Война в Сирии: бомбы в обмен на ожерелья

Украинский тележурналист, крымчанин Роман Бочкала на днях вернулся из Сирии, где стал свидетелем бомбежек пригорода Дамаска Дарайи. Он нашел подтверждения того, что российские военные начали участвовать в сирийском конфликте задолго до официального разрешения Совета Федерации и увидел своими глазами, как кварталы городов после авианалетов армии Башара Асада превращаются в руины.

Военная операция российских войск в Сирии продолжается, несмотря на заявления многочисленных наблюдателей о несоответствии ее заявленных целей и реальных действий российской авиации. Из-за того, что мишенями военно-воздушных сил России становятся преимущественно позиции отрядов вооруженной сирийской оппозиции, запрещенному в России "Исламскому государству", как сообщают западные СМИ, удалось серьезно продвинуться к контролируемому Асадом городу Алеппо. Не совсем удачно, по многим сообщениям, закончилось и первое испытание боем российских крылатых ракет "Калибр", пущенных в день рождения Путина по целям в Сирии из акватории Каспийского моря. В Великобритании обсуждают, получали ли британские пилоты разрешение атаковать российские военные самолеты в Ираке (если они там появятся). Координация действий России и США в небе над Сирией так же остается лишь в планах (пока представители военных ведомств двух стран провели лишь полуторачасовую видеоконференцию).

Как живут в условиях войны простые сирийцы? Как давно на самом деле в Сирии появились российские войска? Как воспринимают их вмешательство в конфликт жители территорий, лояльных Башару Асаду, и его противники? Украинский журналист Роман Бочкала не раз бывал в Сирии с начала войны в этой стране в 2011 году, а так же много раз ездил в командировки в зону АТО на востоке Украины. Радио Свобода попросило его сравнить две войны и поделиться своими впечатлениями от увиденного в Дамаске и на территориях, подконтрольных противниками Асада:

– Роман, вы не раз бывали в Сирии с момента начала войны в 2011 году. Легко или сложно было туда попасть на этот раз? Что изменилось за эти годы?

– Поскольку я украинский журналист, то, прежде всего, изменился статус Украины по отношению к Сирии. Безусловно, это отобразилось и на отношении к журналистам. Раньше, приезжая в Сирию, меня принимали как представителя некой дружеской стороны, нас даже в обиходе тоже называли русскими. Сейчас отношение другое. Прошла некая черта, которая отделила русских от украинцев. Отношение теперь, может быть, не такое радушное, как было раньше, потому что теперь Украину в Сирии воспринимают как некий сателлит США, западной коалиции стран, которые по отношению к действующему сирийскому режиму Башара Асада настроены негативно. Поэтому и к Украине такое же отношение.

– Если сирийские чиновники настроены негативно, как вам удалось получить официальную аккредитацию и попасть туда как журналист, не скрывая этого факта?

– В сирийское посольство в Украине я обратился четыре недели назад. Мне была обещана виза, но визу мне так никто так и не выдал. Поскольку ситуация развивалась достаточно стремительно, то редакцией было принято решение отправить меня в Ливан, который соседствует с Сирией, и как-то пытаться освещать сирийскую проблему оттуда. Там, на месте, мне удалось договориться с сирийским посольством в Ливане о выдаче мне визы. Это произошло достаточно спонтанно. Были приложены достаточно серьезные усилия нашего украинского МИДа, для того чтобы этот вопрос решился положительно.

Это было обусловлено тем, что как раз в тот момент из Сирии производилась эвакуация украинских граждан, и не только украинских. Украинская авиакомпания – это единственная авиакомпания, которая осуществляет с Сирией международное сообщение, вся эвакуация происходит через Киев. Российские авиакомпании в Сирию не летают. Поэтому, когда МИД обратился с просьбой, что наш журналист хотел бы это осветить, то, может быть, они учли это. Они пошли навстречу. Впрочем, эвакуацию нам заснять так и не удалось, поскольку производилась она из города Латакия. Именно туда нас и не пустили, как я понимаю, в силу того, что в Латакии находится пункт базирования российского военного контингента. Нас допустили в Дамаск. Там мы получили аккредитацию, но в Латакию нас уже не пустили.

– Удалось ли вам побывать на территориях, контролируемых так называемой "умеренной оппозицией"?

– Мы были в "серой" зоне. Это пригороды Дамаска. Там вообще непонятно, кто и что контролирует, поскольку единой оппозиции в Сирии не существует. Существует огромное количество разного рода групп и группировок. Одни умеренные, другие радикально настроенные. Мы общались с умеренными, при этом они военизированные. На территории этих ребят побывать удалось. А что касается более радикально настроенных, как "Фронт Ан-Нусра" или ИГИЛ (организации запрещены в ряде стран, включая Россию – РС), конечно, на этих территориях я не был, да и не стремился туда попасть, понимая, что вернуться оттуда сложно.

