Те, кто родился в Советском Союзе и учился в советской школе, помнят, что в учебниках истории было написано в отношении практически всех территорий СССР – они «добровольно присоединились к России». Так утверждалось и в отношении народов современной России, и по поводу необъяснимо братского отношения населения бывших советских республик. Советская история убеждала, что все народы – и казахи, и армяне, и туркмены – мечтали жить в счастливой Российской империи. Утверждение о «добровольности» не было обозначено временными рамками.
Утверждение «добровольное присоединение» в учебниках истории считалось единственным хорошим фактом во времена «нечеловеческого царского режима», который, как писалось в тех же учебниках, порабощал стонавшие от самодержавия народы. Манипуляция историческими событиями в изложении советских историков происходила вплоть до наступления большевистской революции и образования советской власти. К примеру, всколыхнувшее Центральную Азию восстание 1916 года в учебниках преподносилось как борьба против царизма, а не как освободительное движение от российского империализма. Само собой, не сообщалось, что при подавлении восстания погибло несколько сот тысяч кыргызов, таджиков и узбеков. Сообщать, а тем более обсуждать было невыгодно, поскольку подавляли восстание русские солдаты.
Советские школьники обязаны были беспрекословно верить учебникам, а чтобы они не испытывали сомнений, на улицах и площадях развешивалось огромное количество транспарантов, провозглашавших счастье сожительства. Под огромными плакатами с надписью «В единой семье народов» изображались сами народы в национальных костюмах и с очаровательными улыбками, подтверждающими бесконечную радость жить вместе.
Но была и другая, скрытая часть советского «интернационализма» – многочисленные анекдоты про чукчей, евреев, грузин, армян и всех остальных. Анекдоты распространялись и рассказывались в зависимости от того, в каких республиках или российских регионах жили одни народы, чтобы высмеивать другие. И чем больше ощущался развал СССР, тем злее становились анекдоты. Поговаривали, что к распространению таких анекдотов был причастен КГБ. Причина совсем простая – насильно собранные в одну территорию народы, как могли, сопротивлялись «советской культуре», при которой единственным языком был русский, а культуры предков малых народов уничтожались. Унижение в анекдотах должно было отвлекать от настоящих проблем и желания выяснять, по какой причине и кто виноват в том, что чуваши есть, а чувашского языка практически нет, есть шорцы, но язык они забыли.
Настоящая история тщательно скрывалась. Попасть в советские архивы было практически невозможно ни раньше, ни тем более сейчас. В советское время архивы охранялись как военные склады – туда проникнуть без допуска-разрешения с визами КГБ и коммунистических властей было так же трудно, как в Центр космической связи. В библиотеках старые книги хранились в спецхранах, куда тоже нужен был допуск. Настоящая история, рассказывающая о кремлевской клептомании, была под запретом.
На рубеже 90-х годов я оказался в архиве ЦК Компартии Таджикистана. Время для коммунистов было смутное – они не могли понять, что такое перестройка и гласность, и приоткрыли на короткое время святая святых империи. Передо мной открылась бездна секретов. Например, приказ Рабоче-Крестьянской Красной армии (РККА) от 1922 года о «правильном расстреле басмачей», когда каратель не должен быть одной национальности с казненным. Или приказ РККА о строительстве двух концлагерей в Душанбе и Ура-Тюбе для родственников «басмачей».
Советская Россия в те годы повторяла подвиг о «добровольном присоединении», одновременно изгоняя из Центральной Азии миллионы людей, чьих потомков я встречал в середине 90-х годов в Афганистане. Масштаб борьбы с народно-освободительным движением, в советской историографии названном «борьбой с басмачеством», был тайной за семью печатями, как и последствия той войны, длившейся до середины 30-х годов во многих регионах Центральной Азии. Советская власть одновременно с «добровольным присоединением» решала сразу несколько задач: изгнав неугодных, отряды комиссаров зачищали население от прошлого – во всей Центральной Азии
пылали костры из старых книг и рукописей. Большевики боролись с религией, не подозревая, что в кострах пылали книги поэтов и ученых. В 1929 году населению Центральной Азии «добровольно» всучили новую графику – латиницу, через десять лет – кириллицу. Чтобы все забыли – и Священный Коран, и Хафиза, и Фирдоуси, и Абу Али ибн Сино (Авиценну).
