Российские реалии: быть украинцем – наказуемое деяние?

Украинцы Николай Карпюк и Станислав Клых, судебный процесс над которыми идет сейчас в Верховном суде Чечни, признаны коллегией присяжных виновными во всех предъявляемых им обвинениях. По версии обвинения, украинцы, будучи членами националистической организации УНА-УНСО, запрещенной сейчас в России, прибыли в Тбилиси, чтобы "горными перевалами и заброшенными трассами" пройти в Чечню, где намеревались принять участие в боевых действиях против федеральных войск. 31 декабря 1994 года они якобы приняли участие в боях за Грозный, воевали в районе железнодорожного вокзала и площади Минутка и убили и ранили несколько десятков российских солдат. Присяжные посчитали версию обвинения доказанной. При этом также посчитали, что Станислав Клых заслуживает снисхождения.

Теперь гособвинение должно объявить, какое наказание оно требует для украинцев. После чего судья Вахит Исмаилов должен удалиться в совещательную комнату для вынесения приговора.

Среди потерпевших – родственники 30 погибших российских военных и полтора десятка получивших тогда ранения. Никто из них не видел Карпюка и Клыха в Грозном лично, обвинение строится на показаниях лишь одного свидетеля – осужденного на 24 года Александра Малофеева, который утверждает, что сам воевал в Чечне в обеих войнах. Украинцев защищают чеченский адвокат Докка Ицлаев, Марина Дубровина из Ставрополя и москвич Илья Новиков, только недавно завершивший дело Надежды Савченко в ростовском Донецке.

Как прения переносили две недели, чтобы "не затягивать процесс"

Прения сторон по делу Карпюка и Клыха в Верховном суде Чечни откладывали несколько раз. Они должны были состояться в начале мая, но прошли спустя две недели. Первый раз судья Вахит Исмаилов перенес начало состязаний сторон, когда решил ввести в дело новых адвокатов по назначению – вопреки мнению защитников, которые уже восемь месяцев ведут это дело, и не спросив самих подсудимых. Но никто из Чеченской коллегии адвокатов участвовать в суде над украинцами не желал, судья заседания переносил два раза. Официально он мотивировал свое желание видеть в зале других адвокатов тем, чтобы сторона защиты "не затягивала процесс". Все три адвоката украинцев исправно являлись на каждое заседание, но процесс так и не начинался.

"Я заявляю протест на действия судьи, – объявил адвокат Илья Новиков в ответ на слова судьи о новых адвокатах. – Прошу внести это в протокол". – "Это вы тут будете распоряжаться?! Сядьте! Если скажу, внесут в протокол. Не вы тут распоряжаетесь!" – взорвался в ответ судья. На одном из несостоявшихся заседаний в зал суда по требованию Исмаилова привели адвокатов Ваху Бадаева и Сайхана Джамалдинова. Они зашли, уточнили, сколько длится заседание и какие статьи у подсудимых. Узнав, что суд продолжается уже больше восьми месяцев, сразу заявили коллегам, что участвовать в нем не будут.

"Виноваты в задержке заседания Ицлаев и Дубровина, которые развернули пропаганду среди коллег, что участие других адвокатов недопустимо, что суд неправ. Это все будет отражено в итоговых документах", – предупредил судья. Карпюк заранее, когда его посещал в Грозненском СИЗО Докка Ицлаев, написал заявление, что никаких адвокатов он для себя не хочет. Клых такое заявление написать не смог. Их привезли в суд, но заводить в зал заседания не стали – держали в комнате в подвале, куда к ним спустились адвокаты. В зале остались только украинский консул и Милана Бахаева из местного "Мемориала". "После заседания я буду говорить о том, чтобы вы возглавили коллегию адвокатов. Это без протокола", – сказал судья вернувшемуся Докке Ицлаеву, намекая на то, что он якобы убедил коллег не вмешиваться в это дело. "Я думал, ваша честь, от вас будет представление о лишении меня статуса", – ответил Ицлаев. "Это другая история", – заверил его судья. В зал завели Станислава Клыха, который так и не смог составить письменное заявление. Он закрыл лицо, отвечал тихо и невнятно:

– Вы согласны с назначением дополнительного адвоката, кроме Дубровиной? – поинтересовался у него судья.
– Казуистика, – ответил Клых.
– У вас Дубровина.
– У меня Охотный ряд.
– У вас Охотный ряд... Уведите его, – распорядился судья.

После этого Исмаилов объявил о продолжении заседания с участием прежних адвокатов. "Спасибо, и желаю установления истины в этом деле", – пафосно распрощался с судьей адвокат Бадаев.

Через неделю заседание снова закончилось через 10 минут после начала – не явился прокурор Саламбек Юнусов. Его коллега Сергей Блинников заверил суд, что выступит за двоих, но процесс вновь отложили на неделю.

Как судья решил защитить присяжных от "давления", а потом передумал

Дело Карпюка и Клыха рассматривает коллегия присяжных заседателей. В основном составе двенадцать человек (главным образом женщины), чтобы решить, виновны подсудимые или нет, необходимо семь голосов. Если присяжные признают украинцев невиновными, по закону их должны отпустить в зале суда сразу, не дожидаясь приговора. На каждое заседание в Грозный приезжают украинские консулы из Ростова-на-Дону на машине с красными дипломатическими номерами в надежде, что заберут Карпюка и Клыха. Для последнего уже нашли в Грозном врача, который готов подготовить его к переезду – украинец часто теряет адекватность восприятия, и ему явно нужна срочная медицинская помощь.

Рассмотрение дела с участием присяжных остается практически единственным шансом на оправдательный приговор в процессе, который явно получил политический характер после того, как "Мемориал" признал Карпюка и Клыха политзаключенными.

В Чечне, где конфликт между руководством республики и судебной властью разрешился 16 мая увольнением главы Верховного суда республики Магомеда Каратаева, степень влияния на судебные органы администрации Рамзана Кадырова очевидна. В феврале 2014 года коллегия присяжных в Чечне оправдала Альви Абдурахманова и Магомеда Акаева, обвиняемых в грабежах и нападениях на дома чиновников. Глава республики отреагировал жестко, заявил о желании отменить действие суда присяжных на территории Чечни, а один из оправданных был задержан и заключен под стражу. При этом за все время процесса по делу Карпюка и Клыха о давлении на присяжных было заявлено только раз.

В начале заседания 11 мая судья Вахит Исмаилов заявил, что коллегии присяжных поступают анонимные угрозы, потребовав для них госзащиту. Какие угрозы он имеет в виду, судья не пояснил. Госзащита в этом случае, скорее всего, вряд ли подразумевала постоянную охрану, скорее каждый присяжный получил бы номер телефона, по которому можно обратиться в случае давления и угроз. "У нас нет доступа к членам коллегии, значит, угрозы могли быть только в пользу обвинения", – предположил тогда адвокат Докка Ицлаев.

Через неделю ситуация изменилась. Перед прениями адвокат заявил отвод одному из присяжных: "Заявляю отвод присяжному, поскольку она не является независимым и оказывала давление на коллег. У здания суда после одного из заседаний я невольно оказался свидетелем разговора, когда она говорила другим присяжным: "Мы не должны быть против власти, нельзя оправдывать украинцев". Судья после этого спросил самого присяжного и председателя коллегии: "Были ли какие-то попытки оказания давления на вас?" Они ответили отрицательно. "Видите", – обратился судья к адвокату и ходатайство отклонил.

По меньшей мере о двух случаях давления на присяжных в Верховном суде Чечни рассказали местные адвокаты. Такие рассказы получаются похожими на анекдоты, потому что никаких доказательств, а тем более виновных в этом не найти. Один раз, когда присяжные еще брали с собой в совещательную комнату телефоны, последовали звонки с угрозами всем по очереди. А во второй раз неизвестные люди залезли по лестнице, открыли окно и угрожали присяжным в открытую. На процессе по делу украинцев такого открытого давления на присяжных, кажется, действительно не было.

