Крымский адвокат: фсбшники оказывают психологическое давление на задержанных

Крымский адвокат Эмиль Курбединов защищает двоих крымских мусультман, арестованных по обвинению в причастности к партии «Хизб ут-Тахрир». Российские судебные власти запретили ему по ходатайству Федеральной службы России защищать всех арестованных в январе прошлого года в Севастополе. Аналогичное решение было принято в отношении Курбединова и его подзащитных в феврале текущего года. Своими впечатлениями от работы российских силовых ведомств в Крыму адвокат поделился во время своего короткого визита в Киев.

– Как крымские адвокаты, судьи, следователи адаптировались к работе в российском правовом поле? Как произошел в российскую правовую систему?

– В марте, апреле, мае 2014 года я и многие мои коллеги ощущали правовой вакуум. Я ходил в СИЗО или в другие учреждения, а там не знали, какой закон применять. Это было после референдума. Тогда перестали работать суды, три месяца не было ни одного заседания. Как я понимаю, решили проблему так: к ним приставили россиян, некоторых уволили и прислали россиян. А те помогали украинцам, тем, что остались. До сих пор судьи, которые работали при Украине, ездят на семинарские занятия при Верховном Суде, в Москву. Разница колоссальная между законодательством Украины и России. Отмечу, что в 2013 Украина приняла новый Уголовно-процессуальный кодекс, очень либеральный, все следователи плевались, а для нас, для адвокатов, это было просто шикарно. Год по нему поработали, только начали на практике применять, как и в 2014 году опять свалились в советское прошлое. По поводу правосудия в Крыму скажу: если это дело заказное – это сразу видно по необоснованным решениям. Если это какое-то бытовое дело, то там еще более-менее закон работает. Но российская система – она с абсолютно очевидным обвинительным уклоном. Считается, что ты выиграл дело, если твой клиент получил условное наказание. Оправдательных приговоров – 0,2%. Это меньше, чем при СССР. В большинстве случаев оправдательные приговоры – бывшим судьям и сотрудникам правоохранительных органов. Для судебной системы России оправдательный приговор – это нонсенс.

– Значит, следователи работают настолько эффективно, качество следствия такое высокое?

– (Смеется) Наверное, для этого создан «обвинительный уклон». Особенно по делам об экстремизме и терроризме. Там говори, не говори – решение не в пользу обвиняемых однозначно.

– В российской системе есть орган, о котором украинцы знают только из публикаций в СМИ – Следственный комитет. Как они делят с ФСБ сферы ответственности и влияния?

– ФСБ возбуждает и ведет следствие по делам о терроризме. Следственный комитет ведет и преступления, совершенные должностными лицами. Также по Чийгозу (Ахтем Чийгоз – заместитель главы Меджлиса крымскотатарского народа, арестованный в Крыму по делу «26 февраля» – КР) ведет Следственный комитет – это «организация массовых беспорядков», некоторые экономические дела. Следственный комитет напрямую подчиняется президенту России. Это такой монстр, который подчиняется напрямую президенту.

– Но в условиях авторитарного режима такое прямое подчинение может превратить следственный комитет в орган расправ с политическими противниками?

– Так и происходит. Впрочем, так не только со Следственным комитетом обстоит дело. Так же и ФСБ, и МВД, и Центр по противодействию экстремизму. Как я понимаю, Центр противодействия экстремизму был создан как связующее звено между ФСБ и полицией. Это те, кто выполняет «грязную работу» ФСБ. Они больше светятся, по сравнению с ФСБ.

– Вы сейчас защищаете арестованных по так называемым делам о членстве в Хизб ут –Тахрир. Сколько сейчас у Вас подзащитных?

– По первому делу мне дали отвод и оставили одного – Зейтуллаева (Руслан – КР). И по второму, последнему делу тоже дали отвод и оставили одного – Сирука (Вадима – КР).

– Приходилось слышать от крымчан, что новый начальник крымского управления ФСБ, который прибыл из Башкортостана, свой опыт борьбы с мусульманами сегодня активно использует в Крыму. А по Вашим наблюдениям – есть что-то общее в действиях ФСБ в Поволжье и в Крыму?

– По моим наблюдениям, это утверждение обоснованно. Пытаются примерить на Крым эту рубашку. Севастопольские дела – это пробные шары для них. Как я знаю, в Башкирии раз в год проводили 50 обысков, возбуждали несколько уголовных дел. По остальным получали оперативную информацию, кто испугался – уехал. То есть раз в год удар наносился, профилактический. Здесь так же, в январе 2015 года были задержания и обыски в Севастополе, в феврале, почти ровно через год, 12 обысков и задержание четверых в алуштинском, ялтинском регионах. Они смотрят на реакцию общественности, смотрят, как работают адвокаты. Если это получится у них, то будет просто конвейер, самый настоящий конвейер. Туда будут попадать все мыслящие самостоятельно, в том числе и мусульмане, которые имеют свою позицию.

– Хизб ут-Тахрир – это сегодня единственный объект репрессий среди мусульман? Или другие течения также преследуются российскими властями?

– Я знаю, что активно работают силовики по течению «нурджулар». Но моих клиентов обвиняют именно в причастности к Хизб ут-Тахрир, поэтому я не изучал детально факты преследования других мусульман. За последние два года я не видел ни по одной организации возбуждение уголовных дел.

– Как строится Ваше общение со следователями?

– Первое, что они сделали – отстранили меня от защиты троих клиентов. Они пытаются препятствовать тем, кто хочет прийти на судебные заседания. Фсбшники пытаются вручать повестки как свидетелям тем, кто приходит. Приезжали Ильми Умеров с Нариманом Джелялом на одно из заседаний. И им всучили повестки как свидетелям по этому делу. Психологическое давление такое…

– На каком основании?

– Без всяких оснований, просто, чтобы не пустить их.

– Но для того, чтобы оформить повестку, нужно какое-то время. Как могут знать, кто придет на заседание, а кто нет?

– На коленке выписывают повестки, отряжают одного человека, который стоит и смотрит, кто придет с бланками повесток. На последнем заседании даже девушка с камерой зашла и начала снимать тех, кто пришел. Я подошел и спросил, кто она и какое СМИ она представляет. «Телеканал Х», – говорит. И тут подходит полицейский и говорит: «Это наша сотрудница». Она была вынуждена предъявить удостоверение, я все зафиксировал. По залу ходит паренек молодой. Потом подошли знакомые, сказали, что знают его – сотрудник Центра противодействия экстремизму.

– Как ведут себя представители прокуратуры?

– Они приходят в суд на продление сроков содержания под стражей, зачитывают заранее подготовленный текст по бумажке и уходят. Это «свадебные генералы». Люди, когда это видят, то спрашивают – что это было? Люди видят, а они боятся, препятствуют, чтобы как можно меньше знали, о том, что творится…

– Вы можете свободно попасть к подзащитным в СИЗО, это ведь предусмотрено российским законодательством?

– СИЗО – это отдельный разговор. Этот изолятор в Симферополе – он один на весь Крым. Настолько там безобразно все устроено. Ему 200 лет уже и он перегружен. СИЗО работает с 10 до 12 и с 14 до 17. И то не каждый день: то профилактика у них, то еще что-то… Очень трудно работать из-за их безалаберности. В одну дверь заходят и сотрудники, и следователи, и адвокаты. У них двадцать кабинетов, из которых дай Бог, если 6 работает. В остальные просто не пускают. Попасть к клиентам – большая проблема. Надо весь день потратить и неизвестно – попадешь или нет. Условия у арестованных условия плохие – клопы, тараканы.

– Вам известны факты физического давления на задержанных?

– Физического давления нет, психологическое есть. Приходят в СИЗО фсбшники и начинают: признай вину, у тебя дети, у тебя жена беременная, также идет давление через родных. Я буду проверять случай, когда подходят к детям одного из последних задержанных, возле школы подходят и говорят: «Твой бабашка (папа по-крымскотатарски – КР) не в Турцию уехал, как тебе, наверное, мама сказала, он в тюрьме, он будет сидеть там десять лет». То есть через детей пытаются давить. Вокруг семей крутятся какие-то непонятные люди, которые предлагают за деньги решить проблемы задержанных родственников, то есть финансово пытаются обескровить их.

– Как Вы оцениваете судебные перспективы своих подзащитных?

– У Зейтуллаева минимальный срок – 15 лет. От 15 до 20 лет статья или пожизненное, о каких перспективах можно говорить... Все наперед понятно. Он идет как организатор. А к Сируку в СИЗО до сих пор пока не попал, мы виделись на судебном заседании. Я настраиваю своих подзащитных на борьбу, чтоб не думали о сроках, а делали дуа (молились – КР), кто знает, как оно может потом повернуться.

– У арестованных мусульман есть возможность молиться и получать дозволенную исламом пищу?

– В СИЗО пища готовится на так называемом комбижире, на нем два раза поел и можно желудок посадить. Они питаются только тем, что в передачах получают. Они там постятся, читают намаз.