– Как устроено перемещение по стране в этих условиях, в условиях гражданской войны? Как можно попасть из Дамаска на территории, неподконтрольные войскам Асада?

– Перемещаться достаточно сложно. Блокпосты на трассе буквально через каждые 5 километров. Если это пригород и город, то это буквально каждые 200-500 метров. Это тоже своего рода гибридная война. Потому что из того же пригорода Дамаска, города Дарайя – это как Бровары под Киевом – в Дамаск каждый день утром взрослое население едет на работу, а вечером возвращается домой. Существует автобусное сообщение. Гражданские машины курсируют, но если с одной стороны есть блокпост, с другой он тоже будет присутствовать. Можно как-то затесаться в толпу и проскочить. А неким официальным путем это, конечно, невозможно сделать.

– Вы были свидетелем одной из бомбардировок Дарайи, которые происходят регулярно. Если судить по вашим фото, то это происходит прямо в жилых кварталах.

– Это было как раз в тот момент, когда мы находились в Дарайе. Там достаточно опасно что-либо снимать на крыше зданий, там снайперы повсюду, нас могли бы просто принять за неких корректировщиков. С помощью нашего провожатого нам удалось более-менее безопасно выбраться на одну из высоток. В момент, когда мы находились на крыше, мы вдруг услышали гул самолета. Судя по звуку, это был реактивный самолет, как позже выяснилось, штурмовик. Судя по всему, это был Су-24. Мы поняли, что этот самолет заходит на задачу, потому что он снизился, стал выбирать позицию. Мы даже испугались, потому что могли оказаться в эпицентре этой позиции.

К счастью, он пролетел еще пару километров дальше, тогда уже снизился окончательно и просто сбросил бомбу. Судя по всему, это был ФАБ – фугасная авиабомба, активно применяемая российскими вооруженными силами. Это советская разработка. ФАБ поступил на вооружение в 1946 году. Судя по всему, такой ФАБ и был сброшен. И действительно, он был сброшен на жилую зону. Что там находилось – мы не знаем. Может быть, там некий штаб находился, или еще что-то. В любом случае, я могу точно сказать, что там нет никакого ИГИЛа и близко, там нет никакого фронта "Ан-Нусра", который является филиалом "Аль-Каиды". Никаких радикальных исламистских группировок в пригороде Дамаска нет, а бомбы туда падают.

– Эта фугасно-осколочная бомба не является высокоточным оружием, о применении которого говорят российские власти. Удалось ли вам увидеть разрушения, нанесенные российской авиацией и авиацией армии Асада инфраструктуре и городам?

– Удалось увидеть это в другом городке, Маалула, который находится в 40 километрах от Дамаска. В некоторых районах этого города просто ничего живого не осталось. Примерно такую же картину я видел в Хомсе. Видно, что работала авиация, конечно, непонятно чья – российская или асадовская. Но совершенно очевидно, что или та, или другая. В данном случае, я думаю, что асадовская, потому что было видно, что эти разрушения были нанесены еще в те периоды, когда Россия не объявила о начале своей операции.

Хотя, с другой стороны, в Сирии не раз говорили о том, что на самом деле российская авиация работала и до того, как об этом было официально объявлено. Просто это происходило негласно. Есть какие-то вещи, которые официальное командование, может быть, не хочет сообщать, но мы можем видеть какие-то фотографии, которые люди выкладывают в соцсетях, или вот такие вещи, которые сложно проконтролировать. Например, в ювелирный магазинчик в Дамаске приходят обычные солдаты или офицеры и в качестве некоего презента продавцу дарят шевроны. Когда я зашел в этот магазинчик, то меня приняли за русского. А поскольку русских туристов там крайне мало, меня приняли за военного, судя по всему, и стали мне что-то предлагать. Но я дал понять, что я не военный, я не из России, а из Украины. На этом наш разговор практически был завершен. Действительно, как я потом выяснил, туда заходят российские военные, покупают ожерелья женам, и после этого отправляются домой.

– Что говорят люди, с которыми вы встречались – как сторонники Асада, так и его противники – о российском вмешательстве в конфликт?

– Сторонники Асада, конечно, с большим воодушевлением отнеслись к началу этой операции. Силы Асада уже были на исходе, армия уже была практически демотивирована. Не было уже запала в глазах, и уже виделся некий неблагоприятный финал. Для людей, сторонников Асада (а это тяготеющие к христианству алавиты, жители Латакии) это могло означать трагические вещи. Могли быть очень печальные последствия для их сирийской общины, для их этноса. Поэтому у них здесь уже давно война не за Асада. У них война за свои жизни. Что касается других его сторонников из числа суннитов, шиитов – такие тоже есть – то, конечно, они с радостью восприняли эту новость. Поскольку эта демонстрация силы не только России, но и режима Асада. Некий переломный момент наступил. Уже начались на некоторых участках фронта наступательные операции со стороны армии Асада. Его сторонников, конечно, это радует. Его противников это даже не то, что не радует, это пугает, особенно после запуска ракет комплекса "Калибр". Россия таким образом показала, что готова если не на все, но на многое в отношении противников Асада. К этим противникам, конечно же, себя причисляют не только сторонники ИГИЛ и прочих радикальных группировок, а вообще все, кто против режима. Поэтому абсолютно умеренная оппозиция, прозападная, не тешит себя иллюзиями о том, что ее минуют эти бомбовые удары и прочие военные действия со стороны России. Сейчас они в некоем замешательстве, пытаются перегруппироваться и, наверное, рассчитывают на помощь Запада.

– Российские власти и некоторые российские эксперты говорят, что никакой умеренной оппозиции в Сирии нет, что там есть только сторонники Асада и радикальные исламисты.

– Это неправда. Дело в том, что Асад контролирует только 20-25 процентов территории страны. ИГИЛ контролирует максимум 30-40 процентов. Есть еще большая процентная составляющая территории, которую контролирует просто некое местное ополчение. Эти люди взяли оружие в руки не для того, чтобы с кем-то воевать, а чтобы защитить свой дом. Потому что когда в стране 4 года война, совершенно очевидно, что для защиты уже недостаточно просто каких-то юридических действий или еще чего-то подобного. Просто нужно брать в руки автомат и защищать свое родное село или свой родной город. Поэтому во многих городах, не подконтрольных Асаду, власть в руках вооруженных людей. Эти вооруженные люди подчеркивают, что не хотят ни с кем воевать. Эти люди готовы идти на компромисс. Но, судя по заявлениям Асада и российской стороны, должной реакции на предложение этого компромисса нет.

– Наблюдатели говорят об огромных объемах пропаганды "Исламского государства" в Сирии. Как она попадает к тем, кто живет на неподконтрольных ИГИЛ территориях? Есть ли в Сирии цензура в Интернете, блокируются ли сайты?

– Цензура, безусловно, присутствует, поскольку я не смог зайти на самый популярный украинский сайт, сайт газеты "Украинская правда". Не смог открыть сайт hromadske.tv. Эти сайты заблокированы. Как я позже выяснил, они заблокированы официально уже в течение месяца. Исходя из этого, могу предположить, что некие другие сайты тоже блокируются. Я знаю, что блокируются некоторые британские про-оппозиционные ресурсы, которые освещают события в Сирии не с позиции Башара Асада. Такая цензура, конечно, существует. Но что интересно, при этом сайты некоторых радикально настроенных организаций работают. В силу каких причин – сложно сказать. Вообще, интернет, социальные сети очень активно вовлечены в эту войну. Каждая из сторон очень активно использует интернет для того, чтобы пропагандировать некие идеи.

– В Ливане вы побывали в лагере для беженцев. От кого бегут люди из Сирии – от Асада, от "Исламского государства"?

– Сейчас бегут уже просто от безнадеги. Те, кто бежал от Асада, уже давно убежал. Те, кто бежал от террористов, тоже уже давно убежали. Сейчас в большей степени бегут люди молодые, люди образованные, те люди, которые просто не видят больше для себя перспектив в Сирии. Страна разрушена, страна разрознена. Многие считают, что Сирия в своих нынешних границах больше существовать не будет. И совершенно очевидно, что в ближайшие годы серьезного перелома, улучшения там не произойдет. Хорошо, если стрелять перестанут. Поэтому сейчас происходит просто некая миграция населения. По крайней мере, те люди, с которыми я общался, я не видел, чтобы они в большинстве своем бежали от бомб или еще от чего-то. Они просто не хотят больше жить в Сирии. Хотя есть и те, кто пытается спастись, но таких уже мало.

– Вы не раз бывали в зоне антитеррористической операции на востоке Украины. Что общего у этих войн? Что разного?

– Общее – это, конечно, активное участие России, причем, участие достаточно агрессивное, которое, на мой взгляд, вовсе не ведет к разрешению конфликта, а приводит только к его эскалации. Это я бы хотел подчеркнуть. Что разное? У нас, к счастью, в Украине разделительной чертой между людьми не стали религиозные мотивы, этнические, межэтнические, что в Сирии сейчас вышло на первый план. Общее то, что и в первом, и во втором случае точкой отсчета были вполне мирные, вполне демократические акции, на которые вышел средний класс. У нас был Евромайдан, а в Сирии был март 2011 года, когда по цепочке проходила так называемая "Арабская весна", и в Сирии начались мирные протесты на юге страны в городе Дераа. Тогда, конечно, никто не мог подумать, к чему это все может привести. А привело вот к таким ужасным последствиям. Но здесь есть и разница. Я не считаю, что в Украине Майдан был точкой отсчета для войны. Просто в нашем случае политическое руководство России этим моментом воспользовалось.

Оригинал публикации – на сайте Радио Свобода