Как в Грозном свободно работают журналисты. Но только на процессе по делу украинцев

"Здесь проспект можно перейти?" – подхожу и спрашиваю у низкого широкоплечего чеченца из спецбатальона полиции, одетого во все черное. Он молчит, достает пистолет из кобуры, несколько раз щелкает им, отведя в сторону. Потом говорит мне: "Тут перейти можно, конечно". И провожает взглядом, пока я пересекаю проспект Путина.

Проспект перекрыт. Пересекающие его улицы перегорожены военными грузовиками, всех, кто желает перейти две дороги и небольшой сквер посередине, обыскивают. Вооруженных людей на улицах очень много: в Грозном репетируют парад к празднику 9 мая и весь центр заблокирован. Я обхожу по Эсембаева, поворачиваю на Чернышевского, где обыскивают мой рюкзак. "Это ноутбук и все?" – спрашивает меня молодой полицейский опять во всем черном. Пропускает, и я иду по проспекту Путина. Вооруженные люди через каждые несколько метров. Мимо проезжает реставрированный "Виллис" с двумя зелено-красными флагами Чечни, через некоторое время БТР. На площади перед "Сердцем Чечни" слышны резкие отрывистые приказы. Через часа полтора по проспекту пускают автомобили и пассажирские ГАЗели.

Украинские журналисты, которые приезжали несколько раз на процесс Карпюка и Клыха, были поражены количеством оружия у людей на улицах и тем, как его открыто носят. Это, действительно, сначала настораживает, потом привыкаешь. Приехавшие освещать процесс журналисты в зал суда стали попадать не сразу. После того как Грозный вместе с группой журналистов посетила Вера Савченко, выступавшая общественной защитницей Николая Карпюка, в Верховном суде республики остались недовольны конфликтом между ней и судьей Исмаиловым, а также фотографиями из зала суда, оказавшимися в социальных сетях. Виновными оказались приставы, которые, по всей видимости, стали перестраховываться, и в зал суда заранее сгонялись десятки людей, не имевших к процессу никакого отношения. Зато они занимали места, которых просто не доставалось журналистам.

На очередное несостоявшееся заседание приехал специальный корреспондент "Медузы" Илья Азар. После того как прения были в очередной раз отложены, он решил съездить в поселок Кирова на окраине Грозного, чтобы посмотреть на остатки сгоревшего дома, принадлежавшего одному из террористов, взорвавших 9 мая чеченский КПП. Он приехал на место, сфотографировал руины дома, попытался пообщаться с соседями, но рядом все время находился человек, представившийся заместителем главы городской администрации. Позже подъехали и сотрудники правоохранительных органов. Азар успел написать СМС, что появились силовики, после чего связь с ним прервалась. Впоследствии пресс-служба МВД республики пояснила, что журналист был задержан для выяснения личности. В горотделе полиции, тем не менее, у него спрашивали о принадлежности к запрещенной в России группировке ИГИЛ. Когда удалось дозвониться до Азара, кроме него по телефону поговорил Магомед Дашаев, экс-глава грозненской полиции, заверивший, что с журналистом все в порядке и к нему просто проявляют традиционное чеченское гостеприимство. Через четыре часа Азара отпустили. Дом второго террориста, напавшего на КПП, посмотреть не удалось.

В день, когда прения все же состоялись, группа журналистов и чиновников из Дагестана попыталась проехать в село Кенхи, которое, по сообщениям местных жителей, с 14 мая оцеплено чеченскими силовиками после того, как там сгорел дом Рамазана Джалалдинова, записавшего видеообращение к Владимиру Путину с критикой руководства Чечни. Джалалдинов сейчас скрывается в Дагестане, руководство которого уже заявило о возможном предоставлении для его семьи жилья. Что происходит в селе сейчас, точно не известно, попасть туда невозможно. Местные жители сообщают о задержаниях, пресс-служба МВД говорит о том, что никого не задерживали, а сельчане "только давали показания". 17 мая журналистов в село вновь не пустили.

Как прокуроры потеряли десять погибших солдат

"Есть такая практика, а я на судах часто работаю, что прокуроры и адвокаты потом свои речи для удобства журналистам отдают, чтобы те ничего не напутали. Прокуроры по делу ГРУшников в Киеве вообще тексты вывесили на сайт сразу после дебатов", – говорю я прокурорам. Каждое утро перед заседанием они выходят за железные ворота Верховного суда покурить, здесь же стою и я. "Я речь не писал, у меня только заметки, а говорить я буду не по бумажке", – поясняет мне прокурор Сергей Блинников. Саламбек Юнусов промолчал. Как потом оказалось, его участие в прениях было коротким и текста не требовало. "Я считаю вину подсудимых полностью доказанной и прошу коллегию принять правильное решение", – все, что сказал этот прокурор.

Блинников разделил свою речь на три части: о Карпюке, Клыхе и о показаниях основного свидетеля обвинения Александра Малофеева. Традиционно в таких делах прокурор зачитал показания, данные Карпюком во время следствия. От этих показаний украинец отказался, подробно описывая пытки, которым подвергался, когда следователи пытались добиться от него подписи под признательными показаниями. Ту же самую ситуацию мы наблюдали на процессе по делу Олега Сенцова и Александра Кольченко, когда основной свидетель обвинения Геннадий Афанасьев в зале суда отказался от своих показаний, заявив, что они были выбиты пытками. Тогда прокурор не обратил на его слова никакого внимания.

Гособвинение по делу украинцев в Грозном повторило свою же версию: Николай Карпюк принимал участие в боях на площади Минутка и у железнодорожного вокзала в новогоднюю ночь 1995 года. "Около 15 членов УНА-УНСО заняли позицию на площади Минутка. По рации им поступило сообщение о том, что на площади находятся российские военные. И за несколько минут уничтожили около 30 военнослужащих из стрелкового оружия", – рассказывал прокурор, пересказывая обвинительный акт. "Подробности знать мог только участник событий", – подчеркнул Блинников.

По словам прокурора, Станислав Клых вступил в УНА-УНСО по просьбе сотрудника СБУ, чтобы впоследствии получить работу. Он должен был докладывать о том, что происходило внутри националистической организации, какие акции готовились. "Я так понимаю, что УНА-УНСО – это большая организация, стала тогда представлять опасность для СБУ", – предположил прокурор. В Грозном в 1994 году, по версии обвинения, Клых с помощью снайперской винтовки сражался также у площади Минутка.

Обвинение Карпюка и Клыха строится на показаниях лишь одного свидетеля, Александра Малофеева. Сейчас он осужден на 24 года, пожизненного заключения избежал лишь благодаря заключению досудебного соглашения со следствием. Приговор ему был вынесен в 2015 году, а в 2014-м в его показаниях впервые появились Карпюк и Клых, по всей видимости, сразу после задержания украинцев в России. Из его же показаний возникла анекдотическая история об участии в боевых действиях в Чечне бывшего премьер-министра Украины Арсения Яценюка. По запросу суда из Керчи в Грозный прислали дело Малофеева, согласно которому в 2000 году он был осужден в Крыму за грабеж и отбывал там наказание. А чеченский суд в 2015 году настаивал на том, что в это время он воевал в подразделении Салмана Радуева. Следствие не смутило даже то, что Радуев был задержан в марте 2000 года.

