Первый раз политолог Эльмира Муратова участвовала в традиционной школе исламоведения два года назад, в крымском поселке Николаевка. Теперь, чтобы добраться до Киева для участия в форуме знатоков Ислама, ей пришлось преодолевать границу между Крымом и Херсонской областью. Сдержанность интонаций и взвешенность каждого слова свидетельствовали о том, что ученый прибыла в Киев из иной реальности. По мнению участников, доклад Муратовой стал одним из знаковых событий четвертой школы исламоведения, проводимой Всеукраинской ассоциацией «Альраид».
– Полтора года назад радостно встречали «зеленых человечков» в Крыму те, кто был вовсе не рад репатриации крымских татар на историческую родину. Теперь, в новой ситуации, когда эти люди должны чувствовать себя «хозяевами жизни», как изменился градус татарофобии и исламофобии? Он повысился?
– Нет. Связано это, видимо, с директивами, которые пришли из центра, о том, что ситуация должна быть умиротворена. Был всплеск таких настроений весной и летом 2014 года, а потом он пошел на спад. Медиа-дискурс очень хорошо контролируется. Вы, наверное, знаете, что нет в Крыму СМИ, которые бы вели самостоятельную информационную политику. Поэтому есть четкие директивы – что можно писать, а чего нельзя. Центру нужно показать картину благополучного Крыма, как все национальности и религии дружно живут. Так, что ответ на Ваш вопрос – нет.
– Российское руководство и в Москве, и в регионах демонстрирует подход, который состоит в том, чтобы привлечь инвестиции из государств, где ислам является основной религией, но при этом в самой России жестко прессуют мусульман, которых по своему усмотрению заклеймили «ваххабитами», «нурсистами» или еще как-то. Вы наблюдаете что-то подобное в Крыму?
К контактам с зарубежными структурами подпускают только тех мусульман, те структуры, которые проверены, кого власти лелеют
– Такой подход в России был всегда. К контактам с зарубежными структурами подпускают только тех мусульман, те структуры, которые проверены, кого власти лелеют. Для этого и созданы все Духовные управления. В Крыму действуют разные структуры и силы. Я не думаю, например, что кампанию обысков и арестов в отношении крымских мусульман в прошлом году инициировал Аксенов. Потому что лично ему это было не нужно. От этого страдала его репутация и репутация крымской власти.
– А Вы считаете, что они обеспокоены вопросами своего имиджа?
– Думаю, обеспокоены. Они пытались снять напряжение в крымскотатарском сообществе, заручиться поддержкой ДУМК (сейчас ДУМКС – Духовное управление мусульман Крыма и Севастополя), пытались снять противоречия в отношениях с ним, и одновременно шла кампания, связанная с обысками и арестами. Как понять? Вещи не стыкующиеся. Поэтому логично предположить, что есть разные группы: есть, например, силовики, завязанные на федеральный центр, которых не волнует имидж Аксенова и которые выполняют поставленные там перед ними задачи, и есть те, кто делает публичную политику в Крыму. Мне кажется, что тут нужно смотреть, кто в какую корзину какие яйца кладет. А двойная игра в России давно существует, это никого не смущает, как мне кажется....
– То, что ДУМКС выбрал в качестве партнера в России Духовное управления мусульман Европейской части России во главе с Равилем Гайнутдином – это выбор «меньшего зла» или тут какие-то другие мотивы?
– Мне кажется, что решающую роль сыграли личные хорошие отношения лидеров ДУМК и Меджлиса с Гайнутдином, которые сложились раньше, еще до всех этих событий. Кроме того Гайнутдин приехал в момент, когда ДУМК был под прессингом и помог разрешить его противоречия с властью. Думаю, что это подтолкнуло к выбору союзника. Если посмотреть, кем представлена мусульманская инфраструктура в России, то это не самый плохой вариант.
– Для ученого это уникальная возможность: наблюдать жизнь мусульманского сообщества Крыма в разных условиях – в составе Украины и, де-факто, в России. Какие главные отличия в этих условиях Вы бы отметили в первую очередь?
В Украине не было регламентации религиозной жизни мусульман. Власти дали свободу и не вмешивались особо в то, как живут и что делают мусульмане
– Это, во-первых, разная законодательная база в отношении религии. В Украине она либеральная, в Российской Федерации она – жесткая. Что отличает? Это наличие закона об экстремизме, список запрещенной религиозной литературы, запрещенных исламских организаций. Во-вторых, в Украине не было регламентации религиозной жизни мусульман. Власти дали свободу и не вмешивались особо в то, как живут и что делают мусульмане. В Российской Федерации есть регламентация того, каким должно быть исламское образование, какими должны быть имамы, какие курсы они должны прослушать и т.д.
– Украинские религиозные деятели говорят, что иногда к ним за консультациями обращаются представители украинских спецслужб. А в России наоборот? Спецслужбы консультируют имамов и муфтиев?
– Я думаю, что это такой обоюдный процесс. Силовики должны где-то черпать «низовую» информацию – кто из мусульман к какой группе, к какому течению принадлежит. Кто-то ведь должен для них собирать эту информацию. С другой стороны, конечно, спецслужбы регламентируют деятельность имамов – что нужно делать, с кем дружить, с кем не дружить...
– По каким критериям российские власти Крыма определяют, кто из мусульман должен быть вытеснен и чьи структуры должны быть ликвидированы или вытеснены за пределы полуострова, а кто имеет право на существование в российских реалиях?
Политически активные мусульмане не угодны властям и должны уйти
– Политически активные мусульмане не угодны властям и должны уйти. Для них приемлемо что-то аполитичное, связанное скорее с «народным» Исламом, чем с каноническим.
– Те, кто уполномочен принимать решения относительно жизни мусульман в России, всегда руководствуются этими или какими-то другими критериями, разумными критериями? Иногда складывается впечатление, что руководствуются скорее рефлексами, иррациональными мотивами. Например, чем суфии Дагестана лучше суфиевпоследователей Саида Нурси, которых преследуют в России? Вы нашли этому объяснение?
– Если вы поговорите с людьми, которые принимают решения относительно этих групп, или которые оправдывают эту политику, то можете услышать набор объяснений. Почему, например, для России последователи Саида Нурси опасны? Потому что, по их мнению, они связаны с турецкими разведывательными структурами. Еще одно из обвинений, которое фигурирует в экспертизах, которые проводились в отношении его работ, состоит в том, что они создают и пропагандируют культ смерти. И это, якобы, создает почву для более радикальных групп.
– А разве отношение к смерти последователей Нурси чем-то отличается от присущего всем мусульманам?
– В том то и дело, что нет, но с их точки зрения, таких объяснений достаточно для запрета.
– А тот факт, что Нурси был врагом Российской империи как-то влияет на отношение к его последователям сегодня?
– Да, думаю, это тоже имеет значение.
– И как на этом фоне у российской власти получается строить отношения с турецким бизнесом, который Аксенов постоянно призывает в Крым? А религиозные деятели из Турции имеют возможность работать в Крыму?
– Они все уехали, практически не осталось ни светских, ни религиозных преподавателей. Им не продлили разрешение на право пребывания. Тут двойные стандарты, о которых мы говорили ранее: все, что касается идеологии – нельзя, а бизнес – это хорошо. Так на всей территории России, так и в Крыму.
