, что главой крымского УФСБ стал башкирский специалист по мусульманам Виктор Палагин, подтверждает антимусульманскую программу крымских спецслужб и объясняет беспрецедентную для Крыма интенсивность давления на неканонические исламские течения, прежде всего на «Хизб ут-Тахрир». Именно их Палагин преследовал в Башкирии и Марий-Эл. Аресты и обыски мусульман имеют выраженную ритмичность, и создается впечатление, что Палагин имеет календарный план квартальных и годовых посадок «крымских исламистов».
В доокупационные времена активность крымских татарофобов, даже таких, как Могилев, который был и главой крымской милиции, и премьер-министром, имела границы – их определяли независимые СМИ, общественные организации, представительства международных структур. В российском Крыму все эти силы ликвидированы. До 2014-го ФСБ действовала здесь как на вражеской территории, ее методами были провокации и создание искусственных конфликтов. Сейчас же они удерживают полностью подконтрольную территорию. Можно заметить, что пророссийские радикальные группы типа «казачьей сотни Храмова» куда-то исчезли, никакой заметной активности не ведут. Да и зачем нужны профессиональные провокаторы в «стабильном», «счастливо присоединенным» Крыму, где недовольными могут быть только те, кого назначили «исламистами» и «украинскими диверсантами»?
Ян Синицын, крымский журналист
Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: