Резолюция Европарламента по Крыму: прорыв или бюрократия?

Накануне Европарламент принял резолюцию по Крыму, в которой призвал Россию начать переговоры с Украиной и другими сторонами по вопросу деоккупации полуострова. Более того, за общий документ «Ситуация с правами человека в Крыму, в частности крымских татар» проголосовали 472 евродепутата, а против – всего 79, воздержалось 33 человека. Европарламентарии призвали Гаагский трибунал расследовать нарушения прав человека на полуострове и поддержали предложение украинского президента Петра Порошенко по обсуждению деоккупации Крыма в формате «Женева плюс», который предусматривает участие в переговорах Украины, России, США, стран ЕС и Великобритании как стран-гарантов Будапешстского меморандума.

Будет ли резолюция Европарламента иметь хоть какие-то последствия, и какой может стать цена молчания России в крымском вопросе? Этот вопрос в вечернем эфире Радио Крым.Реалии обсуждали украинский политолог Александр Палий и политический обозреватель Deutsche Welle Иван Преображенский.

– Пожалуй, любое внимание европейских политиков к проблемам аннексированного Крыма очень ценно. Александр, насколько вообще значима эта резолюция?

Палий: Она достаточно значима по отношению к России, то есть практически все пункты, на которых настаивала Украина, вошли в эту резолюцию, в том числе по санкциям. Пока единственный вопрос, который не поднимают – это усиление санкций. То есть их снятие, конечно, привязано к выполнению Минских соглашений и возвращению Крыма, но о новых ограничениях или усилении существующих речь, конечно, не идет, хотя Украина этот вопрос педалирует.

– Насколько я понимаю, эта резолюция напрямую связана с миссией Совета Европы, которая побывала в Крыму в конце января. Тогда российские власти полуострова подготовили свой пакет встреч, но представителям миссии удалось встретиться и с членами Меджлиса крымскотатарского народа, и с политзаключенными.

Палий: В целом согласен, но, думаю, все гораздо глубже. Это была просто миссия, которая изучала ситуацию на месте, чтобы судить о ней максимально объективно. Вообще мы видим, что идут более глобальные процессы, под прицелом – сама оккупация. Из Крыма выехало более 20 тысяч человек, явно не по своей воле. Среди них много крымских татар, то есть это политические активисты, которые боялись преследований. Фактически никакой свободы в Крыму нет, никаких выборов в России в последние годы не было, и нет. Вспомним ту же историю со сбором подписей в Севастополе: следом приехал российский чиновник и стал спрашивать, как граждане посмели это сделать, мол, это какая-то неестественная демократия.

– В последние полтора года внимание Европы было приковано, прежде всего, к Донбассу, а тут вдруг вспомнили про Крым. Не переоцениваем ли мы значимость этой резолюции, Иван? Каков ее вес в европейской бюрократической вертикали?

​Преображенский: В этой вертикали, прямо скажем, вес этой резолюции приближается к нулю. Она носит рекомендательный характер. Мы все понимаем, что это значит. Это абсолютно декларативный, бессодержательный, на мой взгляд, документ, то есть никакие европейские организации, включая Еврокомиссию, не должны выполнять требования этого документа – они должны просто принять его к сведению. С идеологической точки зрения эта резолюция, конечно, значима как ориентир, на который будут равняться, принимая какие-то решения. Прежде всего, это касается тех государств Евросоюза, которые не имеют собственной позиции по Крыму, по российско-украинским отношениям, по войне на Донбассе – а таких большинство. Теперь эта резолюция – их стандартная позиция по этим проблемам.

– Может ли Европарламент влиять на отмену или продление санкций против России?

Преображенский: Как неофициально подчеркивали представители Еврокомиссии, речь идет именно о той части санкций, которая была введена после Крыма, то есть речь не идет о большом пакете секторальных санкций, которые вводились позднее. Резолюция, подчеркиваю, касается только крымских санкций. Сам по себе Европарламент влияния не имеет, но он может влиять на принятие решений через демократические процедуры. Если объяснять на пальцах, то получится так: решения по санкциям принимает каждая конкретная страна Евросоюза, вместе они на Совете Европы решают, что делать дальше, а решения Европарламента никак не отражаются на их позиции, но в Совете Европы есть один представитель Еврокомиссии, которая принципе не обязана соблюдать резолюции Европарламента, но именно он утверждает руководителей Еврокомиссии и теоретически в состоянии отозвать их с должностей. То есть бюрократы должны иметь в виду, что за их спинами стоят евродепутаты, пусть даже популисты, которые идут на поводу у общественного мнения.

– Как представлен Крым в медиаповестке Евросоюза? Как именно о нем говорят?

Преображенский: Крым, конечно, практически отсутствует в европейских новостях. Если Украина и Донбасс там еще есть, то тему полуострова обсуждают в основном на специализированных конференциях. Если Крым все же появляется в новостях, то это, как правило, перепечатка из российских медиа, поскольку украинские практически отсутствуют. Может, кто-то и пытается доносить информацию до европейцев, но тут этого не видно. Что касается того, как именно говорят о Крыме, то чаще всего присутствует стандартная формулировка, что решения по полуострову нарушают нормы международного права, поэтому должны быть отменены, и мы не признаем этого никогда. С другой стороны, очень часто в последнее время к этому добавляют: при этом мы понимаем, что никаких инструментов для принуждения России у нас сейчас нет, поэтому мы должны хотя бы закрепить существующее статус-кво и искать решение.

– Спасибо, Иван. Может ли Украина как-то переломить эту ситуацию, Александр?

​Палий: Невозможно ее переломить, нам нужно ее использовать, а именно тот факт, что Крым выпал из медиапространства и точно так же выпал из экономических, социальных связей и так далее. Крым – это территория, которая будет деградировать, пока в России не сменится власть и не начнет какие-то торги. Украина, конечно, может развивать свою информационную политику, которая сейчас слабенькая, но нам способствует то, что почти все европейские государства на нашей стороне, и их ресурсы становятся нашими. Конечно, тут все равно нужно работать дипломатам, и несколько каналов на Западе нам явно не помешают. Я считаю, что россияне как большие материалисты сейчас серьезно уязвлены экономической ситуацией. Режим каким-то образом сменится и начнет вести переговоры о возвращении России в мировое сообщество. Любая успешная для России эпоха была связана с попытками интеграции в Европу, которые сейчас прекратились из-за Крыма, из-за санкций.

– А ведь ограничения, введенные после аннексии Крыма, не очень серьезны.

Палий: Да, они практически ничтожны. Что это за санкции, которые просто запрещают одалживать деньги? Другое дело – запрет на импорт технологий. Все это работает только в силу того, что российская экономика и так слабая. Если бы она была нормальной, пережила бы.

– Я правильно понимаю, что никакого мотива возвращаться к обсуждению крымского вопроса, у Кремля нет?

Палий: Мотива нет, потому что крымские санкции были вообще декоративными, но все равно возвращение в Большую Восьмерку, на инвестиционные рынки, работы с западными компаниями, в том числе и в нефтегазовом секторе, – это все будет необходимо при нормальном функционировании государства. Если на страну накладывают санкции, то любые инвесторы от нее бегут. В современном мире без внешних инвестиций очень трудно. Некоторые государства могут так жить, но успешных вариантов развития на основе внутренних ресурсов очень мало. Если мы посмотрим на относительно замкнутые Японию, Южную Корею, они все равно получали множество западных инвестиций.

– Где та точка невозврата, когда количественные проблемы российской экономики перейдут в качественные?

Палий: Думаю, что это момент истощения золотовалютных резервов. Они сейчас составляют до 360 миллиардов долларов, но это фиктивная цифра. Российская экономика должна проесть где-то 300 миллиардов долларов, и на этом все закончится. Думаю, это возможно уже в 2018 году.