Продукты распада: лица без гражданства на постсоветском пространстве

По разным оценкам, в России живет до 140 тысяч лиц без гражданства (ЛБГ). Они не существуют для государства, не могут свободно передвигаться, легально работать или обращаться к врачам, интересны они только миграционной службе, которая годами держит их в заключении, не имея возможности выслать за границу. Корреспондент Радио Свобода поговорил с людьми без паспорта.

23-летний Эмиль Алимурадов родился в Баку, переехал в Петербург с мамой и бабушкой в 2003 году, после школы поступил в судостроительный лицей, из которого его, впрочем, отчислили за драку. Мать и бабушка Эмиля граждане Азербайджана, в России жили нелегально, работали "вчерную". Сам Эмиль не получил никакого паспорта: ни Россия, ни Азербайджан своего гражданина в нем не видят. Впрочем, с Азербайджаном у него и связи никакой нет: он не знает азербайджанского, а по-русски говорит без малейшего акцента и с питерским сленгом: парадная, поребрик. Когда спрашиваешь его про жизнь без паспорта, чуть не хвастается: "У меня, – говорит, – много связей. Знакомые повсюду. Но все равно везде все за деньги".

Эмиль, как и другие лица без гражданства, не может жениться на своей девушке, не может купить квартиру или оформить временную регистрацию, не может получить водительские права, не может купить автомобиль. Он никогда не ездил на поезде дальнего следования и не летал на самолете, он не может снять комнату в гостинице, он не может платить налоги и останется без пенсии, врачебную помощь он сможет получить, только если будет при смерти, а так – снова знакомства и деньги. Раз в месяц-полтора Эмиля останавливают сотрудники полиции для проверки документов: "Забирают в отделение. Сижу час, два, три, иногда больше. Возьмут отпечатки пальцев, зададут пару вопросов, иногда могут сфотографировать. Потом обычно отпускают", – говорит Эмиль. Впрочем, он старается не выезжать за пределы своего района, где знает в лицо всех полицейских.

Облава

В феврале 2014 в коммуналку, где Эмиль с бабушкой снимали комнату (его мать отбывает наказание по ст. 228), заявился участковый с инспекторами ФМС. 72-летней бабушке Эмиля Инне Викторовне повезло, ее не оказалось дома: пенсии она не получает и потому работает уборщицей. А вот Эмиля и еще двоих квартирантов задержали. "Нас доставили в полицию в Автово, держали часа три, – вспоминает Эмиль. – Узбеку одному штраф выписали и отпустили, а меня и еще одного азербайджанца оформили, повезли в суд и потом в СУВСИГ в Красное Село" (СУВСИГ – специальное учреждение временного содержания иностранных граждан. – Прим.).

Суд решил, что Эмиль нарушил миграционное законодательство и подлежит выдворению, которого он должен ожидать в СУВСИГе. Иностранцы отправляются оттуда на родину, а когда родины нет, могут провести за решеткой до двух лет – именно столько КоАП отпускает на исполнение решения суда. Эмилю повезло: его делом занялась адвокат ПЦ "Мемориал" Ольга Цейтлина, и он вышел на свободу через 10 месяцев. Впрочем, Ольга добилась отмены решения о содержании Эмиля в СУВСИГе, но вот решение о выдворении осталось в силе – он обязан покинуть РФ самостоятельно.

Выйдя из СУВСИГа, Эмиль отправился в консульство Азербайджана в Петербурге. "Мне сказали, что у меня там нет жилплощади, я нигде не прописан, я нигде не числюсь, – говорит Эмиль. – Я три раза туда ходил, один раз поругался с ними, меня с охраной вывели. Мне выдали справку – что принадлежность к гражданству не выявлена". В феврале 2015-го Эмиль снова попался тому же инспектору ФМС. Молодого человека повезли в суд, где судья объяснил, что после выхода из СУВСИГа у него было пять дней на выезд. На этот раз его не стали задерживать, порекомендовав еще раз обратиться в консульство.

Невыгодные апатриды

Как пояснила председатель комитета "Гражданское содействие" Светлана Ганнушкина, проблемы у ЛБГ были всегда: Россия не подписала ни конвенцию о сокращении безгражданства 1961 года, ни конвенцию 1953 года о статусе и правах апатридов, более того, в российском законодательстве не делается различия между иностранными гражданами и ЛБГ. "Присоединиться к конвенции о сокращении ЛБГ России было бы не очень обременительно, – считает Ганнушкина. – Когда писался наш закон о гражданстве, там были учтены многие положения этой конвенции, в частности по защите прав детей, но мы ее все равно не подписываем. Ну а уж документ о правах апатридов, где страны гарантируют им определенные права, – это уж точно мы не подпишем, нам это невыгодно". В 2014 году МВД передало центры временного содержания иностранцев в ведение ФМС, после чего ситуация значительно ухудшилась. "Казалось бы, ФМС – несиловое ведомство, все должно быть проще, но вышло наоборот, – говорит Ганнушкина. – МВД не нужно было, чтобы люди сидели там годами, они были более гуманными, сами приглашали наших юристов. А тут человека в СУВСИГ помещает ФМС, и она же его содержит. Это одна система, сотрудник ФМС никогда не пойдет против своих". В результате доступ адвокатов и правозащитников в СУВСИГи усложнился, а люди стали проводить там больше времени.

