Двадцать лет назад, 11 декабря 1994 года, президент Борис Ельцин подписал указ о «О мерах по обеспечению законности, правопорядка и общественной деятельности на территории Чеченской республики». В тот же день колонны российских войск вторглись в Чечню. Считается, что это стало началом Первой чеченской войны, которая официально называлась «восстановлением конституционного порядка» в Республике.
К этому времени обстановка в Чечне уже была напряженной: созданный в декабре 1993 года Временный совет Чеченской Республики возглавил пророссийски настроенный Умар Автурханов. На территории региона периодически происходили столкновения между его сторонниками и сторонниками лидера сепаратистского движения, первого президента непризнанной Чеченской республики – Ичкерия Джохара Дудаева. Летом 1994 года Умар Автурханов обратился за помощью к Борису Ельцину, к границе с Чечней стали стягиваться войска российской армии.
11 декабря, в день, когда российские войска пересекли административную границу Чечни, Борис Ельцин выступил с обращением к гражданам России, в котором сформулировал цель этих действий: "Чтобы найти политическое решение проблем одного из субъектов Российской Федерации – Чеченской Республики – защитить ее граждан от вооруженного экстремизма".
Продлившаяся 1 год и 8 месяцев война унесла жизни до 50 тысяч мирных жителей и до 6 тысячи жизней российских военнослужащих и сотрудников силовых структур, однако точных цифр до сих пор нет. Завершилась Первая чеченская война 31 августа 1996 года, когда в Хасавюрте было подписано соглашение о перемирии, которое предусматривало перенос на 5 лет рассмотрения вопроса о статусе Республики.
Когда горят торфяники – на поверхности вроде бы ничего нет, а внизу идет сильнейшая борьба.
Мир в Чечне длился недолго: о нестабильности в регионе говорил и "кавказский след", найденный в серии взрывов московских домов осенью 1999, и заявления российских властей о том, что уже следующий президент непризнанной Ичкерии – Аслан Масхадов – не справляется с бандитскими группировками. 30 сентября 1999 года началась Вторая чеченская война, которая тоже официально "войной" не называлась, а была подана как "Контртеррористическая операция (КТО) на Северном Кавказе". Официально режим КТО был отменен лишь в апреле 2009 года.
По официальным данным Госсовета Чечни, за период с 1991 года по 2005 год 160 тысяч человек погибли в Чечне, однако данных о точном количестве жертв во время чеченских войн до сих пор нет.
С приходом к власти в Чечне сначала Ахмата Кадырова в 2003 году, а затем и его сына – Рамзана, ситуация в регионе относительно стабилизировалась, хотя Чечня по-прежнему воспринималась как источник напряжения и опасности. Правозащитники регулярно сообщали о нарушении прав граждан, о похищениях и убийствах в Чечне.
Как отмечает директор аналитического центра Юрия Левады Лев Гудков, сейчас Чечня воспринимается как "горящий торфяник": она производит впечатление внешне спокойной республики, но люди понимают, что "внутри идет сильнейшая борьба". Об этой "борьбе" достоверной информации сейчас не поступает - только официальные сведедения, поэтому, например, было невозможно восстановить реальную картину того, что произошло в Грозном 4 декабря 2014 года. Тогда, как заявил Рамзан Кадыров, прошла спецоперация против боевиков, устроивших перестрелку в центре Грозного. По официальным данным, 10 полицейских погибли, 28 получили ранения. Девять человек, оказавших сопротивление сотрудникам силовых структур, убиты.
За отношением к происходящему на Северном Кавказе, в целом, и в Чечне, в частности, регулярно следит Центр Юрия Левады. Мониторинг общественного мнения проводится практически каждые два месяца. Согласно последним исследованиям, проведенным в ноябре, почти половина - 49% респондентов - считает обстановку на Северном Кавказе благополучной и спокойной. 37% называют ее напряженной. При этом, как объясняет директор "Левада-центра" Лев Гудков, постоянный мониторинг мнения людей необходим, поскольку чеченская проблема сыграла большую роль в политической судьбе России:
– Война в Чечне, первая и вторая, очень сильно изменили политическую ситуацию в России и привели к формированию авторитарного режима. Сделали войну хроническим фактором нашей политической и общественной жизни. Мы отслеживаем реакцию общества на это: и на первую войну, и на саму ситуацию, начиная с 1991 года, как только обозначилась проблема Чечни, выхода Чечни, резкое неприятие Дудаевым зависимого положения Чечни в составе России. С тех пор мы отслеживаем и характер войны, и статус Чечни, и отношение к сохранению Чечни, как и других республик, в составе России, или предоставление ей независимости. Это чрезвычайно важно, потому что на комплексах реванша, насилия и пришел Путин к власти. Это был первый его важный успех, важная мобилизация общества – с одной стороны. А с другой – нагнетание страха перед террористами, перед внутренними врагами. Это позволило сократить и общественные свободы, и деятельность многих организаций гражданского сектора. Поэтому это чрезвычайно значимая проблема, затрагивающая и ксенофобию, и отношение к власти, и экономические проблемы, проблемы сепаратизма. Уже не только чеченского, но и других республик. Это очень существенная часть нашей постоянной жизни.
