Грушевка – Один из фигурантов резонансного «дела 26 февраля» Мустафа Дегерменджи уже почти полгода находится в СИЗО Симферополя. Ему инкриминируют участие в массовых беспорядках возле крымского парламента в феврале прошлого года. Следствие предполагает, что уже в ноябре данное дело может быть направлено в суд для рассмотрения по существу. Срок содержания под стражей у Дегерменджи истекает 7 ноября, но пока никто не может предположить, будет ли отпущен Мустафа на свободу или ему продлят арест. Крым.Реалии отправились в село Грушевка под Судаком, чтобы пообщаться с родными Мустафы.
Одноэтажный дом со строящейся крышей расположен на земельном участке в верхней части улицы села Грушевка. Здесь с 1989 года живет семья Дегерменджи. Здесь же 26 лет назад родился и вырос Мустафа. После окончания школы он поступил в Национальную академию природоохранного и курортного строительства в Симферополе на факультет менеджмент туризма. Последние годы работал торговым представителем по восточному региону Крыма.
На месте застаем главу семейства пенсионера Бекира Дегерменджи. Супруга Алие-ханум – на работе, дочка Мавиле – отлучилась по делам. Во внутреннем дворе – стройматериалы, за домом – небольшие постройки и сад с огородом – все устроено так, как у обычной крымскотатарской семьи в месте компактного проживания. Бекир-агъа любезно приглашает внутрь и, по доброй традиции, угощает кофе.
– Как сейчас себя чувствует Мустафа, находясь в СИЗО? – начинаем нашу беседу с Бекиром Дегерменджи.
– По разговорам и приветам, которые до нас доходят, он себя чувствует хорошо. В каком смысле хорошо? Чтобы мы не переживали, успокаивает нас. Духом не падает.
– Как вы с ним связь поддерживаете?
– Прямой связи у нас с ним нет: через адвоката, знакомых. Он же в тюрьме. Встречаемся во время судебных заседаний. Если конвой разрешает, перекидываемся парой слов. Какого-то большого общения не получается.
– Что удается сказать в этот небольшой отрезок?
– Успеваем спросить: как дела, как здоровье? Он спрашивает: как дома? При всем своем желании больше не получается задать вопросов, потому что охрана сразу пресекает такие моменты.
– Некоторых фигурантов «дела 26 февраля», по признанию их родных, просят дать показания против Ахтема Чийгоза (заместитель главы Меджлиса крымскотатарского народа, которого следствие считает организатором массовых беспорядков 26 февраля 2014 года) в обмен на свободу. В адрес вашего сына звучали подобные предложения?
– Это было сразу. Ему открытым текстом следователь предлагал дать показания против Чийгоза, тогда бы Мустафа оказался на свободе. Но он отказался дать показания, во-первых, потому, что мой сын Чийгоза не знает. Возможно, он его видел по телевизору или где-то еще, но он с ним не общался. В обвинительном приговоре указали, что Мустафа находился в сговоре с Чийгозом… Такую чушь написали, просто в голове не укладывается.
– Можно утверждать, что ваш сын – принципиальный человек и не пойдет на такую сделку.
– Он у меня так воспитан с детства: говорить все время правду, не говорить того, чего не было. Я знаю своего сына.
– Есть ли какое-то видео того инцидента 26 февраля 2014 года, которым располагает следствие?
– Есть видео, мы его смотрели: там обычный инцидент – с кем не бывает.
– Как задерживали вашего сына?
– 7 мая Мустафа вместе с матерью отправились на машине на работу. Когда они выезжали в центр Грушевки, дорогу перекрыли неизвестные. Они вытащили сына, положили его лицом к земле. Задержали как какого-то террориста или экстремиста.
– Он или вы могли предположить, что такое случится, учитывая, что ранее были задержаны Ахтем Чийгоз и Али Асанов (другие фигуранты «дела 26 февраля», которые также до сих пор находятся под стражей)?
– Абсолютно, даже в мыслях не было, что его могут задержать. Он спокойно работал торговым представителем, обслуживал Судак, Феодосию, Кировский район. Сказать, что он что-то чувствовал, не могу, ведь человек, который предчувствует, он что-то предпринимает. Он за собой никакую вину не чувствовал.
– А какие-то разговоры были?
– Да, всякое было, особенно после ареста нашего соседа Эскендера Эмирвалиева (в рамках расследования «дела по 26 февраля». – КР). Незнакомые люди под любым предлогом спрашивали. Но мы не думали, что это дойдет до ареста и Мустафу обвинят в чем-то.
– Удается ли вам передать передачки сыну?
– Да, по закону положено 30 кг в месяц. Но эту еду можно назвать просто сухарями. Ничего свежего передать нельзя. Больше запрещено, чем разрешено.
– Питание не полноценное, не возникает ли у Мустафы каких-то проблем со здоровьем?
– Может и есть, но мы об этом не знаем. В любом случае, со временем это все проявится.
– Вице-премьер Крыма Руслан Бальбек тоже вырос в селе Грушевка, наверняка, вы его хорошо знаете. Не думали ли вы обратиться к нему, чтобы он как-то посодействовал в освобождении вашего сына?
– Я думаю, ни он, никто не поможет в этом деле, потому что команда идет сверху.
– Почему именно к вашему сыну такое внимание силовиков?
– Это я до сих пор не могу понять. Назвать его активным участником национального движения я не могу, сам я – да, стараюсь участвовать по мере возможностей. Вообще, считаю, наша ошибка заключается в том, что мы успокоили нашу молодежь и она не такая активная, как мы в своем время.
– Без Мустафы вам тяжелее стало в материальном плане?
– Он был хорошей поддержкой, так как работал. Сейчас живем на мою пенсию, зарплату супруги. Ничего, Аллаhа шукюр (в пер. с крымскотатарского «слава Аллаху». – КР), живем.
– Вам оказывают помощь?
– Все помогают: друзья, товарищи, знакомые – и морально, и материально. В этом плане я приятно удивлен. У нас народ такой. Спасибо всем.
– На ваш взгляд, выпустят ли Мустафу до суда или нет?
– Я думаю, не отпустят. После шести или семи заседаний надежды нет, нас просто не слышат: ни меня, ни адвоката. Судья слышит только следователя и прокурора. Однажды я так возмутился, что меня удалили из зала суда.
– А обратиться в центральные органы власти в Москве не планировали?
– Обращается тот, кто считает себя виноватым и признает свою вину, поэтому он просит, чтобы его не наказывали.
– С другими фигурантами «дела 26 февраля» вы поддерживаете связь?
– С семьей Али Асанова общаемся, ездили домой, проведать детей. Как сын говорит, им вдвойне тяжелей, чем нам. А с остальными не приходилось.
– Вы согласны с мнением, что ваш сын – политзаключенный?
– Его все считают политзаключенным, пишут, что он активный участник национального движения, хотя это не совсем правильно. Учитывая, что он оказался в такой ситуации, его время сделало политзаключенным – по-другому я не могу назвать. Это политика устрашения.
– Одной из причин, по которой вашего сына не желают выпускать на свободу, является утверждение о том, что он якобы может покинуть территорию Крыма. Вы согласны?
– Нет, абсолютно, у него и в мыслях такого не было. Мы столько лет стремились вернуться в Крым не для того, чтобы уехать отсюда. Даже после всего случившегося Мустафа не собирается покидать Крым.