Большая часть российских ЛБГ – граждане бывших республик СССР, многие уехали, спасаясь от вооруженных конфликтов. К примеру, грузины из Абхазии или бакинские армяне. "Наши власти в Абхазии всем подряд выдавали российские паспорта. – говорит Ганнушкина. – Из 300 тыс. уехавших оттуда грузин около 50 тыс. оказались в России, и им тут никто паспортов не дал!"

Один из беженцев той войны – Заза Заркуа. Он живет в Петербурге с 1994 года: "Я сам из Зугдиди (город в Грузии недалеко от границы с Абхазией. – Прим.), а в Абхазии у нас дом был. Когда война началась, никто не понял, что война. Мы сначала в Абхазии остались, а потом кое-как долетели до Москвы", – рассказывает он. Гражданская жена Зазы и двое его детей – граждане РФ, но сколько сам он ни обращался за российским паспортом, ему отказывали. В апреле 2014 года постовой у метро "Академическая" попросил у Зазы паспорт – так он оказался в СУВСИГе в Красном Селе, где провел 14 месяцев. За это время от Зазы ушла жена, он потерял работу на автосервисе. Когда Зазу выпустили (усилиями того же адвоката Ольги Цейтлиной), в отделении Красного Креста ему выдали справку о том, что он лицо без гражданства – чтобы хоть что-то показывать полиции. Вот только справка действовала всего четыре месяца, а за новой Заза ехать боится – старается не пользоваться метро, чтобы снова не попасть в СУВСИГ.

После распада СССР власти попытались решить проблему: все, кто находился на территории РФ с 6 февраля 1992 года, автоматически приобретали российское гражданство. Правда, это было необходимо доказать, что не всегда было возможно – многие жили в России без прописки или находились в местах лишения свободы, а некоторые конфликты, в том числе и грузино-абхазский, произошли после даты Х. Кто-то пытался доказать факт нахождения в России через суд, и в начале 2000-х суды принимали сторону ЛБГ. Сегодня ситуация изменилась: "Судьи абсолютно не знают миграционного законодательства, они не удосуживаются его знать, – говорит Светлана Ганнушкина. – Они знают одно: человек судится с государственным органом. Чью сторону они принимают? Госоргана, разумеется". Более того, сотрудники ФМС, ответственные за работу с беженцами и ЛБГ, часто не только не помогают, но начинают преследовать заявителей: "В Москве распространилась такая мода: человек идет в миграционную службу, а там есть такой страшный человек, Евдокимов (Юрий Евдокимов – начальник Отдела по вопросам беженцев и вынужденных переселенцев УФМС по Москве. – Прим.). И вот он немедленно вызывает полицию, и человек вместо того, чтобы обратиться за убежищем, отправляется в полицейский участок. Там составляется протокол, его везут в суд, и суд его может оштрафовать, а может отправить в СУВСИГ. Я это называю отстрел у водопоя".

Свидание за 4000

Закон наделяет 9 ведомств правом выносить постановления о нежелательности нахождения на территории РФ. Минюсту такую возможность дали в 2009 году, и с тех пор ведомство почти автоматически выносит подобные постановления в отношении тех, кто освобождается из колоний. Иностранцев депортируют, а ЛБГ попадают в СУВСИГи.

32-летний Степан Кузнецов родился в Алма-Ате. В 1994 году его мама переехала в город Юргу Кемеровской области, работала в деревне дояркой, за гражданством не обращалась. Жена Степана и двое его детей – граждане РФ, но когда он попросил российский паспорт, ему отказали. В 2013-м Степана осудили условно по 158-й статье – украл две свиные туши на бойне, где работал мясником. Он дважды не отметился у участкового, и условный срок заменили на колонию-поселение.

Степан освободился в январе 2016-го, получил на руки документы, но до дома так и не доехал. "Я поворачиваюсь выходить, а тут милиция ихняя приехала и все – корочки показали, наручники одели, документы забрали, все, поехали, – отрывисто рассказывает Степан по контрабандному телефону из кемеровского СУВСИГа, слышно, как голос его дрожит от обиды. – Решили, что меня надо сюда закрыть. На суд привезли, а там на суду арестовали меня. Вот. И все. Дома встречали меня... Мама с отчимом ждали, дети ждали с сожительницей, сестренка была, все родственники собрались, а меня не привезли. Я говорю, вы меня хоть завезите домой, дайте хоть приобнять детей-то своих, а они говорят, не положено. Вот. И все".

В СУВСИГе у Степана вышел конфликт с администрацией, в результате которого он… сбежал. На тюремном счету Кузнецова скопилось около 47 тыс. рублей, которые конфисковали при поступлении в СУВСИГ. Вот только магазина, где можно было бы потратить деньги, тут нет. Администрация иногда может отправить кого-нибудь за покупками, но делает это редко и неохотно, к тому же по СУВСИГу распространился слух, что и денег в хранилище не осталось – мол, у заведующей мат. частью была свадьба и все деньги ушли на нее. "Я начал добиваться своего, чтобы хоть в магазин сходили, покурить купили, чаю купили, у меня случился конфликт с Грязновым (Михаил Грязнов – начальник СУВСИГ УФМС по Кемеровской области. – Прим.). Он привез участкового, и он на меня за день написал ни за что три протокола по 500 рублей. Что я курил в неположенном месте. А я не курил нигде. Я вообще курю, но я не болтаюсь по продолам (по коридорам. – Прим.). Грязнов сказал: "Я твои деньги у тебя заберу за штрафы". Вот и начал прижимать". 12 февраля 10 человек сбежали из кемеровского СУВСИГа, кинувшись толпой в открытую дверь. Девять до сих пор находятся в бегах, а вот Степан отправился к маме, где его задержал участковый. Через пару недель он вернулся в СУВСИГ, выплатив штраф в 4000 рублей. Буквально на днях, когда Кузнецов снова стал требовать свои деньги, его пристегнули наручниками к металлической скамейке в фойе рядом с пультом видеонаблюдения и продержали в таком положении сутки.

По словам обитателей кемеровского СУВСИГа, из 70 человек, которые там содержатся, 15 – лица без гражданства. Виктора Нигматулина тоже привезли сюда из колонии. Родился он в Казахстане, в 16-летнем возрасте в 1993 году попал в Россию, паспорта не получил. Из Казахстана в колонию пришла бумага, что Нигматулин гражданином Казахстана не является, но Минюст все равно принял решение о нежелательности нахождения в РФ аж до 2023 года. В кемеровском СУВСИГе Виктор находится с 2 мая 2015 года, когда выйдет, не знает: каждые три месяца суд продляет срок его содержания.

Виктор объявил войну камерам видеонаблюдения, которые установлены повсюду, в том числе и в жилых помещениях – попросту вывел их из строя в своей комнате. Результат – штрафы за курение в неположенном месте, которые он не может оплатить: тюремных денег у него нет. Неуплата штрафа влечет за собой арест, потенциально Виктора могут перевести из СУВСИГа в ИВС, однако пока судебного заседания по этому делу не было. Виктор жалуется на то, что гулять выводят в небольшой дворик – иногда на час, а иногда минут на 20, кормят однообразно: "Сечка, перловка, вот дня два гречку дают. Иногда бывает, что начинают разнообразить пищу, а в основном утром пшено, в обед салатик из капусты с морковкой, суп перловый, на второе одна и та же картошка с тушеной капустой, курица, а вечером снова сечка или перловка, рыбная котлетка, сосиска".

Главная проблема кемеровского СУВСИГа – душ. Он один на 70, иногда 90 человек, открывают его дважды в неделю, и поскольку газовый обогреватель слишком слаб и горячую воду каждый раз приходится ждать, мыться успевают 10-15 человек в день.

Проблемы и с лекарствами. В СУВСИГе есть медпункт, но когда 61-летний Григорий Саркисов почувствовал себя плохо и обратился к врачу за корвалолом, тот отказал ему, посоветовав покупать лекарства самостоятельно. Денег у Григория нет, его жена и двое детей живут в Ростовской области, в отношении него также вынесено постановление о нежелательности пребывания в России. Но из родного Тбилиси Григорий уехал в 1991 году, жил без регистрации и паспорта, работал на стройках, пока не сел за хранение наркотиков. В 2011 году, будучи в колонии, Григорий получил инвалидность третьей группы из-за проблем с сердцем, решил озаботиться пенсией, но в колонии ему сказали, что паспорт можно будет сделать только по выходе из тюрьмы. А на выходе его поджидали сотрудники ФМС. Григорий чуть не подрался с врачом из-за корвалола, однако потом просто ушел – "решил быть мудрее". Впрочем, отсутствие корвалола не самое страшное. Несколько дней назад у пожилой гражданки Киргизии тоже случился сердечный приступ. Ей дважды вызывали скорую, дважды врачи предлагали забрать ее под конвоем в больницу, но администрация СУВСИГа оба раза отказала. "Врачи говорят, а вдруг она тут у вас умрет? Они говорят – ну умрет, так умрет, но в больницу не отдадим – приказ начальника, – рассказывает Степан Кузнецов, наблюдавший за этим со своей лавки, к которой его приковали наручниками. – Часа два две скорые тут стояли. У нее там умер кто-то, и из-за этого она переживала и ей плохо стало. Ее в простынь завернули и куда-то унесли. В коридоре лечили".

Для одних СУВСИГ – тюрьма, а для других прибыльный бизнес. Кто-то платит администрации за "услуги": "Там все есть – алкоголь, наркотики, – рассказывает Эмиль из Петербурга. – Чтобы затащить, договариваются с охраной". Других обманывают свои: "Приезжают новенькие, и старший по этажу по мере общения выясняет, с кем как поступить. Деньги вымогаются грамотным путем, – рассказывает тот же Эмиль. – Вот заехал человек с паспортом (иностранный гражданин. – Прим.), его можно отправить через 2 недели. Ему предлагают быстро уехать, говорят, вот мы быстро тебе билет купим, оформим, штраф заплатим, ты давай звони, кто там у тебя на воле. И вот билет стоит 15 тысяч, а с человека берут 30. Старший по этажу за полгода почти миллион рублей заработал". О вымогательстве денег за билет рассказывал и Виктор Нигматулин из Кемерова. По его словам, иностранцев, которых должны депортировать за счет государства, держат иногда по месяцу и больше, заставляя их самих покупать билеты – и, очевидно, зарабатывая на этом.

Смерть лучше Узбекистана

Если большинство лиц без гражданства в итоге оказываются на воле, хоть и с предписанием покинуть РФ, особенное решение нашли сотрудники ФМС в Татарстане. По некоторым свидетельствам, они депортируют людей на основании… свидетельства о рождении. 30-летний Николай Агешин родился в Самарканде, его родители бежали от антирусских погромов в 1995 году и оказались Татарстане, в городе Лениногорск. Николай окончил школу, работал – занимался установкой дверей, ремонтом. В июне прошлого года Николай повздорил с отцом, тот вызвал полицию. Николай получил трое суток административного ареста за хулиганство, которые обернулись 10 месяцами заточения – из ИВС его отвезли на второй суд, который вынес решение о его выдворении. Выдворять Николая некуда – на запрос ФМС МВД Узбекистана в сентябре прошлого года прислало ответ, что не может подтвердить гражданство Агешина. ФМС отправило второй запрос, на который ответа не последовало. Тем не менее руководство СУВСИГ уверяет Агешина, что он все же улетит в Ташкент – на основании того, что он там родился. "Двоих таких, как я, уже отправили! И насчет меня начальник учреждения при мне отчитывался перед начальником ФМС, что готовит меня к реадмиссии", – говорит Николай. "Это абсолютно незаконно и не имеет никакого отношения к реадмиссии, – поясняет Светлана Ганнушкина. – Его родители могли оформить ему российское гражданство еще в 1990-х годах, когда в законе существовало понятие граждан бывшего СССР. Не его вина, что они этого не сделали".

Николай тоже жалуется на условия содержания: в комнатах проживает по шесть, а иногда по 12 человек, кормят три раза в день, но: "Невкусно – это мягко сказано. У меня кот во дворе лучше питался, – рассказывает Агешин. – Это не каша, это помои. Так не только кормят черт знает чем, но и мало! Говорят, что все по нормам, но еды недостаточно. Взрослым мужикам дают по три ложки! А иногда вот хлеба у них не хватает. Однажды женщина в столовой достает хлеб из чана для помоев, обрезает куски и кладет людям на стол. Мы начали возмущаться, а она орет, что мы проглоты, жрем много, на нас на всех не хватает".

Столовая в казанском СУВСИГе слишком маленькая, курить негде, а нарушителей наказывают: отказывают в передачках и свиданиях. Свидания, впрочем, и так ограничены – только 15-20 минут и только с близкими родственниками. Так, жена Николая, с которой он не может оформить брак, дважды писала заявления на имя начальника учреждения с просьбой повидать мужа и дважды получила отказ. "Они говорят: достаточно телефонных переговоров. А для переговоров выдается 10 минут в день. Телефоны запрещены, наши телефоны <изъятые при задержании> находятся в комнате администрации. Надо писать заявление за день, его подписывает начальник. Но там невозможно, туда заходишь, там несколько человек галдят, три администратора сидят – нормально не поговорить".

Николай панически боится Узбекистана, где у него никого нет, как нет и узбекского гражданства. Руководство обещает отправить его через два месяца, но Агешин готов сделать все, чтобы остаться, грозит даже суицидом: "Я приму крайние меры, мне больше ничего не останется, как просто вскрыться в аэропорту, – говорит он. – Уж пусть так, чем я попаду в никуда и буду там побираться!"