– В последнее время Чечня производит впечатление более-менее спокойнойго региона, но при этом все равно воспринимается как источник опасности. Почему люди так ее воспринимают? И почему не удается изменить это восприятие?
Люди испытывали какой-то психологический дискомфорт, ощущение моральной причастности к несправедливому и довольно кровавому делу
– Тут очень много плоскостей проблемы. Для начала, и первая, и вторая чеченская войны, оставили очень тяжелый след, психологическую травму в общественном мнении. Потому что и первая, и вторая война (в большей степени даже первая) воспринимались как несправедливые войны. Это мнение разделяло абсолютное большинство населения. В первую войну около 70% считало, что война должна быть закончена, потому что она явно несправедливая, и во время второй война – тоже примерно две трети – 66-68 % считали, что война должна быть закончена максимально быстро. Но люди понимали, что они не контролируют ситуацию, что они не могут навязать свою волю руководству страны, поэтому ощущение насилия, которое происходит на Кавказе, оно угнетало и подавляло людей. Травма – это, конечно, сильно сказано, но люди испытывали какой-то психологический дискомфорт, ощущение моральной причастности к несправедливому и довольно кровавому делу. Это первое. Во-вторых, приход кадыровского режима, который большинство воспринимают как мафиозный и тиранический, как захват одной группировкой власти и установление сильнейшего коррумпированного режима на Кавказе, он также воспринимается как несправедливая вещь, как черная дыра российской экономики. Это возбуждает сильные антикавказские настроения. Лозунг "Хватит кормить Кавказ" – разделяет все большее число людей, и пик такого рода настроений был достигнут год назад, буквально перед Майданом. После Майдана это все немножко ослабло. Но тогда это было очень широко распространено, и примерно две трети, 70% считали, что это неправильно – поддерживать такого рода режим, который угрожает и целостности, и ничего, кроме проблем, для России не сулит. Оттуда идут боевики, которые сражаются с режимом Кадырова, воспринимая его как несправедливый и навязанный, это хронический очаг болезни, который решить военными средствами нельзя. Поэтому все большее число людей склонялось к тому, что надо так или иначе отпустить Чечню в самостоятельное плавание, решить эту проблему, отгородившись от нее. Так, как она сегодня представлена, вызывает опасность, угрозу существования уже обычных людей в России. Особенно это настроение усиливается время от времени после тех или иных терактов. В частности, скажем, волгоградских терактов, и не только, в Москве и в других городах.
– Получается, что в целом большинство людей поддерживает идею отделения Чечни?
– Да, так или иначе. Не все готовы напрямую согласиться, примерно 25-30% считают, что это тоже не выход, но это лучшее решение из ныне возможных. И это вызывает очень сильное раздражение, естественно, представителей Чечни в Думе и прочее.
– Судя по вашим опросам, люди не верят в возможность изменения к лучшему обстановки на Кавказе.
– Нет, это такое хроническое ощущение нескончаемого конфликта. Военными средствами эту проблему не решить, и хотя террор, который установил там Кадыров, вроде бы внешне не виден, все спрятано, все там спокойно, но время от времени и боестолкновения, и теракты постоянно поддерживают у населения в самой России ощущение, что там идет подземный пожар, торфяной. Когда горят торфяники – на поверхности вроде бы ничего нет, а внизу идет сильнейшая борьба. Ощущение, что режим поддерживается просто для сохранения видимости порядка, поскольку это связано и с легитимностью Путина, и с образом Путина. Но что это не решение проблемы, а как раз создание очень сильно коррумпированной мафиозной структуры отношений по всему Северному Кавказу, что это черная дыра экономики. Другое дело, что можно спорить тем, насколько это справедливо или нет, но такие взгляды существуют в общественном мнении России. И тут никакой перспективы люди не видят. Хотя в целом после украинских событий, после кризиса, после аннексии Крыма и отвлечения внимания на Украину большинству людей кажется, что в Чечне наступило некоторое успокоение и умиротворение. Но это просто переключение внимания. Когда мы спрашиваем, решаются ли там проблемы, большинство людей по-прежнему считает, что ситуация крайне напряженная, и выхода там пока не видно, - заключает социолог Лев Гудков.