Впрочем, для Центральной Азии «добровольное присоединение» началось раньше. В середине 80-х годов я начал собирать материал для книги о русском художнике Василии Верещагине. В советской библиографии Верещагин всегда был представлен как величайший гуманист и в качестве подтверждения распространялась репродукция его картины «Апофеоз войны» – гора черепов, как страшный символ завоевательных войн. Меня Верещагин интересовал как историк и этнограф, тщательно изучавший быт и культуру народов Центральной Азии. В 1867-73 годах он работал над среднеазиатским циклом. В те годы Российская империя «добровольно присоединяла» центральноазиатские города и Верещагин оказался не только свидетелем военных действий, а непосредственным участником. В письме критику Владимиру Стасову в 1868 году он написал: «Я сам стрелял людей буквально, как куропаток». Мне «великий гуманист» стал не интересен, но сам факт участия Верещагина в войне подтолкнул к поиску других случаев «добровольного присоединения». Публицисты и историки Российской империи, в отличии от советских, не скрывали цели и сути завоеваний.
У советской власти была одна моральная проблема – под лозунгами всемирного счастья под названием коммунизм она тоже захватывала. Начиная с 1918 года, Красная армия оккупировала практически всю территорию, ранее называвшуюся Российской империей. Поэтому, чтобы не называть свои действия оккупацией, старалась помалкивать о том, что делали предшественники, повторяя буквально все шаг за шагом. А поскольку советская власть победила царизм, то всю вину за порабощение свалила на российских императоров, князей, «графьев» и помещиков. Делалось это с одной целью – чтобы люди не могли сравнивать царское самодержавие с его имперской политикой и советскую власть с той же имперской политикой.
Как же происходило «добровольное присоединение»? Генерал-лейтенант Михаил Терентьев в своей книге «Хивинские походы русской армии» писал: «Покончив с туркменами и будучи обеспечена со стороны Бухары, подвергшейся разгрому от русских и потерявшей Самарканд, Хива возомнила о себе, что только она в состоянии еще бороться с Россией». В 1885 году русская армия «присоединяла» Афганистан и туркменские племена, о чем писал Михаил Горный в своей книге «Поход на афганцев и бой на Кушке»: «Мост был покрыт трупами беглецов. Солдатики наши старались даже на них и не глядеть. Молча, с серьезными лицами, сохраняя равнение, шли они, обхватив почерневшими от пороха руками свои берданы, в своих серых шинельках. «Раз, два, три, четыре... раз, два, три, четыре!..» – считало большинство из них, перешагивая через трупы афганцев, пеших и конных, потоптанных, истерзанных конскими копытами, снарядами артиллерии и сапогами пехотинцев». Туркмены «добровольно присоединились» в конце 19 века, а спустя 35 лет история повторилась.
Еще трагичнее была судьба народов Кавказа, особенно чеченцев, которых истребляли с 1721 года. Библиография военного присоединения кавказских народов 19 века изобилует названиями книг, без сомнения подтверждающих «добровольность» – «60 лет Кавказской войны» генерал-майора Ростислава Фадеева, «Кавказская война» генерал-лейтенанта Василия Потто, «Описание Чеченского похода 1826 г.» Петра Сахно-Устимовича, многочисленные отчеты военного ведомства. В результате русско-персидской войны 1826-28 годов были отвоеваны Эреваньское и Нахичеванское ханства, ставшие впоследствии Арменией и Азербайджаном. С Грузией в 1783 году был подписан политический договор, известный как Георгиевский трактат, а спустя 18 лет он был нарушен, и российские войска занялись «добровольным» присоединением еще одной территории.
