Тринадцать девушек, пританцовывая под музыку Глена Миллера, вдруг переворачивают треугольные полотнища с названиями фильмов, и публика читает пронзительный призыв: "Спасите Одессу!" От чего в тот момент требовалось спасти Одессу, я уже толком не помню. История произошла четверть века назад, в Одесском оперном театре, на церемонии закрытия фестиваля "Золотой Дюк", куда съехался весь ум, честь и совесть кинематографической и писательской нации, преимущественно московской.
Это был невероятно представительный кинофорум, с председателем жюри Эльдаром Рязановым и с президентом Станиславом Говорухиным. Всю неделю смотрели фильмы, теперь ждали оглашения результатов. Сразу после девушек, призвавших "спасать Одессу", на сцену вышел Юлий Гусман с объявлением: жюри просит еще час на подведение итогов, поэтому давайте развлекать друг друга сами. Такая будет самодеятельность из зала.
На самом деле, это был всего лишь сценарный ход – наврать, что жюри еще заседает. Жюри уже ждало своего выхода на сцену, только сначала нужно было переждать вот этот концерт, который, конечно же, никаким экспромтом не был. Но в зале кто-то всерьез поверил, что события пошли не по сценарию, и громко предложил: "А давайте, раз появилось время, зачитаем обращение к деятелям культуры, которое мы приняли вчера!"
Тут нужно сделать отступление. Накануне целая группа уважаемых людей действительно подписала такое обращение. У меня сохранился его полный текст. Мне его отдали Анатолий Приставкин и Алла Гербер. Они говорили при этом, что печатать его надо исключительно целиком, что в пересказе оно теряет свой смысл, свой пафос. Но сегодня, полагаю, достаточно только передать его суть. Авторы выражали озабоченность тем, что "консервативные силы объединяются и переходят в атаку" (то был разгар конфликта между Горбачевым и Лигачевым). Авторы заявляли, что должны быть "названы все виновные в разорении державы, подавлении свободомыслия и разрушении основ нравственности" – они фактически требовали суда над эпохой "брежневизма". Они говорили, что "необходимо граждански реабилитировать тех, кого оклеветали, незаконно осудили, вынудили к эмиграции". Они выражали глубокую обеспокоенность "проявлениями антисемитизма и презрения к другим народам" (здесь в первую очередь имелся в виду расцвет общества "Память").
Прошло двадцать пять лет. Цензура осталась. Несвобода осталась. Страхи остались. Даже СССР то там выползет, то здесь, то в Крыму, то в Донецке. А вот чтобы таких вещей так же стыдились, представить уже нельзя. Что делает время
В общем, смысл был в том, что эти люди опасаются отката, реакции, они боялись потерять то, что дала им горбачевская эпоха, проще сказать, они боялись опять потерять свободу. Они, в конечном счете, предлагали объединить усилия и создать Народный фронт в поддержку перестройки.
Письмо подписали Борис Васильев, Анатолий Приставкин, Алла Гербер, Андрей Плахов, Эльдар Рязанов, Михаил Жванецкий, Виталий Коротич, Илья Глазунов, Никита Богословский, Александр Ширвиндт, Михаил Державин, Аркадий Вайнер, Зиновий Гердт, Михаил Мишин, Татьяна Догилева, Семен Альтов, Аркадий Инин, Борис Берман, Георгий Юнгвальд-Хилькевич и другие заметные деятели культуры. Среди этих 25 подписей, разумеется, стояло имя Станислава Говорухина – президента фестиваля "Золотой Дюк". Сейчас я даже подумала: не он ли, в конечном счете, спустя много лет подарит тогдашнюю идею "Народного фронта" Владимиру Путину – вместе с собой в качестве лидера этого самого фронта?
После того как обращение было подписано самыми знаменитыми гостями, его в пресс-центре зачитали всем участникам фестиваля и даже устроили голосование. За были практически все, только две руки поднялось против. Одна рука, как ни смешно, принадлежала заведующей отделом культуры Одесского обкома партии. По всей видимости, это была бесхитростная женщина. Могла бы тихонечко поприсутствовать и доложить по инстанциям. Но она не постеснялась открыто продемонстрировать, до чего ей все это не нравится.
И вот теперь кто-то предлагал зачитать документ, которым все так гордились, уже с большой торжественной сцены. Однако Юлий Гусман как будто бы не услышал реплику из зала и вызвал на сцену для выступления Семена Альтова. Зал с недоумением загудел. От Гусмана ждали большей определенности. Тогда он сказал, что "все объяснят другие", и еще настойчивее заприглашал на сцену Альтова. Тот шутил очень смешно. После него также смешно шутили Мишин и Инин. Но зал смеялся вяло и все громче роптал: когда же будем читать обращение?!
Первым не выдержал этого натиска Борис Берман, руководитель пресс-центра фестиваля. Он, наконец, честно признался прямо со сцены: обращение читать запретили.
– Предлагаю присудить приз имени Нины Андреевой тому, кто это сделал, – поднялся с места писатель Анатолий Приставкин.
На этом тему закрыли. Явилось "опоздавшее" по сценарию жюри. Объявили победителей. На прием, устроенный после закрытия фестиваля, председатель жюри Эльдар Рязанов не пришел. Он потом объяснил, что это был его протест против запрета читать обращение.
Глубокой ночью, уже после приема, началась пресс-конференция членов жюри фестиваля. Обсуждался все тот же запрет. Президент фестиваля Говорухин убеждал разгоряченную публику, что не так принципиально было зачитать обращение в Одесском оперном, как сохранить сам фестиваль. Что это вроде как было условие. Он призывал быть "глубже и мудрее", но никто не хотел. Зал принялся проводить коллективное расследование. Людей мучал вопрос: кто? Не разрешили огласить – это все поняли. Но хотя бы разрешили сказать, кто именно не разрешил огласить?
– Никто не запретил, а просьбы были. Просьбы обкома партии, – отвечал Говорухин.
В зале бушевали эмоции – стыд, отчаяние, негодование. Горбачевская гласность, особенно того периода, когда все это происходило (1988), – это же была очень большая эйфория свободы. И вдруг этих людей совершенно для них неожиданно здесь, в Одессе, окунули в родную "застойную" яму, из которой, как им казалось, они уже выбрались.
– Я хотел выйти и сказать, но я не вышел и не сказал, – говорил Михаил Жванецкий. – Нам показали волосатый кулак, и мы все, все не смогли выйти на сцену прочитать текст обращения.
– Я раб сталинизма и брежневизма. В этом трагедия нашего поколения. Мы написали абсолютно советское, абсолютно горбачевское воззвание, а нам не дали его прочитать. Там нет ничего, о чем не писалось бы, не говорилось бы в прессе и по телевидению. На закрытии было две фальшивых ноты. Неоглашение обращения и фальшивый сценарий, где мы все разыгрывали никому не нужную роль, – казнил себя Эльдар Рязанов.
– Наше обращение было детищем фестиваля. Но волосатый кулак нависал над ним сразу. Сначала текст запретили читать на радио. В Оперном театре его должен был прочесть я, но когда мы прошли в комнату за сценой, Слава Говорухин сказал, что обращение зачитано не будет. Взять и зачитать после этой просьбы показалось мне нарушением этики в отношении к устроителям фестиваля, – объяснялся с публикой Анатолий Приставкин.
При этом никто не хотел соглашаться с тем, что непрочтенное обращение – необходимая (и не слишком высокая) плата за дальнейшее процветание фестиваля "Золотой Дюк". "Нужен ли нам фестиваль, оплаченный совестью?!" – таков был рефрен дискуссии.
…Говорухин обещал приложить все силы для того, чтобы это обращение появилось в центральной прессе. В ответ член жюри фестиваля, руководитель международной ассоциации кинокритиков Клаус Эдер пообещал, что еще раньше документ напечатают в Мюнхене. Зал горько рассмеялся. Ну да. Может, он еще переснимет его на пленки и приклеит к себе скотчем. Повторю еще раз: люди думали, что они больше не живут в СССР, а им показали, что они живут именно там.
Прошло двадцать пять лет. Цензура осталась. Несвобода осталась. Страхи остались. Да много чего. Даже СССР то там выползет, то здесь, то в Крыму, то в Донецке. А вот такого, чтобы таких вещей так же стыдились, представить уже нельзя. Что делает время.
Елена Рыковцева, обозреватель Радио Свобода, ведущая программы "Лицом к событию"
Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции
