Современный homo sovieticus: представьте себе человека, который не жил 25 лет

Российский журналист Андрей Архангельский родом из Севастополя, но о полуострове он не пишет. Говорит, что это трагедия и в данном случае ему сказать нечего. Заместитель редактора журнала «Огонек» и обозреватель Colta.ru побеседовал с журналистом Крым.Реалии о другой России, концепции «​русского мира»​ и причинах советского консерватизма.

Андрей Архангельский своим примером показывает, что бывают другие россияне. Обозреватель Colta.ru говорит, что в России таких десять процентов и все это ‒ результат 25-ти постсоветских лет. «В масштабах России ‒ это большие цифры, миллионы людей. Все-таки какая-то часть людей приобрела новый опыт», ‒ подчеркивает журналист.

Чтобы увеличить этот процент, Андрей предлагает продемонстрировать россиянам другой мир. «Мы ведь не можем заставить людей иметь другие ценности, не можем эти ценности навязывать людям, как пропаганда навязывает милитаристские ценности. Что касается работы с этими людьми, то все, что мы можем сделать ‒ это продемонстрировать им другую жизнь», ‒ замечает обозреватель Colta.ru.

Демонстрация другого мира, по словам Андрея Архангельского, уже происходит. «Вспомните человека брежневского типа ‒ он прекрасно понимал, что западные товары работают гораздо лучше, чем местные. Я помню, что такое было для советского человека, когда твоему товарищу отец привозит из командировки из Польши или Чехословакии двухкассетный магнитофон. Двухкассетный магнитофон ‒ это революция! Когда ты едешь, то ничего не заедает, и это работает. Он не ломается. В этот момент человек становится большим адептом капитализма и демократии, чем если бы вы ему об этом рассказывали на протяжении 25 лет», ‒ объясняет Андрей.

При этом он отмечает, что нет прямой связи между благосостоянием человека и его представлением о свободе. Нет гарантии, что человек, который читал один и тот же «интеллигентский набор» обязательно станет свободным. «Я знаю человека, который поддерживает идеи «Новороссии», с которым мы примерно одного возраста и который такой же фанат Бориса Гребенщикова, как и я. Как?! У меня не укладывается в голове. Ведь Гребенщиков поет, в первую очередь, о свободе. Как, прослушав эти 600 песен, можно стать таким? Это загадка», ‒ удивляется Архангельский.

Тем и интересна жизнь, говорит Андрей, что мы не знаем ничего о гене свободы. «Если бы мы знали о наличии, условно говоря, гена свободы, о котором часто говорилось на Майдане, то вообще никаких проблем бы не было», ‒ подчеркивает журналист.

Однако Архангельский убежден, что с человеком нужно работать и он может стать свободным. «Я был абсолютно советским человеком», ‒ замечает Андрей.

Открытый VS агрессивный русский мир

Андрей Архангельский разочарован в том, как в обществе понимают русский мир. «Ужасно, что эта формулировка присвоена определенной части людей, я сам русский, ‒ это вся Россия: священники, купцы, крестьяне», ‒ говорит журналист.

При этом, по его словам, неправильно было бы употреблять словоcочетание «настоящий» русский мир. «Потому что вы таким образом сразу дискредитируете своих оппонентов. Но надо относиться к ним с уважением, они действительно верят в это. Почему под этим они предполагают только негативное? Почему там нет позитивных ценностей? Почему этот русский мир строится на отрицании, на агрессии, на праве силы?» ‒ недоумевает Архангельский.

Обозреватель Colta.ru представляет себе концепцию русского мира совсем иначе. «Она заключается в том, что русский человек способен принять в себя множество чужого. Есть известная фраза Достоевского о том, что русскому булыжники Парижа и французские мостовые ближе, чем французу. Русский обладает способностью растворяться в другом пространстве, принимать его, как свое», ‒ отмечает Андрей.

Но в итоге русский человек настолько идеализирует французский или русский мир, что этот мир превращается в образ, несоответствующий действительности. «Формировать некое кукольное, игрушечное пространство, где всем хорошо, ‒ это ведь такая утопия», ‒ объясняет Архангельский.

По его словам, способность все принимать в себя относится к лучшим качествам русского человека. «И эта способность как раз является метафорой открытости, а не закрытости. СССР строился на том, что Россия объединила все народы. Она была открыта ‒ это декларировалось, но тем не менее, идея интернационализма была способна объединить всех. Это идея равенства. В этом есть, по крайней мере, какая-то позитивная идея. Так вот я считаю, что главной способностью русского человека является как раз приятие других культур. Не насилие, а приятие других культур. Это и есть важнейшая константа русского мира, как я его понимаю. Русский мир ‒ это как раз открытая система», ‒ объясняет Андрей свое видение русского мира.

Кубики прошлого

Консерватизм в России заключается в любви людей к советскому прошлому. Почему? Андрей Архангельский замечает, что прошлое проще и оно неизменно, поэтому с ним можно играть, как тебе хочется. «Это твои кубики и они уже принадлежат только тебе. Ты можешь по-своему их интерпретировать. Прошлое завершено, с ним удобно работать. Сложнее работать с настоящим. Это ведь вопрос о том, что человек больше любит: прошлое, нынешнее или будущее?» ‒ рассуждает Андрей.

Проблема заключается в том, как «адепты Советского Союза прожили последние 25 лет». По словам Архангельского, парадоксально, «но они спали, хранили себя». «В социальном смысле они застыли, это был социальный сон. Люди закрыли себя от современности. Они участвовали в нем телом, физически, но духовно, душой, они не жили. Представьте себе человека, который не жил 25 лет. Это какая-то голова профессора Доуэля. Они ничего не чувствовали по отношению к этому миру. Это фантастика», ‒ удивляется Андрей.

Чтобы справиться с этой фантастикой, по мнению Андрея Архангельского, нужно было объяснить советским людям, в чем радость новой жизни. «Большинство людей не почувствовали радости новой жизни именно потому, что они ощутили финансовую стесненность. Они ощутили, что не могут воспользоваться этими радостями новой жизни, поэтому у них сразу возникло отторжение к этой свободе, к этой демократии вообще. Большинство людей не обладали таким количеством денег, дополнительными доходами, чтобы позволить себе отдых и другой опыт», ‒ констатирует Андрей.

Люди чувствовали себя при советской власти лучше, чем при новой, поэтому, считает Андрей, чтобы исправить ситуацию, с людьми нужно было говорить. «Ты не мог дать денег им всем, но, по крайней мере, с ними нужно было разговаривать. В этом заключается огромная ошибка интеллигенции, интеллектуалов. И я считаю, что я тоже в этом виноват. В том, что мы относились даже с некоторым презрением к людям других классов. Потом это аукнулось очень сильно. Необходимо было отказаться от каких-то обидных слов», ‒ жалеет Архангельский.

Он подытоживает, что это трагический, катастрофический опыт, но мы должны извлечь из него уроки и все же начать разговаривать. «Другого пути нет», ‒ уверен Андрей Архангельский.