Весь 19 век грузины никак не могли свыкнуться с новым статусом, более тридцати раз поднимая восстания против оккупантов, которые жестоко подавлялись. В 1918 году была провозглашена независимость и Грузии, и Армении, и Азербайджана. Спустя два года Советская Россия решила опять «добровольно» присоединить их, послав на Кавказ Красную армию. Грузия сопротивлялась дольше, но и ее в феврале 1921 года постигла участь «добровольческой» советской территории.
Перечень можно продолжить и он будет длинный. Захватывали и присоединяли всех, кого только возможно. Внутри современной России такие присоединения начались давно. В 1552 году Иван Грозный принудил к «добровольному» сожительству Казань. Мало кто знает, что с 1641 года 150 лет длилась русско-чукотская война, приведшая к большим жертвам. Но в конце концов и чукчи вынуждены были «добровольно» признать власть России, которая потом отплатила им многочисленными анекдотами.
За несколько веков в России сформировалось удивительное отношение к понятию «оккупация». С одной стороны, понятно, что захват и присваивание
чужой территории – преступление, но с другой, российской стороны, важно как можно скорее заменить слова «воровство» или «оккупация» каким-нибудь другим приятным определением, например, «добровольное присоединение». То есть, вас обворовали, но вы, как будто, не были против. Примерно так, как это произошло в Крыму и происходит в восточных областях Украины.
Вольная интерпретация событий – еще одно российское свойство. В России, когда говорят о Крыме, то заглядывают в ту часть истории, которая удобна. Вглубь заглядывать неприятно. Потому что в глубине, до неудачной Крымской войны, все неудобно для России – многочисленные войны и захваты, вольное определение статуса Крыма. Российская обывательская философия низменна, ей не интересна история полуострова последних 2-3 тысяч лет, как неинтересна судьба народов, живших там последние несколько веков. Оккупация не подразумевает чувственных отклонений и любознательности – захватил, покорил, назвал это «добровольным».
Российская клептомания имеет огромное количество эпитетов, придуманных пропагандистами. «Добровольное» – не самое неудобное слово, есть и наглее – «навеки». Однако, если внимательно изучить историю Российского государства, то можно узнать и о том, что часто «добровольно присоединившиеся» территории отделялись и уходили навсегда. Как Польша, как Финляндия, как все восточно-европейские, когда-то социалистические, страны. В Кремле полагали, что они тоже – навеки, но оказались неправы. Россия перестанет страдать клептоманией тогда, когда ей наконец скажут «Нет». И, кажется, это время уже наступило.
Олег Панфилов, профессор Государственного университета Илии, Грузия
Мнения, высказанные в рубрике «Мнение», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции
Утверждение «добровольное присоединение» в учебниках истории считалось единственным хорошим фактом во времена «нечеловеческого царского режима», который, как писалось в тех же учебниках, порабощал стонавшие от самодержавия народы. Манипуляция историческими событиями в изложении советских историков происходила вплоть до наступления большевистской революции и образования советской власти. К примеру, всколыхнувшее Центральную Азию восстание 1916 года в учебниках преподносилось как борьба против царизма, а не как освободительное движение от российского империализма. Само собой, не сообщалось, что при подавлении восстания погибло несколько сот тысяч кыргызов, таджиков и узбеков. Сообщать, а тем более обсуждать было невыгодно, поскольку подавляли восстание русские солдаты.
Советские школьники обязаны были беспрекословно верить учебникам, а чтобы они не испытывали сомнений, на улицах и площадях развешивалось огромное количество транспарантов, провозглашавших счастье сожительства. Под огромными плакатами с надписью «В единой семье народов» изображались сами народы в национальных костюмах и с очаровательными улыбками, подтверждающими бесконечную радость жить вместе.
Но была и другая, скрытая часть советского «интернационализма» – многочисленные анекдоты про чукчей, евреев, грузин, армян и всех остальных. Анекдоты распространялись и рассказывались в зависимости от того, в каких республиках или российских регионах жили одни народы, чтобы высмеивать другие. И чем больше ощущался развал СССР, тем злее становились анекдоты. Поговаривали, что к распространению таких анекдотов был причастен КГБ. Причина совсем простая – насильно собранные в одну территорию народы, как могли, сопротивлялись «советской культуре», при которой единственным языком был русский, а культуры предков малых народов уничтожались. Унижение в анекдотах должно было отвлекать от настоящих проблем и желания выяснять, по какой причине и кто виноват в том, что чуваши есть, а чувашского языка практически нет, есть шорцы, но язык они забыли.
Настоящая история тщательно скрывалась. Попасть в советские архивы было практически невозможно ни раньше, ни тем более сейчас. В советское время архивы охранялись как военные склады – туда проникнуть без допуска-разрешения с визами КГБ и коммунистических властей было так же трудно, как в Центр космической связи. В библиотеках старые книги хранились в спецхранах, куда тоже нужен был допуск. Настоящая история, рассказывающая о кремлевской клептомании, была под запретом.
На рубеже 90-х годов я оказался в архиве ЦК Компартии Таджикистана. Время для коммунистов было смутное – они не могли понять, что такое перестройка и гласность, и приоткрыли на короткое время святая святых империи. Передо мной открылась бездна секретов. Например, приказ Рабоче-Крестьянской Красной армии (РККА) от 1922 года о «правильном расстреле басмачей», когда каратель не должен быть одной национальности с казненным. Или приказ РККА о строительстве двух концлагерей в Душанбе и Ура-Тюбе для родственников «басмачей».
Советская Россия в те годы повторяла подвиг о «добровольном присоединении», одновременно изгоняя из Центральной Азии миллионы людей, чьих потомков я встречал в середине 90-х годов в Афганистане. Масштаб борьбы с народно-освободительным движением, в советской историографии названном «борьбой с басмачеством», был тайной за семью печатями, как и последствия той войны, длившейся до середины 30-х годов во многих регионах Центральной Азии. Советская власть одновременно с «добровольным присоединением» решала сразу несколько задач: изгнав неугодных, отряды комиссаров зачищали население от прошлого – во всей Центральной Азии
Советская власть одновременно с «добровольным присоединением» решала сразу несколько задач: изгнав неугодных, отряды комиссаров зачищали население от прошлого
Впрочем, для Центральной Азии «добровольное присоединение» началось раньше. В середине 80-х годов я начал собирать материал для книги о русском художнике Василии Верещагине. В советской библиографии Верещагин всегда был представлен как величайший гуманист и в качестве подтверждения распространялась репродукция его картины «Апофеоз войны» – гора черепов, как страшный символ завоевательных войн. Меня Верещагин интересовал как историк и этнограф, тщательно изучавший быт и культуру народов Центральной Азии. В 1867-73 годах он работал над среднеазиатским циклом. В те годы Российская империя «добровольно присоединяла» центральноазиатские города и Верещагин оказался не только свидетелем военных действий, а непосредственным участником. В письме критику Владимиру Стасову в 1868 году он написал: «Я сам стрелял людей буквально, как куропаток». Мне «великий гуманист» стал не интересен, но сам факт участия Верещагина в войне подтолкнул к поиску других случаев «добровольного присоединения». Публицисты и историки Российской империи, в отличии от советских, не скрывали цели и сути завоеваний.
У советской власти была одна моральная проблема – под лозунгами всемирного счастья под названием коммунизм она тоже захватывала. Начиная с 1918 года, Красная армия оккупировала практически всю территорию, ранее называвшуюся Российской империей. Поэтому, чтобы не называть свои действия оккупацией, старалась помалкивать о том, что делали предшественники, повторяя буквально все шаг за шагом. А поскольку советская власть победила царизм, то всю вину за порабощение свалила на российских императоров, князей, «графьев» и помещиков. Делалось это с одной целью – чтобы люди не могли сравнивать царское самодержавие с его имперской политикой и советскую власть с той же имперской политикой.
Как же происходило «добровольное присоединение»? Генерал-лейтенант Михаил Терентьев в своей книге «Хивинские походы русской армии» писал: «Покончив с туркменами и будучи обеспечена со стороны Бухары, подвергшейся разгрому от русских и потерявшей Самарканд, Хива возомнила о себе, что только она в состоянии еще бороться с Россией». В 1885 году русская армия «присоединяла» Афганистан и туркменские племена, о чем писал Михаил Горный в своей книге «Поход на афганцев и бой на Кушке»: «Мост был покрыт трупами беглецов. Солдатики наши старались даже на них и не глядеть. Молча, с серьезными лицами, сохраняя равнение, шли они, обхватив почерневшими от пороха руками свои берданы, в своих серых шинельках. «Раз, два, три, четыре... раз, два, три, четыре!..» – считало большинство из них, перешагивая через трупы афганцев, пеших и конных, потоптанных, истерзанных конскими копытами, снарядами артиллерии и сапогами пехотинцев». Туркмены «добровольно присоединились» в конце 19 века, а спустя 35 лет история повторилась.
Еще трагичнее была судьба народов Кавказа, особенно чеченцев, которых истребляли с 1721 года. Библиография военного присоединения кавказских народов 19 века изобилует названиями книг, без сомнения подтверждающих «добровольность» – «60 лет Кавказской войны» генерал-майора Ростислава Фадеева, «Кавказская война» генерал-лейтенанта Василия Потто, «Описание Чеченского похода 1826 г.» Петра Сахно-Устимовича, многочисленные отчеты военного ведомства. В результате русско-персидской войны 1826-28 годов были отвоеваны Эреваньское и Нахичеванское ханства, ставшие впоследствии Арменией и Азербайджаном. С Грузией в 1783 году был подписан политический договор, известный как Георгиевский трактат, а спустя 18 лет он был нарушен, и российские войска занялись «добровольным» присоединением еще одной территории.
Весь 19 век грузины никак не могли свыкнуться с новым статусом, более тридцати раз поднимая восстания против оккупантов, которые жестоко подавлялись. В 1918 году была провозглашена независимость и Грузии, и Армении, и Азербайджана. Спустя два года Советская Россия решила опять «добровольно» присоединить их, послав на Кавказ Красную армию. Грузия сопротивлялась дольше, но и ее в феврале 1921 года постигла участь «добровольческой» советской территории.
Перечень можно продолжить и он будет длинный. Захватывали и присоединяли всех, кого только возможно. Внутри современной России такие присоединения начались давно. В 1552 году Иван Грозный принудил к «добровольному» сожительству Казань. Мало кто знает, что с 1641 года 150 лет длилась русско-чукотская война, приведшая к большим жертвам. Но в конце концов и чукчи вынуждены были «добровольно» признать власть России, которая потом отплатила им многочисленными анекдотами.
За несколько веков в России сформировалось удивительное отношение к понятию «оккупация». С одной стороны, понятно, что захват и присваивание
В России, когда говорят о Крыме, то заглядывают в ту часть истории, которая удобна. Вглубь заглядывать неприятно
Вольная интерпретация событий – еще одно российское свойство. В России, когда говорят о Крыме, то заглядывают в ту часть истории, которая удобна. Вглубь заглядывать неприятно. Потому что в глубине, до неудачной Крымской войны, все неудобно для России – многочисленные войны и захваты, вольное определение статуса Крыма. Российская обывательская философия низменна, ей не интересна история полуострова последних 2-3 тысяч лет, как неинтересна судьба народов, живших там последние несколько веков. Оккупация не подразумевает чувственных отклонений и любознательности – захватил, покорил, назвал это «добровольным».
Российская клептомания имеет огромное количество эпитетов, придуманных пропагандистами. «Добровольное» – не самое неудобное слово, есть и наглее – «навеки». Однако, если внимательно изучить историю Российского государства, то можно узнать и о том, что часто «добровольно присоединившиеся» территории отделялись и уходили навсегда. Как Польша, как Финляндия, как все восточно-европейские, когда-то социалистические, страны. В Кремле полагали, что они тоже – навеки, но оказались неправы. Россия перестанет страдать клептоманией тогда, когда ей наконец скажут «Нет». И, кажется, это время уже наступило.
Олег Панфилов, профессор Государственного университета Илии, Грузия
Мнения, высказанные в рубрике «Мнение», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции
