Олег Панфилов: Бульдозеры – от Хрущева до Путина

Специально для Крым.Реалии

Кто не знает слова Шарикова из «Собачьего сердца», фильма, снятого Владимиром Бортко, ныне активным членом КПРФ? У Булгакова этих слов нет, но Бортко, видимо, глубоко прочувствовал ментальность большевиков, и фраза стала одним из запоминающихся афоризмов, хорошо передающих суть молодого российского социализма – предвестника тоталитарного коммунизма. «Уж мы их давили, давили» – это не просто профессиональный термин Шарикова на поприще руководителя городской очистки, это программа большевиков. Даже не важно, в какой они стране живут – Советской России, СССР или современной Российской Федерации.

Если бы самоходная землеройная машина под названием «бульдозер» появилась в Советской России при большевиках, то церкви, мечети и синагоги не взрывали бы банальным динамитом, а с удовольствием давили бульдозерами. Но советские бульдозеры появились незадолго до того, как 15 сентября 1974 года была разогнана публичная акция неофициального искусства в СССР: выставка картин на открытом воздухе, организованная московскими художниками-авангардистами на окраине Москвы в Беляево. Советская власть получила техническое преимущество в старом ленинском завете – давить все, что не нравится это власти.

«Давить» – золотые слова Шарикова, отражающие суть того времени, идеологию советского социализма, которая никогда не признавала чужого мнения, кроме мнения «единственно верной» КПСС. Изначально давили всех – «царских прихвостней» и «белогвардейцев», потом давили «белофиннов» и «белополяков», басмачей и «бандероцев», «стиляг» и «отщепенцев», давили «шпионов» и «вредителей», «врагов народа» и любителей джаза. ГУЛАГ был переполнен теми, кто был неприятен советской власти, а были бы бульдозеры, то давили бы бульдозерами. И только когда появилась первая модель советского бульдозера БГМ на базе трактора С-60, а потом и другие модификации, то начали давить всерьез.

Желание давить было программой советских коммунистов. Даже когда уже не было ГУЛАГа, то был КГБ – продолжатель традиций НКВД, и люди друг другу доверительно шептали: «Осторожно, посодють». И сажали. Давили так, что лагеря были переполнены, чекисты, высунув язык, отлавливали «антисоветчиков» и давили – отправляли в психушки, морили людей психотропами, те выходили позеленевшими от «лекарств», а если продолжали «наговаривать» на «светлое настоящее», то их сажали опять. Дожил бы Шариков или его отпрыск, то работал бы в КГБ и с удовольствием бы повторял – «давили мы их, давили».

Поскольку в России больше 16 лет вождь из чекистов, то, само собой, традиция «давить» продолжается. Теперь давят не так рьяно, как в СССР – тогда огромная страна была под «железным занавесом», да и Сталину было наплевать на то, что скажут в Европе, все-таки криминальное прошлое всячески отзывалось в его поступках – всякие «тройки», ГУЛАГ, дети врагов народа составляли огромную массу людей, которую вождь давил без оглядки. Теперь современный российский вождь Путин хотел бы повторить Сталина, но чего-то не хватает – то ли смелости, то ли наглости, то ли банковские счета в Европе не дают.

Самое первое применение бульдозеров в политических целях было в 1974 году. Тогда отчаявшиеся советские художники, из тех, кто не зарабатывал ордена и ленинские премии за картины с ликами вождей, а те, кого называли «неформалами». Это были те, кто чудом доставал фотографии, каталоги и альбомы с произведениями коллег, живших по ту сторону «железного занавеса», и учились новому искусству. Как первые советские рокеры, тайком слушали Beatles, потом Rollins Stones, Deep Purple, Suzi Quatro или Led Zeppelin. Не сомневайтесь, альбомы – диски и катушки магнитофонной записи тоже давили, правда, не бульдозерами, но уничтожали, иногда публично, чтобы показать, как советская власть не допустит в СССР проникновение «чуждой культуры».

Тогда, с установления культа личности Сталина и до появления в Кремле Хрущева, было позволено изображать колхозников, рабочих, советскую интеллигенцию с комсомольскими физиономиями или ученых, «работающих на благо социализма». Или неидеологические натюрморты, узоры и орнаменты, пейзажи – желательно тоже идеологические, чтобы зритель мог понять, в какой «счастливой и великой стране» он живет. Поскольку идеологический отдел ЦК КПСС и его верный помощник КГБ тщательно следили за коммунистической нравственностью, то иные чувства были запрещены. Как в старом советском анекдоте – только про любовь и она должна быть любовью к партии.

К середине 60-х годов многие советские люди грешным делом подумали, что в стране настала оттепель, что не надо уже бояться репрессий и доносов. Московские художники собрались с духом и 22 января 1967 года организовали первую выставку неформального, то есть, неофициального искусства – без вождей, красных флагов и лозунгов. Выставка просуществовала два часа, потом ее закрыли товарищи из КГБ и московского горкома партии. С того времени было еще несколько попыток провести выставки – экспозицию в Институте международных отношений закрыли через 45 минут, выставку работ Олега Целкова в Доме архитектора – через 15 минут. Выставка Эдуарда Зюзина в кафе «Аэлита» продержалась целых три часа, и это был рекорд.

В конце концов художники притихли, понимая, что советская власть не изменилась и не может измениться. К 1974 году небольшая группа художников решилась собрать выставку не в помещении, а на открытом воздухе – в московском районе Беляево, при пересечении Профсоюзной улицы и улицы Островитянова. На самом деле – на пустыре, и на фотографиях с выставки видно, что это было неухоженное поле, поросшее бурьяном. Художники просто стояли там, держали в руках свои картины, потому что не было ни павильонов, ни стендов. Власть пригнала несколько грузовиков, поливочные машины и бульдозеры. И огромное количество милиции.

Конечно, бульдозеры не давили людей, это было бы слишком просто и преступно – вместе с художниками были западные журналисты и, возможно, дипломаты. Власть сделала то, что делает до сих пор в Москве – зная о готовящейся выставке от своих сексотов, объявила о субботнике на пустыре, и даже привезла саженцы. А поскольку нужно было зачистить территорию, то и бульдозеры, которые стали символом советского тоталитаризма в тот период советской истории, называемым «застоем». И тогда, и до сих пор старые гвардейцы советского искусства не довольны диссидентами, посмевшими пойти против власти. Они не обвиняют власть, они недовольны непослушанием, вместо того, чтобы довольствоваться заказами – ваять или рисовать портреты Ленина и Брежнева – жить припеваючи.

На немногих фотографиях «бульдозерной выставки» видны бульдозеры, скорее всего, марки Д-271, расчищавшие пустырь от художников и их картин. Рядом самосвалы, более 100 милиционеров и «работники по благоустройству». Формально все выглядело как гневная спонтанная реакция группы работников по благоустройству и развитию лесопарка. «Нападавшие ломали картины, избивали и арестовывали художников, зрителей и иностранных журналистов. Очевидцы вспоминают, как Оскар Рабин, повисший на ковше бульдозера, был фактически протащен через всю выставку. Художников увозили в участок, где заявляли: «Стрелять вас надо! Только патронов жалко…», – писала Татьяна Сохарева по воспоминаниям участников выставки. Часть художников эмигрировала из Советского Союза, часть затихла до лучших времен.

Всего за 12 лет до «бульдозерной выставки», 1 декабря 1962 года предыдущий глава СССР Никита Хрущев прославился своей оценкой творчества советских художников-авангардистов: «Что это за лица? Вы что, рисовать не умеете? Мой внук и то лучше нарисует! … Что это такое? Вы что – мужики или педерасты проклятые, как вы можете так писать? Есть у вас совесть?». Разъяренный генсек продолжал орать – «дерьмо», «говно», «мазня», завершив истерику приговором: «все это не нужно советскому народу. Понимаете, это я вам говорю! … Запретить! Все запретить! Прекратить это безобразие! Я приказываю! Я говорю! И проследить за всем! И на радио, и на телевидении, и в печати всех поклонников этого выкорчевать!». Был бы в тот момент рядом бульдозер, то не сомневаюсь, Никита Сергеевич пустил бы его в ход.

Путин наверняка знает о символе «жесткой советской власти» – бульдозере. И он решил отомстить всем, кто полюбил хорошую еду, предпочитая финские сосиски и венгерскую колбасу, турецкие помидоры и польские яблоки всей той продукции, которую в России традиционно производят как будто для людей. Можно было просто запретить, как привыкли в России запрещать все неугодное. Тихо, мирно, останавливать фуры и возвращать производителям – мол, у нас в России скоро будет такое изобилие, что вам и не снилось. Нет, Путин – чекист, он знает, чтобы испугать население, нужно публично кого-то расстрелять, например, Аню Политковскую или Бориса Немцова. Чтобы население прекратило вкусно питаться, нужно просто все публично раздавить, сжечь и закопать. Одни на самом деле испугаются, другие – поверят.

Конечно, Путин не такой тиран, как Сталин, он трусливый и подлый, как говорили в его детской подворотне, «тихушник». Мог бы взять и отменить Конституцию, или переписать ее, назвать себя пожизненных диктатором и сразу же, тут же – все запретить, что не соответствует вкусу и принципам майора КГБ. Бульдозер стал 42 года назад символом советской тирании, бульдозер времен Путина – это символ сумасшествия. Ни в одной религии не позволяется глумиться над трудом крестьянина, не важно, где он живет и на каком языке говорит.

Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции