Жизнь под постоянным присмотром, конфликты с самообороной, уничтожение техники, захват и побои – таким был последний год жизни в Крыму для журналиста, специализация которого – расследования и конфликтная тематика. В Киеве Сергей Мокрушин – ведущий, редактор программы «Громадське. Крым». Здесь больше свободы, нет угрозы жизни и здоровью, но теперь он далеко от дома.
Какова хронология событий, как жилось журналисту в украинском Крыму и что вынудило покинуть оккупированную территорию Сергей Мокрушин рассказал корреспонденту Крым.Реалии.
– Где вы работали до аннексии Крыма?
– Я работал в «Центре журналистских расследований» с 2010 года. У меня было направление государственных закупок, мы мониторили государственные закупки, делали сайт-проект «Публичные деньги», который был полностью посвящен этому вопросу. В этом направлении мы достигали успехов, пока не пришла Россия.
– Были ли тогда конфликты с местной властью?
Используя демократические инструменты, в частности, свободу слова, закон о доступе к публичной информации, мы добивались результатов
– Да, безусловно. Уровень коррупции в Крыму и тогда был очень высокий. Конечно, умники, которые пытались контролировать расход бюджетных средств, выводить на чистую воду все эти распилы, встречали сопротивление системы. Используя демократические инструменты, в частности, свободу слова, закон о доступе к публичной информации, мы добивались результатов. Мы добивались того, чтобы прокуратура реагировала на наши публикации, а в некоторых случаях – сумели добиться отмены явных распилов. То есть это работало.
– Как удавалось защитить себя?
– Во-первых, при Украине в Крыму работал закон. Плохо ли, хорошо ли, были определенные проблемы, не всегда охотно реагировала милиция, когда мы просили, но так или иначе у нас была возможность бороться, и мы определенных целей достигали.
– Когда вы впервые почувствовали на себе серьезное давление?
Когда в Киеве стоял Евромайдан, власть начала закручивать гайки, а главное – делегировала свои полномочия по применению методов давления другим людям, появились эти народные дружинники
– Чувствовалась скорее общая атмосфера ухудшения свобод в Крыму. Это случилось, когда в Киеве стоял Евромайдан, власть начала закручивать гайки, а главное – делегировала свои полномочия по применению методов давления другим людям, появились эти народные дружинники. Был случай, когда мне титушки разбили фотоаппарат, то есть когда появились подозрительные формирования в Крыму, стало понятно, что что-то меняется и не в лучшую сторону.
– Что происходило далее, как менялось положение со временем?
– Сначала целью (оккупационной власти – КР) было подавление протестной активности, противодействие работе независимых журналистов. Офис «Центра журналистских расследований» был захвачен в марте, журналистов задерживали, у них изымали технику, удаляли отснятые материалы – это происходило довольно долго. А потом это просто перешло в другой формат: если раньше главным врагом журналиста в Крыму была крымская самооборона, то теперь эту функцию выполняют спецслужбы, теперь ФСБ контролирует медиапространство Крыма.
– Давайте попробуем сравнить три периода: Крым при украинской власти, период захвата Крыма и период нынешний, российская власть в Крыму. Что угрожало журналисту при его профессиональной деятельности в каждый из этих периодов?
– В украинском Крыму проблем было много, с ними необходимо было бороться, мы боролись, и власть не могла уйти от наших вопросов.
Когда Крым был оккупирован, проблематика изменилась, и появилось то, чего никогда не было – когда на журналистов воздействовали физически, и это вошло на какое-то время в норму
Когда Крым был оккупирован, проблематика изменилась, и появилось то, чего никогда не было – когда на журналистов воздействовали физически, и это вошло на какое-то время в норму. Тогда не было у кого простить помощи и соблюдения законности, мы не видели точки опоры для своей работы. Журналисты оказались в зоне большого риска, еще рисковали гражданские активисты, которых похищали.
Сейчас там вообще невозможно работать и вести независимую журналистскую деятельность. Если работать для украинских изданий, то ты не получишь никакой аккредитации, нет доступа к чиновникам, чтобы взять комментарии, ты не можешь попасть на заседания или любые мероприятия с так называемой «крымской властью», и ты не можешь получить ответы на свои информационные вопросы. А как работать в таких условиях? Да, можно общаться с людьми, можно объективно фиксировать картинку, но есть риск попасть на допрос к ФСБ, есть риск проснуться от того, что к тебе пришли с обыском.
– Помню, Вы тоже подверглись нападению вместе с коллегой?
Нас допрашивал депутат симферопольского горсовета Анатолий Петров и представитель общественного совета при Совете министров Крыма Александр Юрьев
– Да, действительно, было, но я в тот момент находился не при исполнении профессиональных обязанностей. Нас задержала самооборона за оскорбление Владимира Путина, нас двоих задерживало порядка десяти человек, привели в штаб самообороны. Нас обыскали, нашли удостоверения журналистов, надели наручники и начали бить. Потом нас допрашивал депутат симферопольского горсовета Анатолий Петров и представитель общественного совета при Совете министров Крыма Александр Юрьев. Где-то 4 часа прошло до того момента, пока приехала полиция, мы смогли вызвать ее по совершенной случайности.
Есть масса зафиксированных преступлений, совершенных членами так называемой крымской самообороны, начиная от похищения Решата Аметова, которого нашли потом мертвым со следами чудовищных пыток, заканчивая похищением и удержанием вне свободы журналистов и гражданских активистов. Ни по одном у из этих дел не проведено расследование, никто не наказан.
– Я так понимаю, что в вашей истории, вас задержали не зная, что вы журналисты. Как изменилось отношение самообороны к вам, после того как они узнали о роде вашей деятельности?
Первый удар был после того, как они нашли у меня удостоверение
– Первый удар был после того, как они нашли у меня удостоверение. Они сказали, что наше СМИ и его руководитель находятся у них в оперативной разработке, сильно удивиться я не успел, потому что посыпались удары. Меня повернули лицом к стене и продолжили бить, я даже не видел, кто конкретно это делал.
– Многие журналисты остались и работают в Крыму. Почему одни работают, другие, защищая свою жизнь, вынуждены уехать?
– Здесь необходимо смотреть на то, как работает журналист. Сейчас в Крыму позволено без проблем работать только тем журналистам, которые выполняют роль рупоров – ретрансляторов мессеждей крымской власти. Это, по сути, пропагандисты, которые по-прежнему в Крыму нужны, потому что отсутствие каких-либо успехов так называемой «республики Крым», нужно чем-то обосновывать, как-то уравновешивать это в сознании людей.
– Когда пришло осознание, что профессиональная деятельность в Крыму закончена?
Я пытался находиться в Крыму, пытался работать, ходить на судебные заседания, наблюдать за процессами, которые происходят, понять эти процессы. Но со временем стало понятно, что свобода дороже
– С первых дней оккупации. Да, я пытался находиться в Крыму, пытался работать, ходить на судебные заседания, наблюдать за процессами, которые происходят, понять эти процессы. Но со временем стало понятно, что свобода дороже.
– Когда для вас стало ясно, что «все – уезжаю»?
– Когда пошли обыски по журналистам, которые работали с «Центром журналистских расследований». Тогда я понял, что за любое слово, написанное ранее, и за то, что ты говоришь сейчас, ты можешь лишиться свободы. Это был очень сложный выбор, я в Крыму прожил всю свою жизнь, для меня он остается родным краем, и я по-прежнему интересуюсь тем, что там происходит, у меня по-прежнему болит душа, когда там разрушаются противотуберкулезные крымские здравницы, когда приходят в негодность дорожные сети, когда зарастает Северо-Крымский канал – это болит. Но я сделал выбор: остаться и рисковать свободой или обеспечить себе свободу и быть полезным тут.
– Как, находясь в Крыму, вы решили для себя вопрос гражданства?
– Я не писал заявления, но сдал ксерокопию своего паспорта и фотографию. Поэтому да, сувенир (российский паспорт в Крыму – КР) у меня есть, но я по-прежнему считаю себя гражданином Украины. Это – аусвайс, который я получил на оккупированной территории, чтобы находиться в хоть каком-то легальном положении. Это – сувенир, я считаю его сувениром, потому что он не имеет никакой юридической силы для меня, я не писал заявление о вступлении в гражданство, я не признаю этот референдум и автоматическое наделение людей гражданством, потому что это чепуха с точки зрения права и сами эти паспорта выдавались без заявлений.
– Как журналист, как считаете, вы более эффективны здесь или там?
Находиться там и видеть своими глазами процессы, которые там происходят – это бесценно
– Конечно, там. Находиться там и видеть своими глазами процессы, которые там происходят – это бесценно. Но там можно либо находиться до тех пор, пока не лишишься свободы, и тогда от тебя совсем никакой пользы не будет, либо перебраться на материковую часть Украины, работать и быть полезным обществу хотя бы так.
– Вы вернетесь в Крым?
– Я верю, что да!
Согласно результатам исследования международной неправительственной организации Freedom House, Крым вошел в десятку «худших из худших» – самых неблагоприятных регионов для работы журналистов. Не раз правозащитники и сами журналисты сообщали о притеснениях и физических воздействиях за исполнение профессиональных обязанностей в Крыму. Ряд СМИ, освещающих альтернативную властям точку зрения, не прошли регистрацию по российскому законодательству и были вынуждены прекратить работу на полуострове. Некоторые СМИ и журналисты, представляющие такие компании, попали в список персон нон грата на полуострове.
