Андрей Щекун
Когда нацисты пришли за коммунистами,
я молчал, я же не коммунист.
Потом они пришли за социал-демократами,
я молчал, я же не социал-демократ.
Потом они пришли за профсоюзными деятелями,
я молчал, я же не член профсоюза.
Потом они пришли за евреями, я молчал, я же не еврей.
А потом они пришли за мной,
и уже не было никого, кто бы мог протестовать
Мартин Нимёллер
Реальный страх и оцепенение в первые дни, решение продолжить борьбу мирными акциями сопротивления и 11 дней пыток в плену... Что именно рассказать вам из моих воспоминаний об оккупации Крыма Россией?
Это было очень сложное время, но удивительно, почему большинство крымчан так и не сделали никаких выводов. Они равнодушно наблюдают за похищениями, задержаниями людей, слышат о пытках над активистами. Но не задумываются, что беда может когда-нибудь прийти и в их дом…
…Когда на улицах увидели так называемых зеленых человечков, и началась оккупация Крыма, у нас был, во-первых, как и у любого нормального человека, реальный страх. События развивались так быстро, что мы первые дни не понимали, что происходит. Координаторы крымского Евромайдана решили переформатировать свои акции, проводить их у памятника Шевченко. Лозунгами стали: «Крым без войны», «Крым – это свободная территория от российских оккупантов», «За мир». Таким образом мы выражали мирный протест против того, что происходило тогда в Крыму.
Конечно, постоянно были в напряжении, постоянно волновались за людей, которые выходили на акции, так как гарантировать безопасность этих людей и нам лично никто тогда не мог. Очень сложно в то время было.
Я чувствовал, что со мной что-то может произойти, поэтому заранее эвакуировал свою жену с детьми на материк. Тогда за нашей квартирой уже была установлена слежка. Мы не могли там находиться, приходилось даже, организуя акции, скрываться, менять дислокацию и продолжать бороться мирным путем.
На тот момент было очень важно показать другую сторону: что многие крымчане против оккупации Крыма и за то, чтобы Крым был в составе Украины. Если мы бы этого не делали, то все видели бы только одну картинку, как крымчане радуются оккупации Крыма и войскам Российской Федерации.
Организуя такие акции, я всегда декларировал, что на первом месте должна быть ответственность за людей. Конечно, мне предлагали неоднократно выехать, была откровенная встреча с активом, когда мне рекомендовали выехать на материк, потому что оставаться в Крыму было опасно для моей жизни. Тем более, что неоднократно за это время меня схватывали на улице. В последний раз это было около представительства президента в Крыму – на меня набросилась «самооборона». Спасло то, что рядом были журналисты, которые вступились и стали снимать, и фактически, благодаря их вниманию к этому, меня сразу же отпустили.
11 дней пыток в плену
В следующий раз так называемые «самообороновцы» схватили меня на вокзале.
Девятого марта у нас должна была состояться очередная акция. Поехал с активистами на симферопольский вокзал встретить поезд и забрать переданную нам из Киева украинскую символику: ленточки, флажки.
На перроне мой побратим Анатолий Ковальский, заметив слежку, предупредил: «Кажется, тебя вычислили». В поезде я забрал коробку с символикой, а затем «самообороновцы» выволокли меня на перрон. Нас с Ковальским увезли в линейное отделение милиции. «Фольксваген» Ковальского, на котором мы приехали на вокзал, «самообороновцы» забрали, и больше он машину не видел.
В милиции похитители заклеили нам глаза скотчем и переправили в симферопольский военкомат. Милиционеры делали вид, что все, что с нами происходит, их не касается… Завели в камеру, сорвали с нас крестики и раздели догола. Сквозь залепленные глаза мы могли рассмотреть: нас охраняли от пяти до восьми автоматчиков.
Меня подозревали в контактах с «Правым сектором», хотя «Евромайдан-Крым» не был связан с этой организацией. Просили назвать источники финансирования, но мы сами себя финансировали. Эфэсбэшники подозревали, что я собираюсь сорвать «референдум», назначенный на 16 марта, пытались выяснить, на каких участках намеревался это сделать. Похитители по утрам заходили в камеру и, смеясь, стреляли из пневматики по людям. Однажды прострелили мне руки и ноги. Привязывали меня к стулу, подключали ток, а когда я терял сознание и падал, приводили в чувство: били ногами. Потом опять мучили.
Признаюсь, когда меня пленили, страха не было. Когда допрашивали – страха не было. Страх возник после 16 числа, когда уже состоялся референдум, и я не понимал, почему меня в дальнейшем удерживали, ведь никакой опасности не мог нести этим пророссийским силам. Тогда, возможно, и вернулся какой-то страх: что со мной будет дальше. Страха, когда меня допрашивали, пытали – не было нисколько, потому что я знал, что моя семья в безопасности, это меня подкрепляло, вдохновляло. Моя задача была – выдержать и не сломаться и, благодаря Богу, мне это удалось.
Почему крымчане не делают никаких выводов?!
Есть очевидный пример того, что со мной произошло... И я не понимаю, почему многие крымчане еще не сделали никаких выводов. Слава Богу, я сегодня еще жив. Фактически меня обменяли каким-то путем, в отличие от тех крымчан, кто пропал без вести или находится в плену у России на ее территории, это несомненный факт тех преследований. Не понимаю, почему многие из тех, кто кричал за Россию, и сегодня остаются на таких позициях, равнодушно наблюдают за похищениями, задержаниями и арестами людей. Слышат о пытках и без вести пропавших.
Почему они не понимают, что такая беда может прийти и в их дом?
Такое безразличие приведет к тому, что постучат и в их двери. Возможно, тогда они опомнятся?
Андрей Щекун, крымчанин
Мнения, высказанные в рубрике «Свидетельства оккупации», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции
Поделитесь тем, что видели и что знаете, пишите нам на email: krym_redaktor@rferl.org