Согласно показаниям Малофеева, в первой чеченской войне он принимал участие, в том числе, в составе подразделения Арби Бараева, который в это время вообще не фигурировал среди полевых командиров. Чтобы объяснить противоречия между уголовным делом из Керчи и решением суда в Чечне, прокурор представил конспирологическую версию: дело Малофеева было сфальсифицировано СБУ, чтобы составить для него алиби – мол, украинские спецслужбы пытались скрыть участие соотечественников в войне, и Малофеев не был осужден в Крыму. "Он не отбывал наказание, это легенда, которая была придумана заранее. Так делают все спецслужбы в мире, – заявил Блинников, и мужчины в штатском, присутствующие в суде, переглянулись. – Вы понимаете, что такое СБУ? Это служба, которая имеет всю информацию по стране".

Малофееву адвокаты уделили не меньше внимания, чем своим подзащитным. "Он потом еще может потребовать отменить приговор чеченского суда, после нашей работы", – шутила Марина Дубровина. Во время заседания были оглашены показания отчима Малофеева, который рассказывал, что тот никогда не выезжал из Крыма, имел там две судимости, хотя он сам в суде утверждал, что их было три. "Возникает вопрос, как он мог оказаться в Чечне в то время, как он трижды отбывал наказания за преступления в Крыму? На мой вопрос, где же он в Чечне воевал в январе и феврале 1997 года, Малофеев отметил, что тогда по всей Чечне шли бои. Федеральные войска были выведены из Чеченской республики в декабре 1996 года. Судя по показаниям Малофеева, первая чеченская война после подписания Хасавюртовских соглашений для него не закончилась. Остается непонятным, где он находил в Чечне войска, чтобы воевать с ними?" – удивлялся адвокат Докка Ицлаев.

Малофеева допрашивали в Грозном. Во время допроса единственная тема, которая давалась ему легко – авторитеты уголовного мира Крыма. "В целом вышеуказанные факты, бесспорно, доказывают, что Малофеев никогда не воевал в Чеченской Республике. Он заучил определенные тексты и оглашает их в судебном заседании. Я уверен, что он специально для эффекта разукрашенный татуировками и подготовленный лжесвидетель, которым ловко манипулируют", – высказался защитник Карпюка.

Адвокаты свое участие в прениях тоже разделили: Марина Дубровина и Докка Ицлаев взяли по несколько десятков потерпевших и подробно проанализировали обстоятельства гибели и ранений каждого из них. Перечисление имен было долгим, но к концу стало ясно, что ни один из российских солдат, принимавших участие в штурме Грозного 31 декабря 1994 года в районе площади Минутка, не пострадал. Просто потому, что боев в этом районе Грозного не было вплоть до середины января 1995 года.

"Как могла быть 1 января на Минутке война? Не могла там быть война, потому что с той стороны они (российские войска. – РС) никак не заходили. 1 января война была в районе железнодорожного вокзала, в районе консервного завода и в Старопромысловском районе. Они к Минутке не могли пробиться. Погибших солдат на Минутке быть не могло. Они, скорее всего, погибли в танках, БМП. Это уже потом они стали давить, и бои на площади Минутка начались в конце января", – поясняет мне местный житель. Участник военных действий, сам защищавший Президентский дворец, он даже не просит не называть его имени, – это само собой подразумевается. В телефоне просит записать его чеченское имя, а не привычную русскую интерпретацию.

"Я видел человек 17-18 вместе с Сашко Белым. Они были там во время штурма Грозного. Они Дворец защищали, на консервном заводе были, воевали на железнодорожном вокзале вокзале. А этих людей там не было, они откуда-то высосали их из пальца. Я знал украинцев, знал всю ситуацию, которая там разворачивалась. Я помню украинцев только два месяца – в январе и феврале 1995 года. Потом они куда-то делись, я не знаю. Что скрывать, там все было повязано на ФСБ, ГРУ. Очень сложно было понять, кто за кого, кто у кого под крылом. Но украинцы были настоящие бойцы, в том смысле, что приехали по велению духа, или как сказать, по идее. Но через два месяца они пропали из поля зрения. Я был с Вахой Арсановым (чеченский полевой командир, активный участник боевых действий во время первой чеченской войны, занимавший пост вице-президента Ичкерии. – РС). А они были то у Басаева, то у Закаева. Мы с ними периодически пересекались, когда меняли позицию: то туда переходили, то туда. Но они всегда ходили с определенной группой, сами по себе нигде не шарахались", – рассказывает он мне, подробно перечисляя, какой командир в каком районе дислоцировался, кто с кем сотрудничал, называя имена и названия аулов. "Сфабриковать сейчас что-то в Чечне, как два пальца..." – добавляет он в конце рассказа.

Штурм Грозного в Чечне помнят хорошо. Практически все, с кем удается побеседовать о деле украинцев, смеются, когда слышат версию обвинения. "Прокуроры не видели, что тогда происходило, а мы с вами видели. Такое ощущение из слов прокуроров, что двух украинцев хватило, чтобы разгромить всю российскую армию", – обратился к присяжным Докка Ицлаев.

"У моего подзащитного имеется безупречное алиби о том, что в период с декабря 1994 года по март 1995 года он находился в Украине, ухаживал за своей больной матерью, и не мог принимать участие в военных действиях в Чеченской Республике", – завершил свое выступление адвокат.

Марина Дубровина проанализировала обстоятельства гибели еще нескольких десятков потерпевших, после чего обнаружилось, что гособвинение не представило документальных свидетельств гибели десяти военнослужащих. "Потерпевшим по настоящему уголовному делу объективно мало что известно о месте, времени и причинах гибели их близких. Находясь далеко от Чеченской Республики, все сведения они узнавали из крайне скупых официальных документов и рассказов сослуживцев, но при этом ни один из потерпевших достоверно не смог указать источник своей осведомленности.

Кроме того, стороной обвинения не представлены и в ходе судебного разбирательства не были исследованы медицинские документы, подтверждающие факт их смерти, причину смерти вышеуказанных военнослужащих, а также время наступления их смерти. Таким образом, в ходе судебного следствия гибель десяти военнослужащих не подтверждена доказательствами, исследованными в ходе разбирательства настоящего уголовного дела и, следовательно, не может быть вменена нашим подзащитным", – сделала вывод адвокат. "Вы говорите о ваших доказательствах, не надо указывать на наши!" – раздосадованно отреагировал прокурор.

Станислава Клыха, судя по доказательствам, которые в Украине получила его адвокат, в декабре 1994 года в Чечне не было. В Киевском университете имени Шевченко ей выдали зачетную книжку Клыха, в которой его зачеты проставлены 29 декабря, а следующий – 3 января 1995 года. Новогоднюю ночь, по показаниям его матери, он провел с родителями. "Мой подзащитный вообще никогда не был в Чечне. Единственное доказательство, которое представляет обвинение, – это показания Малофеева, человека с, мягко говоря, сомнительной репутацией. В новогоднюю ночь 1995 года он находился дома, с семьей. А до этого сдавал сессию в университете", – заявила Дубровина. Зачетную книжку Клыха суд приобщать к материалам дела отказался.

Адвокат Илья Новиков приехал в Грозный к середине прений, уже после выступления прокуроров. "Когда вы будете принимать решение, помните одну мысль: все обвинение строится на показаниях лишь одного человека, Малофеева. Вам предстоит решить в итоге – верить ему или нет, – обратился он к присяжным. – И еще помните, защита в этом деле не испытывала ни малейшего давления со стороны руководства республики, на нас не давили. Идея обвинить Карпюка и Клыха в гибели российских военных появилась не здесь, не в Чечне. Это придумали посторонние люди, которые в 2014 году посчитали необходимым, опираясь только на показания Малофеева, осудить украинцев за то, чего они не совершали. Вашими руками эти люди хотят довести это до конца. По дороге в суд, на крыше Грозненского аэропорта, я увидел то, чем хочу поделиться. Надпись: "Мое оружие – правда. И перед ней бессильна любая армия". Вы знаете, кто это сказал – Ахмад Кадыров. Армия следователей будет бессильна перед вашей правдой. Я прошу признать Карпюка и Клыха невиновными". "Есть разница между утверждениями "воевали украинцы", что правда, и "воевали Карпюк и Клых", что неправда", – добавил адвокат в конце прений.

Как Клых читал стихи, а Карпюк назвал украинцев великим народом

Карпюка и Клыха завели в зал суда перед их выступлением с последним словом. То, что они весь день находились в здании, было ясно и раньше – рядом с адвокатами сидела переводчик. Карпюк – в черной вышиванке, Клых – в спортивном костюме. Их завели в наручниках, которые потом Станислав Клых показывал всем присутствующим, поднимая руки: "Наручники производства Хасавюрт". Когда судья стал делать ему замечание, он начал читать стихи: "Владикавказ. Здесь в 43-м были остановлены тевтоны. Здесь Один, чтобы стать сильнее, был распят. И за Христа, и за Аллаха, бились здесь народы". Судья не выдержал и пригрозил удалить его из зала суда, Клых в ответ попросил: "Наденьте мне на голову мешок. Меня в Ессентуках вели в клетку с мешком на голове".

Во время допроса Клыха он рассказал о пытках подробно. По словам адвоката, его пытали два с половиной месяца: жгли электричеством, выдавливали глаза, избивали. "Меня опустили в какой-то люк, то ли это мусорный люк, то ли канализационный, но мне кажется, что, знаете, там какой-то свист был, очень глубоко. Потом высунули, и человек, который руководил всеми пытками, у него такой, знаете, зычный голос, как в церкви, он, когда меня в люк засунули, кричит: "Убейте его!" Ноги, пальцы, в силу того что меня постоянно волокли, отдавливали их ботинками, подсоединяли ток, слетели ногти, вот палец был полуоторванный, этот вот тоже, везде, пальцы ног тоже достаточно сильно", – рассказывал тогда Клых. Когда Карпюк стал выступать с последним словом и говорил о пытках, Клых закатал штанины, залез на решетку клетки и стал показывать обожженные ноги. Следы были хорошо видны даже спустя год. "Осудите всех, и свет погаснет!" – воскликнул он, воздевая руки. "Я не был в Чечне", – сумел произнести Клых осознанно, сел на лавку и сидел спокойно до конца выступления Карпюка, закрывая голову ладонями.

"Все, что создано в этом уголовном деле, строится на том, что меня заставили себя оболгать. Зачем факты, доказательства, когда существует электрический ток. Не получилось электрическим током, мне сказали: завтра здесь будет твой малолетний сын, и с ним будут делать то, что делали с тобой. Тогда я сказал: "Да, я подпишу всю вашу гнусную ложь". И подписал", – сказал Николай Карпюк. Его часто прерывал судья, он не терялся, и продолжал говорить то, что хотел.

"Единственное преступление мое перед Россией – это то, что я украинец. Как мне шутят тут чеченцы: разве ты, Николай, не знал, что в Российской Федерации быть украинцем – это уголовно наказуемое деяние? Теперь знаю", – говорил Карпюк. По словам адвоката Докки Ицлаева, который часто навещал своего подзащитного в заключении, Карпюк пользуется авторитетом не только у сокамерников в СИЗО, но и у охраны. Заключенные стали спрашивать у него совета, куда обращаться после пыток во время следствия.

"Мои соотечественники меня простили, они оказали мне колоссальнейшую поддержку, окружили меня большой любовью, которую я чувствую и через стены. Мои соотечественники, мой народ – великий народ", – тут Карпюка прервал судья, попросив присяжных не обращать на эти слова подсудимого внимания. "Я в завершение пожелаю вам, пусть Господь пошлет мир вашей совести", – обратился к ним сам Карпюк.

В четверг, 19 мая, коллегия присяжных вынесла обвинительный вердикт по делу Николая Карпюка и Станислава Клыха.