Павел Казарин: Страна победившего формалина

Специально для Крым.Реалии

Власти Крыма заявили, что переименовывать улицы опасно. Что это «принесет больше вреда, чем пользы». И нужно отдать должное умению крымских чиновников держать нос по ветру.

Потому что современная Россия – это страна, пытающаяся законсервировать прошлое. Именно поэтому директор Госархива Сергей Мироненко, разоблачивший миф о «28 панфиловцах», лишается своего поста. А Госдума раз за разом пытается законодательно запретить любые попытки «исказить историю», объявив «неканоническими» любые версии, кроме официальной. Более того, вся современная российская мифология состоит только лишь из апелляций к прошлому – имперскому и советскому.

Настоящее в современной России не субъектно. Оно объявляется полем битвы между собственным пошатнувшимся историческим величием и абстрактным будущим, в котором это самое величие должно быть возрождено. Логика абсолютно мобилизационная, с той лишь разницей, что предлагается не создавать новое, а воссоздавать старое. И в этом подходе, кстати, лежит принципиальное отличие от того самого Советского Союза, который пытается копировать Российская Федерация.

Потому что идеология СССР уж точно не сводилась к идее вернуться к «золотому веку» Российской империи. Она была нацелена в будущее – и исторические реминисценции явно не были главным коньком «красной империи». Вдобавок исторический ревизионизм как раз был одной из главных опор советского режима. Но в том и особенность современной России, что она не пытается создавать новое – единственная ее цель состоит в консервации старого.

Потому что Россия – это классический пример истории про распадающуюся империю. Про фантомные боли и тоску по ушедшим навсегда территориям. Более того – современная Россия больше, чем национальное государство, но меньше, чем империя, а потому она постоянно находится на пересечении борьбы двух трендов: центробежного и центростремительного.

Причем историческая логика в том, что первый тренд с годами будет лишь набирать силу. А потому нет ничего удивительного в том, что «консервативные» настроения в российском понимании правильнее называть «консервационными». Их задача – заморозить процессы, погрузить в янтарь, замедлить настолько, насколько это возможно. Потому что любое состояние, помимо анабиоза, рискует вывести ситуацию из-под контроля. А потому исторический формалин объявлен главной скрепой существующего порядка.

Во многом это напоминает попытку обмануть естественный ход истории. Когда конструкция настолько шаткая, что опасаешься трогать любую деталь, закономерно опасаясь «принципа домино». И потому Ленин продолжает лежать на Красной площади, а рядом в Манеже идет выставка, посвященная 300-летию дома Романовых. Поэтому в Крыму улицы носят имена Бела Куна, расстреливавшего белогвардейцев, и, одновременно, собираются восстановить памятник Екатерине II. Кто-то скажет, что это всего лишь «примирение с собственным прошлым», и будет неправ. Потому что истинная причина лежит в другом.

Современная Россия выстроена на ностальгии. Причем на ностальгии даже не по реальному прошлому, а по придуманному. Она напоминает карточный домик, в котором опорные стенки созданы в разные эпохи, и потому Бутовский полигон соседствует с культом Сталина, а музей жертв репрессий – с памятником сотрудникам НКВД. Но сама конструкция настолько хрупка, что любая власть боится тронуть какую-либо деталь, опасаясь того, что вся система начнет расползаться по швам.

И крымские чиновники всего лишь продемонстрировали свою способность улавливать тренды. Их спич о недопустимости «пересматривать историю» – это всего лишь боязнь называть вещи своими именами. Потому что любая попытка всмотреться в историю может спровоцировать вопросы, на которые сегодня в России никто не хочет давать ответы.

Проблема лишь в том, что эти ответы все равно придется давать. И весь вопрос лишь в сроках.

Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции