Война à la Russe

Киевский Центр исследований армии, конверсии и разоружения издал книгу живущего на Западе российского военно-политического эксперта Юрия Федорова "Гибридная война по-русски". Речь идет о теории и практике российских действий последних лет в Украине. В интервью Радио Свобода автор исследования отвечает на вопросы о том, что такое гибридная война по-русски, бывает ли гибридная война по-турецки, а также размышляет о военно-политических результатах действий Кремля в соседней стране.

– Для меня было особенно интересным, с научной и практической точек зрения, выяснить, как соотносятся реализация разного рода сценариев развития военно-политической обстановки в Украине, концепция гибридной войны и практическая политика России. Иными словами – как сопоставить практику с различными теоретическими сценариями. На этой основе, вероятно, в будущем можно подумать, как структурировать научный взгляд на гибридную войну.

– Я впервые натолкнулся на понятие "гибридная война" в интервью Радио Свобода голландского военного теоретика Франка ван Каппена. А вам это понятие – "гибридная война" – близко? Или вы в данном случае, исследуя его, просто следовали установившейся политологической традиции?

– Как научный термин употребление такого понятия вполне допустимо и действительно отражает новые тенденции в военной области. Ведь предполагается, что в современных условиях военные действия будут вестись в неких новых формах: значительно большее значение приобретает пропагандистская (или информационная) война. В американской доктрине это давно уже названо психологической войной, которая ведется в сочетании с разного рода подрывными операциями, с применением экономического давления и так далее. Впервые такого рода концепцию сформулировал русский эмигрант, бывший полковник Генерального штаба царской армии Евгений Месснер, который в начале 1960-х годов опубликовал книгу под названием "Мятеж – имя третьей всемирной". Тогда термина "гибридная война" не существовало и Месснер использовал термин "мятеж-война". После 1991 года его книгу очень внимательно изучали в российском Генеральном штабе, в российских военных академиях. Многие идеи, которые выдвигал Месснер, нашли свою реализацию в российской концепции гибридной войны, которая 2012 году, по-видимому, разрабатывалась в российском Генштабе. Эту концепцию впервые публично изложил начальник Генерального штаба Валерий Герасимов в начале 2013 года на заседании Академии военных наук.

– Что же, в российском Генеральном штабе есть специальный сейф или специальный компьютер "Планы гибридной войны"? Или российские военные стратеги, планируя свои действия в Украине, действовали все-таки ситуативно?

​

– Я думаю, никакого талмуда под названием "Операция "Гибридная война против Украины", на несколько тысяч страниц, в российском Генеральном штабе нет. Но в любом Генштабе лежат планы боевых действий в так называемый начальный период войны, и в этих документах рассматриваются разные сценарии. Я думаю, что определенные планы, в том числе и с идеями гибридной войны в том виде, в каком их разрабатывал Месснер, а потом сотрудники Генштаба, конечно, имелись. Открывая операцию в Украине в начале 2014 года, российские военные, конечно, действовали по заранее подготовленным планам и сценариям. Но поскольку ситуация на фронтах менялась, то приходилось соответственно корректировать эти планы.

– Военная сила – не то что не самое главное в гибридной войне (делаю я вывод, прочитав вашу книгу), но далеко не единственное оружие. Инструментарий, который использует Россия для ведения гибридной войны, широк: это и финансирование политических партий за рубежом, это применение так называемой мягкой силы, это прямое пропагандистское воздействие, деятельность в среде русской эмиграции, создание пророссийских общественных организаций за рубежом и так далее. Как вы оцените роль военной компоненты?

– Это тот элемент гибридной войны, который используется в самые решающие моменты, является завершающим. Все остальное – и информационная подготовка, и заброска разведывательных и диверсионных групп, и создание пророссийских организаций на всей территории Украины – было необходимо Кремлю, но, конечно, решающий момент – это все-таки использование военной силы. Эта сила может использоваться не в виде прямого наступления российских регулярных войск, с в виде так называемой гибридной силы, гибридных вооруженных сил. Эти силы состоят в значительной мере из местных жителей, кроме того, из добровольцев и наемников, приехавших из России. Но главным, стержневым элементом гибридной силы на Донбассе являются регулярные части российской армии, которые – правда, под другими знаменами и с другими эмблемами – действуют в зоне боевых действий.

– Вы упомянули 2012 год как одну из временных важных вех в разработке стратегии гибридной войны. Означает ли это, что в 2012 году (то есть за год или полтора до начала драматических событий в Киеве) российское военное и политическое руководство уже в целом понимало, как оно будет стратегически действовать в Украине, и только ожидало подходящего момента, чтобы привести свой план в действие?

​

– Различные российские ведомства – Генеральный штаб и Министерство обороны, с одной стороны, ФСБ, с другой стороны, разного рода политические институты, те или иные подразделения администрации президента, МИД России – все они имели определенные планы действий на случай, когда им будет приказ начать действовать против Украины в своих сферах. Важно другое: до того момента, когда бывший президент Янукович покинул Украину, ставку в Кремле делали на то, чтобы контролировать соседнюю страну с помощью местной политической элиты. Но когда Янукович сбежал, оказалось, что эта идея несостоятельна, и вот тут были пущены в ход задумки и идеи, которые разрабатывались на протяжении как минимум уже года, а может быть, и больше.

– Ваша книга называется "Гибридная война по-русски". Означает ли это, что гибридная война – русское ноу-хау? Или существует гибридная война по-турецки, по-американски, по-натовски?

– Генерал Зарудницкий, начальник Главного оперативного управления российского Генштаба, в работе "Военные аспекты "цветных революций"​ ясно определил основные особенности гибридных войн, будь то турецких, российских или каких-либо еще: "Государство-агрессор (или коалиция стран) раскалывает страну-жертву изнутри. Для этого всячески инспирируются, разжигаются имеющиеся внутренние противоречия. Неважно какие – национальные, религиозные, социальные или территориальные. Затем эти противоречия трансформируются в открытое противостояние оппозиционных сил и правительства. Если правящий режим пытается сохранить власть, то следующим этапом становится гражданская война... В дальнейшем коалицией стран, принимающих участие в свержении законного правительства, может проводиться военная операция с целью разгрома правительственных войск и оказания содействия силам вооруженной оппозиции в захвате власти". Именно так и происходила гибридная агрессия Кремля в Украине. Но в каждом конкретном случае, конечно, имеются свои особенности, подчас очень серьезные.

Ну, а первый масштабный опыт гибридной войны, почти совпадающий по своим интеллектуальным и концептуальным идеям с тем, что произошло в Украине, – война Северного Вьетнама против Южного Вьетнама и американской армии в 1960–70-е годы. Если посмотреть на основные структурные элементы того, что делал Ханой, как он выстраивал свои действия, то это во многом напоминает происходившее и происходящее в Украине. Иногда военные теоретики и военные специалисты, особенно в Европе, упоминают в качестве первого опыта гибридной войны войну, которую вела "Хезболла" против Израиля в прошлом десятилетии. Иногда называют некоторые другие конфликты с использованием вооруженных сил. Но в общем я бы сказал так: в комплексе все элементы того, что называется гибридной войной, были впервые использованы в войне России против Украины.

– Как вы считаете, Россия, приведя в действие свой план, сильно удивила НАТО?

– Думаю, да. Конечно, и в политических, и в военных кругах Запада не ожидали от Кремля таких действий. На Западе были уверены, что российское руководство – при всех нюансах, при всей той критике, которую высказывали в адрес Путина и его силовой группы, – будет играть по правилам. "По правилам": будет придерживаться определенных принципов, не пойдет на вопиющее нарушение международных правовых норм и тех принципов, на которых строились международные отношения. Первая реакция Запада была такой: удивление и недоумение. Только в последний год в Европе и США пришли к выводу: то, что делает Кремль в Украине, – серьезно и требует весьма решительного отпора. Насколько этот отпор решителен, пока сказать трудно. Но вот что определенно: Запад прошел серьезный путь в осмыслении того, что происходит в России, пересмотрев свои предыдущие оценки российской политики и ее принципов.

– Что об этой гибридной войне по-русски напишут в будущих учебниках военной теории и военной мысли? Это новое слово в тактике военных действия, какими бы подлыми и аморальными действия Москвы ни казались? Война предполагает, конечно, некоторый кодекс поведения, но времена рыцарей и мушкетеров давно миновали.

– Война России против Украины будет трактоваться как первый опыт гибридной войны в полном смысле этого слова. Другой вопрос, что военным теоретикам и историкам будущего еще придется разбираться в том, успешная это была война или нет.

– Это непонятно до сих пор?

– Есть разные оценки, многие мои коллеги в Украине вообще уверены, что Кремлю удалось очень многого добиться. А мне, честно говоря, кажется, что этот опыт неудачен, поскольку Кремлю не удалось добиться поставленных целей. Общая задача, которую, как я предполагаю, Путин ставил перед своими военными и разведчиками, заключалась в том, чтобы реализовать так называемый проект Новороссии, и аннексия Крыма была лишь первым шагом. Разговор шел о том, чтобы все юго-восточные области Украины – начиная от Харьковской области на северо-востоке и заканчивая Одесской и Херсонской областями на юго-западе – в той или иной форме оторвать от страны, создать некое квазигосударственное образование, а затем превратить это образование в российский протекторат.

Если бы эта идея была реализована, тогда ситуация во всей южной части Украины и близко к Балканам была бы совершенно иной. Но этого не случилось. В результате всех усилий Кремль получил аннексированный Крым. Никакой экономической ценности он не представляет. Да, полуостров имеет определенную военную ценность, там развернут полк стратегической авиации, может быть, даже развернуто ядерное оружие, точных данных по этому поводу нет. Еще Кремль получил то, что журналисты часто называют огрызком Донбасса. Это чемодан без ручки – бросить жалко или невозможно, с политической и пропагандистской точек зрения, а тащить неудобно и тяжело.

В стратегическом отношении замысел Кремля не реализован, и сейчас, насколько я понимаю, в российских верхах идет поиск вариантов, как бы выйти из этой ситуации. Ведь без урегулирования на востоке Украины не будут сняты экономические санкции с России, а это достаточно больно бьет по российскому бюджету. Кремль попал в сложное положение, и предполагается, что на любой компромисс в отношениях с Украиной – реальный компромисс, который приемлем для украинского общества, хотел бы подчеркнуть, именно для общества, а не только для руководства страны и для западных лидеров – Кремль пока пойти не способен. Это приводит к замораживанию ситуации, которая неприятна для Путина и его окружения.

– Вы сказали, что НАТО и западный мир в целом не были готовы к действиям России. Россия стала играть не по правилам, принятым в евроатлантическом сообществе. Потребовалось какое-то время на осмысление, последний год, по вашему мнению, – время начала каких-то действий. Вы видите, как концептуально выстраивается этот западный ответ? Каким он может быть, чтобы сдержать Россию?

– Я думаю, сейчас уже можно говорить о том, что на Западе выработана стратегия противодействия Кремлю. Эта стратегия в общем напоминает по своим основным параметрам доктрину, сформулированную в 1967 году тогдашним министром иностранных дел Бельгии Пьером Армелем и положенную в основу действий НАТО в конце того десятилетия. Она состоит из двух элементов. С одной стороны, это военное сдерживание возможных российских наступательных действий (прежде всего речь идет о странах Балтии), а с другой стороны, ведение каких-то переговоров с Россией, с тем чтобы иметь возможность без посредников (достаточно ясно, в том числе ясно для профессионалов) изложить позицию НАТО и выслушать точку зрения российских партнеров.

Но главный вопрос сейчас в другом: насколько эффективны в военном плане те меры по военному сдерживанию России, которые сегодня применяются НАТО? Второй вопрос, который довольно часто задают эксперты по военно-политическим вопросам: а как быть с северо-западной частью Черноморского бассейна? По отношению к Балтии, к Балтийскому региону примерно понятно, что будет делать НАТО, а вот по отношению к южному флангу (то есть как защищать Румынию, как противодействовать возможным российским операциям в Черноморском бассейне) – этот вопрос еще требует детального обсуждения и принятия решений.

– Вы исключаете возможность возникновения прямого военного конфликта между Россией и НАТО? Или все командно-штабными играми и завершится?

– Хотел бы, чтобы завершилось играми. Но, знаете, в последние годы все чаще происходят события, которые прежде казались абсолютно невозможными. Давайте вспомним, можно ли было три года назад, летом 2013 года, предположить, что российские "зеленые человечки" вторгнутся в Крым, что начнется гибридная война на востоке Украины и так далее? Многое, сегодня кажущееся нам невозможным, может реализоваться в будущем. Я бы не стал зарекаться и говорить, что вооруженного столкновения между Россией и НАТО (или с отдельной страной НАТО) быть не может. К сожалению, это тот вариант, который мы должны рассматривать как имеющий определенные шансы на реализацию. И если говорить о политических лидерах, о военном руководстве стран Запада, то они должны разрабатывать – и я думаю, они разрабатывают – планы и варианты поведения в таких ситуациях, на самой грани войны, – считает военно-политический аналитик, автор книги "Гибридная война по-русски" Юрий Федоров.