17 ноября в Чехии и Словакии отмечают 25-ю годовщину «бархатной революции» 1989 года, покончившей с коммунистическим режимом в тогдашней Чехословацкой социалистической республике.
В центре Праги, Братиславы и других городов двух стран пройдут памятные мероприятия, политики, общественные деятели, простые граждане возложат цветы и поставят свечи в местах, где разворачивались революционные события 25-летней давности. Кратко напомним о них.
Революция началась в Праге довольно неожиданно. В центре города 17 ноября 1989 года должна была пройти разрешенная властями студенческая акция, посвященная памяти жертв нацистских репрессий: ровно 50-ю годами ранее, в ноябре 1939-го, в оккупированной Праге были подавлены демонстрации протеста, арестованы и расстреляны девять пражских студентов. Их преемники полвека спустя, однако, не ограничились поминовением погибших – студенческие демонстрации, довольно многолюдные, переросли в нескольких районах города в антиправительственные выступления.
В принципе в Чехословакии уже больше года было неспокойно, люди не раз выходили на несанкционированные акции протеста, разгонявшиеся властями. Наиболее значительные из них произошли в августе 1988 года – в 20-ю годовщину вторжения в Чехословакию войск стран Варшавского договора – и в январе 1989-го, в память о самосожжении 20 годами ранее студента Яна Палаха в знак протеста против советской оккупации:
Тем не менее к вечеру 17 ноября стало ясно, что на сей раз речь идет о небывало масштабных протестах. Полицейский спецназ блокировал студентов на Народном проспекте в центре Праги и начал вытеснять в боковые улицы, при этом нещадно избивая. Пострадали более 500 человек. Пронесся слух о гибели одного из студентов – некоего Мартина Шмида. Эта информация впоследствии не подтвердилась, но демонстрантов она подхлестнула: в последующие дни к студентам на улицах Праги присоединились другие горожане, ситуация начала выходить из-под контроля властей. 18 ноября различные оппозиционно настроенные группы создали единую организацию – Гражданский форум, неформальным лидером которого вскоре стал драматург-диссидент Вацлав Гавел. В Словакии возникло аналогичное движение «Общественность против насилия». Политическими организациями в полном смысле слова они на первых порах не являлись и задачу взятия власти перед собой не ставили. Однако ситуация на улицах Праги и других городов всё изменила – в считанные дни.
В последнюю декаду ноября массовые выступления не прекращались, а власть выглядела парализованной. Следует напомнить, что к тому времени в соседних с Чехословакией странах коммунистические режимы или уже пали, или были близки к падению (подробнее о восточноевропейских революциях 1989 года – см. инфографику). Советское руководство во главе с Михаилом Горбачевым, чья политика «перестройки» подтолкнула революционные процессы в Восточной Европе, отказалось от силового вмешательства в ситуацию. Наконец, сам чехословацкий режим не был един: престарелый президент ЧССР Густав Гусак и служивший предметом всеобщих насмешек лидер компартии Милош Якеш не пользовались широкой поддержкой даже в рядах аппарата КПЧ. В результате власть коммунистов, продержавшаяся почти 42 года, в течение всего лишь нескольких недель стала достоянием истории.
1989 - "Бархатная революция"
О «бархатной революции» как историческом феномене в интервью Радио Свобода рассуждает чешский историк, научный сотрудник Института современной истории Академии наук ЧР Павел Мюкке:
– Как чешское общество сейчас воспринимает события ноября – декабря 1989 года? Можно ли считать, что оно в достаточной мере осведомлено о них? Согласно недавнему социологическому опросу, 10% чехов в возрасте до 30 лет вообще не знают, что, собственно, отмечается 17 ноября…
– Чешское общество стало за 25 лет, естественно, разнороднее, в нем играет бóльшую роль та молодая возрастная категория, о которой вы упомянули. Для этих людей «бархатная революция» – событие почти столь же отдаленное, как Вторая мировая война. Так что здесь уже играет роль не личный опыт, а школа, масс-медиа, самообразование… В целом информированность людей о тех событиях, как мне представляется, довольно высокая. Другой разговор, что не все историей интересуются. Но я бы не решился кого-либо упрекать в том, что его не интересуют те или иные вещи.
– А с чисто исторической точки зрения 1989 год – эпоха хорошо изученная? «Белых пятен» там нет?
– Историкам всегда есть что изучать. Если говорить о «большой» политической истории, то тут о революции известно очень многое. Но не всё. Немало будет зависеть от того, насколько доступными окажутся в конце концов московские архивы. По ряду тем сейчас нет доступа к материалам менее чем примерно 40-летней давности. Иное дело, что многое можно исследовать и другими методами – например, устной истории, региональных исследований, даже любительских исторических исследований в рамках одной семьи. Здесь еще очень много серьезной работы.
– «Бархатную революцию» окружает немало конспирологических теорий. Наиболее распространенная – что, мол, в ноябре 1989 года речь шла о заговоре части коммунистических «верхов» в содружестве со спецслужбами, в том числе советскими, направленном против тогдашнего консервативного руководства КПЧ. Мол, события просто вышли из-под контроля заговорщиков. Эту версию недавно вновь высказал последний (технически – предпоследний) лидер чехословацких коммунистов, 92-летний Милош Якеш, в интервью журналу «Рефлекс». Что стоит за этими слухами? Была ли «бархатная революция» действительно спонтанным народным движением против режима?
– Думаю, что с исторической точки зрения события конца 1989 – начала 1990 годов в Чехословакии вполне вписываются в «формат» революции. Да, там были определенные аспекты, на которые теперь обращают внимание люди типа Милоша Якеша или представители бывших спецслужб, вообще, те, кто чувствует себя «отодвинутым в сторону» историей… В таких случаях открывается большой простор для разного рода теорий заговора, которые почти всегда сопровождают крупные исторические события.
– Но подтвердить эти теории, что называется, с фактами и документами в руках невозможно?
– Революция – всегда процесс сложный. Кто-то с кем-то встретится, поговорит с глазу на глаз, а потом этот факт интерпретируется весьма по-разному. Но есть вещи неоспоримые – тогдашние сотни тысяч, а в сумме за недели революции – миллионы людей на площадях. Ход тех событий не вписывается в представления о каком-то готовившемся дворцовом перевороте.
Если бы Михаил Горбачев не стал лидером СССР и не отказался бы от силового удержания восточноевропейских сателлитов, перемены в нашем регионе были бы вряд ли осуществимы
– В России, с другой стороны, распространены представления о том, что без доброй воли Москвы, в первую очередь Михаила Горбачева, не было бы ни «бархатной революции», ни других тогдашних перемен в странах Центральной и Восточной Европы…
– Внешний фактор, конечно, никак нельзя сбрасывать со счетов. Если бы Михаил Горбачев не стал лидером СССР, не начал политику «перестройки и гласности» и не отказался бы от силового удержания восточноевропейских сателлитов, перемены в нашем регионе были бы вряд ли осуществимы. С другой стороны, не бывает революций без массового подъема, без «улицы». Так что здесь в процентах рассчитать трудно, но, конечно, события за рубежом заметно повлияли на то, что происходило в Чехословакии. Можно сказать, что на востоке Европы тогда возник «эффект домино»: стоило пасть одному режиму, как зашатались и остальные.
– А насколько само чехословацкое общество тогда было готово к переменам? Были ли сильным стремление к ним, допустим, в провинции? Ведь «бархатная революция» часто воспринимается как прежде всего столичная, пражская, да еще и интеллигентско-студенческая…
В дело вступили «неожиданные» факторы в виде как раз студенческого движения, а потом и множества других людей, которые до сих пор особой общественно-политической активности не проявляли
– К любой революции, видимо, нельзя подготовиться заранее. Никто не ожидал, что события начнутся именно тогда, когда они начались, а тем более – что они будут развиваться так быстро. Характерно, что революция застала врасплох как тогдашнее коммунистическое руководство, так и диссидентов. В дело вступили «неожиданные» факторы в виде как раз студенческого движения, а потом и множества других людей, которые до сих пор особой общественно-политической активности не проявляли. Что касается «пражского» характера революции, то да, она началась в Праге, но многие непражские события в общем контексте как-то забылись, а это неправильно. Например, тогдашние экологические выступления на севере Чехии, в городе Теплице – это не были непосредственно акции протеста против режима, но это было заметной проблемой, которая быстро, как и всё тогда, политизировалась. А затем все эти выступления слились в один поток. И, если пофантазировать, не случись в Праге события 17 ноября, как знать, не отмечали бы мы сегодня годовщину тех демонстраций на севере Чехии как события, положившего начало революции.
– А почему, собственно, режим рухнул так быстро, за пару недель? Ведь среди восточноевропейских коммунистических диктатур чехословацкая относилась скорее к более жестким – вместе с режимами в Румынии и ГДР. Что произошло?
– Причин было несколько. В рамках коммунистической иерархии действительно тогда уже соперничали разные течения. К этому надо приплюсовать экономические факторы, а после 17 ноября – эту внезапно поднявшуюся волну общественной активности, давление «улицы». Возник своего рода синергетический эффект. Решающими оказались одна-две недели, в ходе которых режим пытался как-то мобилизовать своих немногочисленных сторонников. Были попытки перебросить в Прагу «народную милицию» – что-то вроде вооруженных дружинников, распространялись МВД и тайной полицией какие-то проправительственные воззвания и петиции… Но чаша весов быстро склонилась на другую сторону, и начало проявлять себя, так сказать, более прогрессивное крыло в рядах самой КПЧ, например, будущий премьер Мариан Чалфа. Но это было и на местном уровне – началась массовая сдача партийных билетов. Многие из недавних коммунистов присоединились к Гражданскому форуму и тем самым стали частью революции.
– Если говорить о том, что пришло после революции – возьмем законы о люстрации, принятые в начале 90-х годов. Они были призваны перекрыть путь в политику представителям коммунистического режима, прежде всего спецслужб. Эти законы выполнили свою историческую функцию?
– Эти законы были результатом стремления, с одной стороны, разобраться с собственным прошлым, а с другой – не допустить возвращения в руководство страны представителей доноябрьских правящих кругов. В принципе этого удалось добиться. С другой стороны, выглядит странно тот факт, что и сейчас, через 25 лет после революции, эти темы остаются предметом оживленной политической полемики. Трудно представить себе, чтобы сейчас всерьез кто-то рассматривал возможность возвращения к ситуации, существовавшей до ноября 1989 года, а главное – как бы он хотел этого добиться? По-моему, своей цели эти законы достигли и сейчас скорее являются достоянием прошлого – но в то же время активно используются в политической борьбе, – отмечает чешский историк Павел Мюкке.
Бывший лидер студенческого движения в дни «бархатной революции» Шимон Панек считает, что переходный посткоммунистический период в Чехии еще не закончен, проблем пока хватает:
Накануне 25-летия «бархатной революции» были опубликованы результаты социологического опроса, проведенного по заказу пражского еженедельника «Тыден». Вот некоторые из них:
61% участников опроса считают, что сейчас в стране живется лучше, чем до ноября 1989 года;
57% опрошенных полагают, что не стоит уделять по-прежнему много внимания проблемам развития страны в последние 25 лет – лучше обратить внимание на сегодняшние проблемы;
82% чехов довольны тем, что живут в своей стране, и гордятся ей
58% респондентов, тем не менее, думают, что на прошлые связи нынешних политиков со спецслужбами коммунистического режима нельзя закрывать глаза; в то же время, по их мнению, «обычным людям» членство в КПЧ и даже сотрудничество с тайной полицией сегодня не должно «портить жизнь»;
для 43% опрошенных 17 ноября – «прежде всего выходной день», хотя 84% опрошенных знают, что это государственный праздник и чему он посвящен;
82% чехов довольны тем, что живут в своей стране, и гордятся ей.
