Срок за жалобу: россиянина осудили за «донос» о пытках в колонии

Российский Кирово-Чепецкий районный суд приговорил к двум годам колонии бывшего заключенного Алексея Галкина. Суд признал его виновным по статье о ложном доносе. В январе 2017 года Галкин освободился из исправительного учреждения, отсидев срок по другому обвинению, и рассказал о пытках в колониях Верхнекамского и Омутнинского районов. Его обвинили в клевете. Сейчас Алексей находится в следственном изоляторе. Защита планирует обжаловать решение кировского суда.

Алексею Галкину 37 лет, около 17 из них он провел в исправительных учреждениях по обвинениям в кражах и грабеже. По его словам, когда он отбывал наказание в одной из колоний Омутнинского района, сотрудники учреждения издевались над осужденными – ставили на растяжки, били, заставляли бегать по коридорам. Во время одного из избиений в 2009 году ему нанесли многочисленные травмы:

"Мне сломали ногу, раздробили пальцы, сломали ребра. Ребра гнили, появилась опухоль. Это все продолжалось восемь месяцев, у меня каждый день были боли, температура", – рассказывал он в интервью изданию "7х7". В итоге Галкина госпитализировали и удалили два ребра.

Через несколько лет он снова оказался в колонии – в Верхнекамском районе, где, по его словам, также продолжились избиения. "Я был известен системе ФСИН как жалобщик", – рассказывает он. По его словам, зимой 2016 года его вызвали к одному из сотрудников колонии и предложили перестать жаловаться. Галкин отказался, и его несколько раз ударили в лицо. Осужденный предполагает, что у него была сломана челюсть. По его словам, после этого он написал еще несколько жалоб в различные инстанции и заявление о возбуждении уголовного дела в Следственный комитет, но дело возбудили против него – за то, что дал ложные показания об избиении со стороны сотрудника колонии.

На свободу Алексей Галкин вышел 13 января 2017 года, а за день до этого в Кирово-Чепецком суде началось рассмотрение его дела "о ложном доносе". В апреле его снова заключили под стражу в следственный изолятор, а 17 июля судья Андрей Пантюхин приговорил Галкина к очередному сроку – двум годам лишения свободы. Его защита планирует обжаловать решение суда и не исключает, что Галкина могут этапировать в ту же колонию в Верхнекамском районе, где он отбывал наказание ранее.

Заявление о пытках, с которым обратился в СК Алексей Галкин:

​Правозащитники полагают, что таким образом руководство колонии мстит бывшему заключенному, и отмечают, что появление дел о "ложных доносах" в ответ на заявления осужденных о пытках становится массовым.

Сотрудник движения "За права человека", защитник Алексея Галкина в суде Петр Курьянов рассказал Радио Свобода подробнее об этом деле:

– Он еще когда сидел, обращался в наш фонд, и мы по его обращениям направляли те или иные заявления, ходатайства в разные инстанции. Потом он освободился, пришел к нам в фонд. Поскольку мы до этого занимались плотно делом Сергея Хмелева, которого тоже обвиняли в ложном доносе, нам более или менее стало понятно, что это такое ноу-хау сотрудников ФСИН, Следственного комитета, чтобы подавлять жалобщиков в этой системе. Очень важную роль играло то, что Алексей только что освободился и к нам приехал, был уже у других правозащитников, не пьет, не кутит где-то после освобождения, а пытается дальше бороться. Ну, мы, естественно, приняли решение ему помочь.

– А в каком он состоянии к вам пришел, насколько были на нем заметны следы пыток, избиений?

– На следующий день мы с Алексеем пошли на презентацию к Игорю Каляпину в Сахаровском центре. И Алексей там в процессе продемонстрировал наглядно, в присутствии журналистов, свои два ребра, которые ему там сломали, они у него загнили, и пришлось их потом удалять. Публично показывал порезы на предплечьях. Он также сказал, что у него в легких находятся инородные металлические предметы, в простонародье – "штыри". Чтобы предотвратить избиения, они загоняют сами себе штырь. В условиях нашего гулаговского ФСИНа это единственное средство порой, чтобы предотвратить избиения, издевательства. Вот бьют тебя один день, дают день-два отлежаться, на третий день по тому же самому больному месту с синяками если наносить те же самые удары резиновой дубинкой, в несколько раз болевые ощущения от этих ударов увеличиваются. Люди действительно срывали голосовые связки, крича от боли. В тот момент, когда ты видишь, что за тобой сейчас придут, чтобы повторить эту процедуру, такую экзекуцию, некоторые осужденные загоняют штыри в легкое себе либо вскрывают вены. Приходят сотрудники ФСИН избивать, а он говорит: "Я заштырился" – и показывает, что там кровоподтеки. Они понимают, что если продолжить избиения, то этот металлический штырь, который, как правило, в левое легкое загоняют, может просто задеть своей металлической строй частью сосуд, сердце, что может привести к смерти. Поэтому они оставляют в покое осужденного, чтобы медики хотя бы разобрались, посмотрели, можно продолжать бить или нет. Все это продемонстрировал Алексей, когда пришел, показал себя реально человеком, который пострадал. Зная Кировское управление, какие там методы применяются сотрудниками ФСИН к непокорным, он на меня произвел впечатление человека, который не готов расстаться со своими правами. Он понимает, что они ему принадлежат по закону, и не готов их лишаться в силу какого-то произвола тех или иных сотрудников.

– А за что он сидел?

– Он сидел там то ли за грабеж, то ли за кражу. В провинции им там реально не на что жить. Какая-то бытовуха у него была. Я у него единственное поинтересовался: "Ты там вину-то признал? Ты реально совершал?" – "Да нет..." И начал мне рассказывать все обстоятельства, за что его там незаконно привлекли. Честно говоря, не стал вникать. И потом, я знаю, не любят обсуждать, за что была отсидка, по которой уже человек освободился. Ну, все понятно, я ему говорю: "Давай мы сейчас разберем этот конкретный предмет. Ты написал заявление об избиении, а тебя привлекли за ложный донос". То есть он маленьких детей не поедал, женщин и девушек не насиловал, никого не убивал, на его руках крови людской нет, в бандитских формированиях или террористических не участвовал. Среднестатистический такой вот заключенный, с обостренным осознанием своих прав и достоинства.

– Как проходил суд над Алексеем?

– Я поехал с ним в суд, на самое первое судебное заседание, сделал необходимые заявления, ходатайства, представил документы, что я желаю его защищать. Судья допустил. Потом, когда мы начали аргументировать свою позицию, стали указывать на те или иные нарушения. Вот, например, то обстоятельство, что следователь, который проверял его заявление об избиении, не имеет права свободного прохода в колонию. По идее, представьте, следователь хочет разобраться, что произошло в бараке, где живут осужденные, и как выяснилось, их там больше 70 человек, от 70 до 100. Чего бы проще – приди туда: "Ребята, кто что видел, скажите..." Пообщаться, и из 60 человек где-то 15–20 можно найти, кто что-то видел, что-то знает, что-то готов сказать. Следователь просто не стал себя утруждать, а возможно, и сотрудники ФСИН, скорее всего, препятствовали его свободному проходу. Они сделали по-хитрому – следователь пришел, остался в административном здании, сотрудники ФСИН привели ему сотрудничающих с администрацией четырех осужденных, которые дали нужные сотрудникам ФСИН показания против Галкина. Следователь это посчитал вполне достаточным: из 70 человек четырех сотрудничающих. Затем он идет еще дальше, формирует поручение свидетелю этому по уголовному делу: проведите оперативно-розыскные мероприятия и выявите еще свидетелей из осужденных либо другие обстоятельства для наиболее полной картины по делу. Естественно, свидетель, допрошенный начальником, написал, что все здорово, больше ничего не выявлено. И все, следователю было этого достаточно, чтобы умыть руки. И вынесено решение о том, что опрошенные сотрудники и осужденные не видели, как Галкина кто-то избивал, видеокамеры там не сохранились или их нет, ничего не подтвердилось, и вывод такой: в действиях Галкина усматривается ложный донос.

– Сейчас его могут отправить в ту же самую колонию?

– Вопрос открытый, да, вполне. По Хмелеву у нас была примерно такая же картина, когда потерпевший был начальником колонии, они, не скрываясь, ему прямо в здании суда говорили: "Ну, ничего, сейчас суд закончится, с новым сроком приедешь к нам, и мы тебе там устроим!" И нам стоило многих усилий, чтобы ФСИН все-таки приняло решение, и удалось Хмелева отправить не в ту же колонию, а вывезти в другое управление. С Галкиным то же самое, сейчас он находится в СИЗО, его абсолютно все сотрудники ФСИН знают, даже в управлении. Меня один раз не пустили к нему в СИЗО, я пошел в управление, оставил там жалобу, что меня начальник СИЗО не пускает, и в разговоре с этими сотрудниками управления я сделал вывод, что все его ждут, когда он все-таки вернется. Благодаря тому, что к нему сейчас приковано внимание, тот же Лев Пономарев постоянно дергает уполномоченного по Кировской области, членов ОНК, чтобы ходили, его проверяли, и пока идет суд, сотрудники ФСИН явно его не бьют, следов побоев нет, и самих попыток нет. Но никакой безопасности в этом отношении Галкину никто не может обеспечить, когда его после приговора увезут уже в лагерь.

​– Какие у него сейчас условия в СИЗО?

– Он сидит в одиночке. Один раз он привез в суд червей. Червей, каких-то других существ, которые живут только в сырости, слизней, на столе разложил, на бумаге. Он привез их, чтобы продемонстрировать суду, в каких он условиях находится. Все принадлежащие ему распечатки, судебные практики по 306-й статье, решения Пленумов Верховного суда, решения Конституционного суда, затрагивающие те или иные вопросы судопроизводства, к судебному разбирательству по его делу, у него сотрудники ФСИН просто забрали. У него забрали даже УПК с последними изменениями и дополнениями. Ну как человеку еще защищаться в суде, не имея на руках этой нужной ему литературы, процессуальной? И дали из библиотеки. Мотивируют это тем, что на всей литературе должен стоять штамп библиотеки СИЗО, иначе это незаконным путем попавшая литература. Я прихожу в библиотеку в СИЗО, говорю: "Какие у вас УПК здесь есть, какой ему дали?" – "2016 года". – "А почему 2016-го? Куча изменений была уже!" – "А нам так дают, у нас такое обеспечение". – "Но раз у вас такое обеспечение, почему вы запрещаете эту литературу?" Короче, бред абсолютный!

– Когда вы его видели в последний раз? Каково его состояние, психологическое, физическое?

– Я его последний раз видел, когда была стадия прений. Психологическое давление на него оказывается, ему не дают реализовывать свое право на защиту, все это он высказывал. Такое упадническое настроение, и он уже задумывается, а надо ли обжаловать приговор, поскольку тогда на несколько месяцев отложится это пребывание в невыносимых для него условиях.

– Насколько сейчас эта практика становится массовой – сажать людей по статьям о ложном доносе за то, что они пожаловались на пытки в колонии?

– Ну, пока вот мне известно о нескольких таких делах, может быть, всего по России – пальцев на двух руках хватит. Пока. Но вот уже началось в Карелии, в той же Кировской области, опять Горбунов там, они ждали и дождались приговора обвинительного. В общем, это уже начинает приобретать массовый характер.